31 марта 1882 года родился Корней Чуковский. Критик, переводчик, автор «Мойдодыра», «Тараканища» и других детских сказок.
Несмотря на отрицательное отношение советской власти к религии, в 1960-е Чуковский задумал написать Библию для детей. В этой работе ему помогали многие писатели и литераторы, а сам Чуковский выступил скорее редактором. Так, власть запретила использовать в книге слова «Бог» и «евреи», поэтому в книге Бог — это «Волшебник Яхве». В 1968 году книга «Вавилонская башня и другие древние легенды» была издана, но уничтожена властями и запрещена вплоть до 1990 года. Так ситуацию описывал один из авторов «Вавилонской башни» Валентин Берестов: «Был самый разгар великой культурной революции в Китае. Хунвейбины, заметив публикацию, громогласно потребовали размозжить голову старому ревизионисту Чуковскому, засоряющему сознание советских детей религиозными бреднями. Запад откликнулся заголовком „Новое открытие хунвейбинов“, а наши инстанции отреагировали привычным образом»
«У меня никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед»
Корней Чуковский (наст. имя — Николай Васильевич Корнейчуков) родился 31 марта 1882 года в Санкт-Петербурге. Его мать служила горничной в семье Левенсонов. Сын семейства студент Эммануил Левенсон был отцом Чуковского и его старшей сестры Марии. После того как он решил жениться на женщине своего положения, мать Чуковского забрала детей и переехала в Одессу. Там Чуковский поступил в гимназию, из которой был отчислен, по его словам, из-за происхождения. Вскоре один из гимназических друзей помог ему устроиться в газету «Одесские новости». Свой псевдоним Чуковский взял сразу же, как начал писать, а после революции сочетание «Корней Иванович Чуковский» стало его настоящим именем, отчеством и фамилией. В 1903 году его, как единственного корреспондента, знающего английский язык, который он выучил самостоятельно, отправили в Лондон. К тому времени Чуковский был женат на Марии Гольдфельд, с которой и отправился за границу. В Лондоне он познакомился с английской литературой, работал в Британском музее. Однако вскоре гонорары из России перестали поступать, и Чуковский был вынужден отправить беременную жену в Одессу. Вернувшись обратно во время революции 1905 года, в Петербурге Чуковский стал одним из авторов сатирического журнала «Сигнал» и вскоре был арестован за «оскорбление величества», проведя под арестом девять дней
В 1906 году Корней Чуковский переехал в Куоккалу — небольшую деревню в Финляндии (сегодня дер. Репино, Курортный район Санкт-Петербурга). Там он познакомился и начал дружить с Короленко, позже c Маяковским и Репиным, придумавшим название для альманаха «Чукоккала» (сочетание слов «Чуковский» и «Куоккала»), который писатель вел до конца своей жизни. В 1907 году известность Чуковского в литературной среде увеличилась после того, как он издал переводы Уолта Уитмена. Он стал критиком, ругавшим бульварную литературу и защищавшим футуристов. Спустя десять лет Чуковский отправился в Англию, а после революции издал «Книгу об Александре Блоке» («Александр Блок как человек и поэт», на фото Александр Блок — слева) и «Ахматова и Маяковский». Однако они не были приняты, и Чуковский перестал заниматься критикой, но не бросил многолетний труд о своем любимом поэте Некрасове — именно благодаря Чуковскому в СССР вышло первое собрание его сочинений
Из резолюции родителей Кремлевского детского сада: «Наоборот, у Чуковского и его соратников мы знаем книги, развивающие суеверие и страхи ("Бармалей", "Мойдодыр", "Чудо-дерево"), восхваляющие мещанство и кулацкое накопление ("Муха-цокотуха", "Домок"), дающие неправильные представления о мире животных и насекомых ("Крокодил" и "Тараканище")»
Чуковский начал писать для детей, будучи знаменитым критиком. Его первая сказка «Крокодил» была написана в 1916 году, в 1923 году вышли «Мойдодыр» и «Тараканище». Кроме того, писателя интересовала психология детей, он любил наблюдать за ними, что и записал в книге «От двух до пяти» (1933). Однако 7 марта 1929 года собрание родителей Кремлевского детского сада приняло резолюцию «Мы призываем к борьбе с "Чуковщиной"». Этот документ дал название всему процессу «прибирания к рукам» детской литературы, который начался с путаной, но гневной статьи Надежды Константиновны Крупской (на тот момент заместителя наркома просвещения РСФСР), а продолжился запретом многих сказок Чуковского и других авторов, зубодробительной руганью в прессе и душераздирающим покаянным письмом писателя
«Чуковщину» ему поминали еще долго — во время войны, когда злобной критике подверглась сказка «Одолеем Бармалея», и после нее — когда, просто чтобы поддержать дух постановления об Ахматовой и Зощенко, остановили публикацию в журнале «Мурзилка» стихотворной повести «Бибигон» (в итоге эта повесть появилась в печати только 15 лет спустя)
На фото: Корней Чуковский с сыном Николаем
«Травля моих сказок достигла размеров чудовищных. Самое имя мое сделалось ругательным словом. Редактор одного журнала, возвращая авторам рукописи, пишет на них: это чуковщина. Враги чуковщины добились своего: Чуковский давно уже бросил писать для детей,— и за целые три года не писал ни строки»
Сам Чуковский считал кампанию против «чуковщины» началом самого трагичного периода своей жизни — примерно в это время смертельно заболела его дочка Мура (она умерла в 1931-м, ей было 11 лет), продолжались репрессии, в 1937 году разгромили редакцию детской литературы под руководством Маршака, где работала дочь Чуковского Лидия Корнеевна. Ей самой чудом удалось избежать ареста (хотя известно, что он предполагался), но в 1938-м был арестован и впоследствии расстрелян ее муж Матвей Бронштейн. Все эти обстоятельства, казалось бы, создавали для покаянного письма Чуковского полностью оправдывающий его контекст. Но сам писатель этого письма не простил себе никогда
«Плохие переводчики страдают своеобразным малокровием мозга, которое делает их текст худосочным. У таких переводчиков нищенски убогий словарь: каждое иностранное слово имеет для них одно-единственное значение. Лошадь у них всегда только лошадь. Почему не конь, не жеребец, не рысак, не вороной, не скакун?»
Начиная с 30-х Чуковский активно занимался теорией перевода, о чем написал несколько книг («Искусство перевода») и собственно переводами на русский язык книг Марка Твена, Оскара Уайльда, Киплинга и других. Тогда же начал работу над мемуарами, которые были изданы посмертно. Во время войны на фронте погиб младший сын Чуковского Борис, дочь Лида перенесла тяжелую операцию и чудом выжила, во многом благодаря помощи Самуила Маршака
Запись в дневнике Корнея Чуковского 24 ноября 1962 года: «Встретил Катаева. Он возмущен повестью "Один день" ("Один день из жизни Ивана Денисовича" А. Солженицына. — "Ъ"), которая напечатана в "Новом мире". К моему изумлению, он сказал: повесть фальшивая: в ней не показан протест. — Какой протест? — Протест крестьянина, сидящего в лагере. — Но ведь в этом же вся правда повести: палачи создали такие условия, что люди утратили малейшее понятие справедливости и под угрозой смерти не смеют и думать о том, что на свете есть совесть, честь, человечность. Человек соглашается считать себя шпионом, чтобы следователи не били его. В этом вся суть замечательной повести — а Катаев говорит: как он смел не протестовать хотя бы под одеялом. А много ли протестовал сам Катаев во время сталинского режима? Он слагал рабьи гимны, как и все»
Корней Чуковский, как и вся его семья, не любил советскую власть, да и было за что: ссылка 20-летней Лидии Чуковской за написанную в институте антисоветскую листовку, арест и расстрел ее мужа, хоть и с последующей реабилитацией, борьба с «чуковщиной»… Чуковский старался поддерживаться контакты с диссидентами (Солженицыным, Литвиновыми), в чем ему помогала дочь
Лидия Чуковская поддерживала отца и всячески ему помогала. Так, в 1966 году она выступила с открытым письмом лауреату Нобелевской премии Михаилу Шолохову, любимцу власти, в ответ на его выступление на съезде партии, в котором он потребовал смертной казни писателям Синявскому и Даниэлю. Она писала: «Литература Уголовному суду не подсудна. Идеям следует противопоставлять идеи, а не лагеря и тюрьмы. Ваша позорная речь не будет забыта историей. А литература сама отомстит за себя… Она приговорит Вас к высшей мере наказания, существующей для художника, — к творческому бесплодию». Кроме того, и отец, и дочь писали письма советскому руководству в защиту арестованного за «тунеядство» Иосифа Бродского
В феврале 1966 года Корней Чуковский, в сказке которого «Тараканище» некоторые исследователи были склонны видеть антисталинистский подтекст, оказался в числе подписавших так называемое «Письмо 25-ти» — открытое обращение деятелей советской науки и искусства на имя первого секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева о недопустимости «частичной или косвенной реабилитации И. С. Сталина». «Мы считаем, что любая попытка обелить Сталина таит в себе опасность серьезных расхождений внутри советского общества. На Сталине лежит ответственность не только за гибель бесчисленных невинных людей, за нашу неподготовленность к войне, за отход от ленинских норм в партийной и государственной жизни. Своими преступлениями и неправыми делами он так извратил идею коммунизма, что народ это никогда не простит», — в частности, говорилось в документе, который также подписали Петр Капица, Майя Плисецкая, Георгий Товстоногов, Леонид Арцимович и другие
Из дневника Корнея Чуковского. 30 июня 1968 года: «Мне хочется записать об одном моем малодушном поступке. Когда в тридцатых годах травили "Чуковщину" и запретили мои сказки — и сделали мое имя ругательным, и довели меня до крайней нужды и растерянности, тогда явился некий искуситель (кажется, его звали Ханин) — и стал уговаривать, чтобы я публично покаялся, написал, так сказать, отречение от своих прежних ошибок и заявил бы, что отныне я буду писать правоверные книги — причем дал мне заглавие для них "Веселой Колхозии". У меня в семье были больные, я был разорен, одинок, доведен до отчаяния и подписал составленную этим подлецом бумагу. В этой бумаге было сказано, что я порицаю свои прежние книги: "Крокодила", "Мойдодыра", "Федорино горе", "Доктора Айболита", сожалею, что принес ими столько вреда, и даю обязательство: отныне писать в духе соцреализма и создам "Веселую Колхозию". Через 2-3 месяца я понял, что совершил ужасную ошибку. Мои единомышленники отвернулись от меня. Выгоды от этого ренегатства я не получил никакой. И с той поры раз навсегда взял себе за правило: не поддаваться никаким увещаниям омерзительных Ханиных, темных и наглых бандитов, выполняющих волю своих атаманов»
В последние годы Корней Чуковский входил в высший советский литературный истеблишмент — вошел в правление Союза писателей, стал лауреатом Ленинской премии, был награжден орденом Ленина и тремя орденами Трудового Красного Знамени. Его произведения активно издавались и экранизировались. Одной из самых успешных киноверсий работ Корнея Чуковского стал фильм Ролана Быкова «Айболит-66» с Олегом Ефремовым в главной роли
С 1938 по 1969 год Корней Чуковский жил в ставшем знаменитым подмосковном поселке Переделкино. Его соседями здесь были Борис Пастернак, Илья Эренбург, Булат Окуджава, Арсений Тарковский и многие другие. Здесь же он устраивал для местных детей знаменитые литературные чтения. На даче Чуковского в 1996 году после многолетних имущественных тяжб открылся дом-музей писателя, ставший с тех пор одним из самых популярных музеев Подмосковья
Корней Чуковский умер 28 октября 1969 года от вирусного гепатита на своей даче в Переделкино. После его смерти дочь Лидия передала в правление московского отделения Союза писателей список тех, кого Чуковский просил не приглашать на похороны. В газетах о смерти знаменитого писателя не писали, поэтому на панихиду пришли очень мало людей — большинство узнали о смерти намного позже.
Из воспоминаний литературоведа Юлия Оксмана: «Людей мало, но, как на похоронах Эренбурга, Паустовского, милиции — тьма. <> …оцепили кресла в зале, не дают никому задержаться, присесть. Пришел тяжело больной Шостакович. В вестибюле ему не позволили снять пальто. В зале запретили садиться в кресло. Дошло до скандала. Заикающийся Михалков произносит выспренние слова, которые никак не вяжутся с его равнодушной, какой-то даже наплевательской интонацией. <> Все это произносится с глупой значительностью, с какой, вероятно, швейцары прошлого века во время разъезда гостей вызывали карету графа такого-то и князя такого-то. Да кого же мы хороним, наконец? Чиновного бонзу или жизнерадостного и насмешливого умницу Корнея? Отбарабанила свой «урок» Барто. Кассиль исполнил сложный словесный пируэт для того, чтобы слушатели поняли, насколько он лично был близок покойному. И только Пантелеев, прервав блокаду официозности, неумело и горестно сказал несколько слов о гражданском лике Чуковского. Родственники Корнея Ивановича просили выступить Кабо, но когда в переполненном помещении она присела к столу, чтобы набросать текст своего выступления, к ней подошел генерал КГБ Ильин (в миру — секретарь по оргвопросам Московской писательской организации) и корректно, но твердо заявил ей, что выступать ей не позволит»
