25 июля исполняется 35 лет со дня смерти Владимира Высоцкого. Прожил он всего ничего – 42 года, чуть больше, чем Пушкин. Как его хоронили и кем он был для своего поколения, вспоминает Владимир Гендлин.
Июль 1980 года. Московская Олимпиада. Она шла по советскому телевизору. В странах Запада ее не показывали, потому что был международный бойкот СССР в связи с вводом ограниченного контингента советских войск в Афганистан. Москва была пуста. То есть представьте себе огромный город, из которого выслали всех лимитчиков, бомжей, куда не пускали приезжих и туристов (за исключением иностранцев, приехавших на Олимпиаду). Всех детей сослали в пионерлагеря.
Главные магистрали столицы – Ленинский, Ленинградку, улицу Горького, нынче – Тверскую, можно было пересечь пешком в любой момент. Машины были редким сюрпризом. На кораблике, путешествовавшем по Москве-реке, я плыл один, а на верхней палубе крутили прикольные песенки неизвестной мне, вчерашнему школьнику из провинции, группы со словами: «Вот, новый поворот, и мотор ревет, что он нам несет…»
Приехал я в Москву поступать на журфак МГУ. Зашел в приемную комиссию, и незнакомая мне женщина уставилась на меня и говорит: «Высоцкий умер». Было ощущение, что и у абитуры, и у приемной комиссии на какое-то время пропал интерес к поступательной кампании. А у меня было чувство, что закончилась эпоха.
Сразу появились версии: Высоцкий умер оттого, что расшился. Что якобы ему в плечо зашили некую «торпеду», а он ее расшил. И от этого умер. А еще появилось в обиходе слово «Эспераль». Это такая спираль, которую ввинчивают в человека, чтобы он перестал пить. А когда он ее вывинчивает, то умирает. На самом деле «Эспераль» было названием лекарства, которое привозила из Франции Марина Влади, третья и последняя жена Высоцкого, чтобы лечить его от алкоголизма (и с этим же лекарством он сам носился по Москве за своими друзьями Василием Ливановым и Олегом Далем, страдавшими от того же недуга).
В день похорон Владимира Высоцкого и выяснилось, что Москва вовсе не опустела. Позднее режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов вспоминал, что власти попытались закопать актера по-тихому, дабы избежать лишних брожений и волнений. Не вышло: провожать Высоцкого вышла вся Москва. Когда милиция попыталась снять его портрет, выставленный в окне театра, а поливальные машины стали сметать охапки цветов, толпа кричала: «Фашисты! Фашисты!»
Сейчас трудно представить, кем был Высоцкий для его поколения. Наверно, это был символ. Чего? А черт его знает. Всего. Масштаб его личности был таким, что на его имени любой зануда мог резко повысить интерес к своей персоне, всего лишь обронив в компании фразу: «А мне Высоцкий не так уж и нравится», – и прослыть экстравагантным оригиналом.
Свою первую песню «Татуировка» он написал в 1961 году, за два года до моего рождения. Поэтому можно сказать, что всё мое детство и юность прошли под аккомпанемент его звенящей гитары и хриплого голоса. Я тренировался наматывать бобины и вставлять их в катушечный магнитофон на пленках с его песнями, которые слушали родители и их гости. Маленьким еще не понимал, над чем так смеялись взрослые и почему так внимательно вслушивались в шуршание затертых пленок: там порой даже слов было не разобрать.
У меня впечатление о Высоцком было как о певце едва ли не запрещенном. Ну, то есть что за прослушивание его песен могут чуть ли не посадить. Или расстрелять. Еще до школы я слышал про Сталина, его «перегибы» и репрессии, про «врагов народа», а также про то, что в нашей стране некоторые вещи надо делать и говорить втихаря. И подозревал, что Высоцкий не совсем «наш» человек, хотя и хороший. И еще я был уверен, что Высоцкий очень высокий.
Строки из каждой его новой песни мгновенно разлетались на цитаты и стали своего рода поколенческим маркером. Не уверен, что у нынешней молодежи на слуху фразы вроде «вы не глядите, что он всё кивает, он всё соображает, всё понимает», «…помню только, что стены с обоями», «нет, ребяты-демократы, только чай». Но в те времена они были частью культурного контекста страны, мгновенно вызывали смех или улыбку как удачные шутки на все случаи жизни. Но, между прочим, всего пять лет назад, когда ВЦИОМ провел опрос на тему главных русских кумиров, Высоцкий оказался на втором месте после Юрия Гагарина, опередив Л.Н. Толстого, А.С. Пушкина, А.И. Солженицына.
Как любая звезда, Высоцкий стал объектом слухов и пересудов – от безобидных до зловещих. В большинстве этих слухов была лишь часть правды, но в них Высоцкий неизменно представал как пришелец из какого-то другого мира, которому непостижимым образом удавалось сосуществовать с окружающей советской действительностью, и ему всё сходило с рук. Самым экзотическим, конечно, было наличие жены-француженки. Ходили также слухи про роскошный «мерседес», едва ли не первый в стране (на самом деле, первой иномаркой Высоцкого стал Renault, подаренный Мариной Влади, затем два BMW, один из которых оказался в базе данных Интерпола как угнанный, и только потом уже пошли «мерседесы»). Другие слухи касались его частных концертов, за которые он якобы получал баснословные деньги. Записи с этих концертов (часто домашних) опять же разлетались по стране, обычно в скверном любительском качестве. Ну и, конечно, пересуды о его алкоголизме и чуть ли не наркомании (его действительно лечили от алкоголизма с помощью наркотических средств и, весьма вероятно, наркотики либо их отсутствие могли стать причиной сердечной недостаточности и смерти – ведь в СССР, а особенно в дни Олимпиады, найти наркотики было непростой задачей).
Было непонятно, как в стране Советов такой персонаж вообще мог разгуливать на свободе, а тем более ездить к жене во Францию и гастролировать по Европе и США. Потом уже появились конспирологические версии, что Высоцкий был якобы завербован органами госбезопасности и потому-то ему разрешалось всё то, что было недозволено остальным гражданам. Эти слухи тоже выглядят как спекуляции на имени народного кумира, но факт, что для Высоцкого и правда действовало освобождение от таможенных пошлин, что и позволяло ему кататься на иномарках по Москве. Вероятнее другое: обаяние, харизма Владимира Высоцкого действовали не только на простых граждан страны, ведь в Политбюро тоже заседали живые люди.
Можно долго гадать, почему театральный и киноактер, писавший в свободное время стихи и кричавший их с таким диким надрывом под гитару, стал кумиром и символом нескольких поколений. Он не написал «Евгения Онегина», не снял «Броненосец Потемкин» или там «Иронию судьбы». В его активе 200 стихотворений и около 600 песен, 15 спектаклей в Театре на Таганке, несколько радиоспектаклей и порядка 30 кинофильмов (самые известные – «Вертикаль», «Интервенция», «Место встречи изменить нельзя»). При всем потрясающем актерском таланте Высоцкий остался в памяти кинозрителей в первую очередь как капитан Жеглов – циничный, прожженный и одновременно принципиальный борец.
Между тем, именем Высоцкого названы улицы, горные пики и перевалы, несколько стран выпустили в разное время монеты и купюры с его изображением. Но это всё ничто по сравнению с тем местом, которое он занял в памяти народа. Чем он оказался таким близким и родным для советских и постсоветских людей?
Причина в том, что Высоцкий в своем творчестве касался каких-то важных для каждого советского человека болевых точек, отражал глубинные комплексы и фобии. Общество, построенное на коммунистической идеологии, жило в иллюзорном мире. Были официальная мораль и правила поведения, но в реальной жизни правила были иными. Жизнь обычного гражданина походила на треснутое зеркало: в одной части твое отражение прекрасно, в другой – ужасно.
Попробуем издалека. В детстве я черпал информацию о мире из детских книжек, фильмов, радиоспектаклей. Там царили душераздирающие сюжеты и шекспировские страсти. Допустим, октябренок Миша наврал октябренку Коле, а потом ему стало стыдно, но он не знал, как признаться во вранье. Его выводит на чистую воду пионервожатая Люся, и история заканчивается публичным раскаянием Миши и всеобщим примирением. Мне очень хотелось стать октябренком и иметь таких друзей. А потому я не мог дождаться, когда же меня примут в пионеры. Смущало лишь то, что в реальной жизни все эти «пионерки Люси» оказывались редкостными стервами, а повзрослевшие Миша и Коля яростным шепотом звали из кустов: «Пацан, гони сюда, дай 10 копеек. Как нету? А если найду?»
Точно так же промывали мозги и взрослым. В кино показывали одно, а жизнь учила другому. В этом смысле Высоцкий не был никаким пришельцем, он был абсолютно советским человеком, как и все мы. Но его взгляд на мир отличался редкостным здравомыслием. Он говорил, вернее, кричал под гитару то, что думали, но боялись сказать остальные сограждане. Добавляя в эти мысли изрядный юмор и глубину.
За эту смелость его и любили. Он избавлял людей от иллюзий и показывал жизнь такой, какая она есть. В стране, где почти всё было запрещено, он плевал на запреты. Он издевался над тем, о чем боялись говорить на кухнях. Жесткий, прямой, волевой, патологически честный и мужественный человек. Ну, а то, что «закладывал» – какой же русский не любит быстрой езды (говорят, Высоцкий из любви к скорости разбил чуть ли не все свои автомобили). Словом, в доску свой, настоящий русский мужик. В то время не было Википедии и неоткуда было узнать о его еврейском происхождении, и эта тема вообще не поднималась.
И еще одна важная вещь, которая роднила его с людьми из самых разных социальных слоев. Он прожил за нас все наши жизни. Вообще, эта черта характерна для актеров и, возможно, журналистов – желание прожить множество жизней. Посмотрим, с кем он дружил: актер и писатель Василий Шукшин, актеры Олег Даль, Валерий Золотухин, Василий Ливанов, золотодобытчик Вадим Туманов, художник Михаил Шемякин. А о ком его стихи? Да о каждом из нас. В блатных песнях он гопник, уголовник, алкоголик и дебошир (наш товарищ), в романтических – альпинист, в юмористических – работяга, неудачливый боксер, обитатель психушки – Канатчиковой дачи, в лирических – страдающий и мятущийся герой. Он высказался за всех нас и сделал это очень точно, на понятном и остроумном языке.
Только вот свою жизнь прожил слишком быстро. Так какой русский не любит быстрой езды? А сейчас, спустя 35 лет после его смерти, мы вспоминаем, как он прожил наши жизни и рассказал нам про нас всё, что мы боялись спросить.
Владимир Гендлин, ИД «Коммерсантъ»
63 элементов 1,422 сек.