Улетевший Ходорковский, не признав своей вины, всем напомнил, как Буковский высылался из страны. Выпьем, братцы, где же кружка! Не дожали до конца. Всем припомнилась частушка неизвестного певца: «Обменяли хулигана на Луиса Корвалана. Где б найти такую вещь, чтоб на Брежнева сменять?».
Наконец являет милость наш озерный исполин: опустить не получилось — отпускают, но в Берлин. Верьте мнению поэта, друга Феба и камен: не помилованье это — это именно обмен. Вспомним Трифонова снова: он задолго до элит раскусил, что это слово нашу жизнь определит. Да никто и не скрывает, не соврет и лидер наш: милосердья не бывает, а бывает баш на баш. Пароходы даже Ленин отпускал не просто так… На кого же он обменен? — вот загадка для писак, вот над чем сегодня бьются наши лучшие умы, как спириты вертят блюдце. Что ж, попробуем и мы.
Может, наши дипломаты со страховками мутят, и теперь за это Штаты Ходорковского хотят? Но едва ли даже Штатам так страховка дорога, чтоб за это им, проклятым, выдать главного врага. Может быть, Барак Обама предложил ему ничью и сказал про Сочи прямо: отпускаешь — прилечу? Но прибытие Обамы, несмотря на шум и вес, разве стоит целой драмы с самолетом МЧС? Может быть, ударил в спину европейский их кагал: не пускаешь Украину — так хоть Мишу бы отдал? Но по мненью исполина, окормляющего нас, разве стоит Украина олигарха номер раз?!
Некто Рар, мужчина светский, поспешил утешить всех: дипломатии немецкой в этом кроется успех. Да, Германия толкова, — но с учетом нефтецен что она ему такого предложить могла взамен? Деньги? — их у нас как грязи, мы их тратим, как говно. Может быть, архивы Штази? Так раскрыты ведь давно. Главный враг, отбывший десять, всех пугающий пример, — чем его уравновесить? Разве только ГДР? Я, однако, не уверен, варианты рассмотрев, будто Дрезден или Шверин станут вотчиной РФ. Тут нужна иная ставка — и ни местное ворье, ни любой новейший Кафка не предвидели ее.
Не напрасно это чудо ставит прессу кверху дном: узник выпущен отсюда при условии одном. Здесь, под сводом наших грузных, вечно пасмурных небес, есть другой российский узник, наш второй Эдмон Дантес. Непонятною виною он пред кем-то виноват и за красною стеною заточен в кремлевский ад. Может он лететь хоть в Сочи, хоть в Неаполь, хоть в Афон — но из этой вечной ночи ускользнуть не может он. Горек взор его, как хина. Мозг его горит огнем. Заржавевшая махина нынче держится на нем. Но при всем его пацанстве, о котором нам твердят, — не бывает вечных царствий, и его освободят. Бросит он свою работу, скажут нам, что он исчез и доставлен к самолету вертолетом МЧС — и страна его поздравит воем радостной толпы, и куда тогда направит он усталые стопы и натруженную спину после всех российских смут? Видно, к городу Берлину. Больше вряд ли где возьмут
