Как еврейское население Российской империи восприняло объявление Германией войны в 1914 году? В каких условиях воевали евреи в российской армии? В чем обвиняло их военное командование и как боролись с клеветой и дискриминацией еврейские общественные деятели? Эти и другие вопросы освещает выставка «Евреи России и Первая мировая война», проходящая в Еврейском музее и центре толерантности в Москве.
«Мы хотели, чтобы люди узнали, что есть такая еврейская страница в российской истории — Первая мировая война, хотели восполнить некий пробел в исторической памяти, который возник после того, как эта история оказалась заслоненной тем, что случилось в 1917 году», — рассказывает один из кураторов выставки, доктор исторических наук Семен Гольдин.
Экспозиция открывается манифестом императора Николая II от 20 июля 1914 года о вступлении России в мировую войну. «В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри, да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага», — говорится в воззвании. Отклики со стороны еврейского населения последовали незамедлительно. Телеграмма из Одессы от 25 июля сообщает, например, о громадной толпе, двинувшейся после службы в главной синагоге города ко дворцу командующего войсками с портретами государя и национальными флагами: «Один из манифестантов произнес горячую патриотическую речь, заявив, что в переживаемый момент не должно быть деления на национальности, а есть только единый русский народ, готовый отдать жизнь за честь родины».
Подобные проявления патриотизма были характерны и для других национальных меньшинств Российской империи. «В это время ко дворцу приближалась вторая многолюдная толпа манифестантов, состоящая из представителей греческой колонии, несшая портреты Государя и греческого короля», — продолжается телеграмма из Одессы. Министр внутренних дел генерал Джунковский, в свою очередь, телеграфирует в тот же день о похожей манифестации в Баку, участники которой «без различия национальностей» просили «повергнуть к стопам Его Императорского Величества воодушевляющие их верноподданические чувства».
На верность стране и императору спешили присягнуть и представители более высоких сословий. 26 июля с декларацией выступил депутат Н.М. Фридман, заявивший, что «еврейский народ исполнит свой долг до конца» «не только по долгу совести, но и по чувству глубокой привязанности». В ответ на заверения со стороны еврейской депутации в Люблине в том, что «евреи… присоединяются к горячим мольбам о ниспослании Всевышним дальнейшего и окончательного успеха победоносному Российскому воинству», Николай II велел передать от него «благодарность еврейскому населению». «Нормальная политическая риторика, — объясняет Семен Гольдин «милость» императора. — Еврейская элита была уверена, что с началом войны начнется улучшение отношения к евреям. Так было, например, с поляками: еще в августе был издан манифест, который декларировал, что после войны Польша будет восстановлена как практически полностью независимое государство. Евреи думали, что такая политика распространяется и на них, но оказалось, что это не так».
В 1914-1917 годах в рядах русской армии служило около 600 тысяч евреев, не менее 100 тысяч из них погибло на фронте. На выставке представлены многочисленные фотографии, приписные свидетельства и воинские книжки евреев-фронтовиков, а также фрагменты журнала «Евреи на войне», издававшегося в Москве в 1915 году, и газеты «Еврейская неделя», которая немало внимания уделяла воинским заслугам евреев. «Он пришел к нам, обеими руками опираясь на костыли, и так не гармонировало его мощное, с открытым лбом лицо с этой его беспомощностью, — рассказывается в одном из номеров газеты. — И когда он сел, видно было только это его лицо с умными, проницательными, то вспыхивающими, то потухающими глазами, и уже не было дисгармонии между его широкой, увешанной орденами грудью и дышащими убеждением и верой словами… Это был Франек Черкасс из Кишинева, так нашумевший своими подвигами». «И чем мог я пожертвовать, я — простой и даже по-еврейски безграмотный еврей? Думал, быть может, спасу свой народ от нищеты и бесправия…», — читаем на другом обрывке газеты.
Перед нами многочисленные списки и фотографии добровольцев, георгиевских кавалеров, обладателей орденов св. Станислава и св. Анны. «Он доказал нам в подвиге своем// К родной Руси приверженность еврея, // Он сильного, наглейшего злодея // Самоотверженно отбрасывал штыком. // С открытой грудью, горсточкой солдат // Стоял он против вражьего потока, // И зная, что свои к нему спешат, // Он знал, что будет враг разбит жестоко. // Готов он был пожертвовать собой, // Но видно, спас его сам Царь небесный, // А Царь земной страны его родной // Героя отличил за подвиг честный. // Приветствует родимая страна // Теперь его за подвиги лихие. // Он доказал, как могут племена // Быть верными возлюбленной России», — гласит подпись к работе неизвестного художника «Подвиг рядового Каца».
Однако храбрость и патриотизм солдат-евреев далеко не всегда признавались российским военным командованием. Письмо получившему награду ефрейтору Файвушу Полисскому от офицера А. Брекало — с просьбами не унывать и верить в свое счастье, с наилучшими пожеланиями от всей роты и обещанием никогда о нем не забывать — соседствует со служебной запиской генерала Павла Плеве о непригодности евреев к воинской службе. «Препровождая материалы и сводку мнений войсковых начальников по вопросу о пригодности и желательности службы евреев в армии, со своей стороны нахожу, что таковых ни под каким видом допускать в армию не следует как элемент безусловно вредный, а отбывание ими воинской повинности заменить военным налогом», — докладывал Плеве.
Документам, демонстрирующим репрессивную политику военного командования в отношении евреев, посвящен отдельный раздел экспозиции в Еврейском музее. «Опыт нынешней войны обнаружил явно враждебное к нам отношение еврейского населения Польши, Галиции и Буковины, — сообщается в специальном объявлении верховного главнокомандующего. — При каждом оставлении нашими войсками какой-либо местности и занятии потом той же местности нашими врагами на дружественное нам население сыплются многочисленные кары, главным образом на основании доносов евреев, натравливающих австрийские и германские власти на местное население». В итоге евреям запретили пребывать в районах, где стояли войска российской армии, — с целью «предупреждения случаев оклеветания мирного населения» и «обнаружения шпионов-евреев». Кроме того, судя по приказу армии Юго-Западного фронта, запрещалось передавать евреям полномочия в экономических и потребительских обществах в связи с «совершенной непристойностью» их нахождения на данных должностях.
Среди экспонатов также обращение командования австро-германской армии к русским евреям об освобождении их «из многовековой мрачной темницы» Российской империи, архивные документы о взятии заложников, свидетельства обвинений еврейского населения в завышении цен и продаже некачественного товара — рядом с письменными свидетельствами офицеров о безвозмездной помощи, которую оказывало армии еврейское население. И опять же распоряжения главнокомандующих о выселении еврейского населения целых губерний, поддерживаемые со стороны в том числе великого князя Николая Николаевича, соседствуют с распоряжением о недопустимости депортаций. Здесь же можно ознакомиться с «Делом Гершановича», обвиненного в шпионаже и приговоренного военным судом к восьми годам каторги, или с делом о предательстве евреев местечка Кужи. Сфабрикованность этих дел была выявлена и доказана, властям же они служили поводом для массового выселения евреев. Фельетон авторства некоего графа Р. о том, как донской казак отрубает голову еврею, хозяину харчевни, который якобы отличался «особенной, безнаказанной до тех пор грубостью и нежеланием давать сдачи», показывает, как военная печать поощряла насилие против евреев. Один из экспонатов — моток стального телефонного провода: обвинения против евреев прифронтовой полосы в «порче телефонных проводов» и «проведении провода к неприятелю» были распространенным явлением. По религиозным законам празднование шаббата может проходить только в огороженном месте, и часто по недоразумению символическая ограда вокруг городов и местечек устанавливалась именно из такого телефонного провода.
Семен Гольдин называет три причины дискриминации в отношении евреев. «Первая — довольно большое количество генералов-антисемитов, которые просто считали, что евреи — зло для России, — рассказывает исследователь. — В русском обществе вообще был очень силен антисемитизм. Все знали, что и царь Николай к евреям относится нехорошо, поэтому люди, которые хотели делать карьеру, старались подчеркнуть свое негативное отношение к евреям. С другой стороны, шла война, которая стала шоком невероятной остроты. Кроме того, война шла тяжело и закончилась неудачно, и нужно было найти причину этому. Одним из ответов была шпиономания, которая касалась не только евреев». Наконец, третья причина носила мировоззренческий и идеологический характер. По словам Гольдина, в училищах и академиях российским военным объясняли, что мирное население — категория неоднородная, что оно делится на группы. Одни априори лояльны к власти — в данном случае это русские. Другие могут быть лояльны, но за их лояльность надо бороться, — это поляки. А третьи, как этнические немцы-колонисты и евреи, вовсе не могут быть лояльными. «Почему евреи нелояльны? Они не видят ничего хорошего от русского правительства и русского государства, их угнетают, дискриминируют, держат в черте оседлости. Они нелояльны, значит, нужно с ними бороться», — объясняет Семен Гольдин.
Территория военных действий между Российской империей, Германией и Австро-Венгрией охватывала районы, общая численность еврейского населения которых составляла около 4 млн человек. Ремесленники, торговцы, рабочие Польши, Литвы, Белоруссии, Буковины и Галиции в большинстве своем сохраняли религиозный образ жизни. Последовавшие за военными действиями погромы, выселения, преследования, разорение общин разрушили их традиционный уклад. Повседневная жизнь еврейских местечек военных лет и гибельные для общины последствия войны засвидетельствованы в фотографиях и открытках начала ХХ века, документах, шаржах, а также в незатейливой песне «Старый Лейзер. Эпизод из великой войны».
Однако еврейская общественность приняла вызов военного времени и активизировала свою деятельность в борьбе с дискриминацией. В 1914 году для помощи пострадавшим был создан Еврейский комитет помощи жертвам войны (ЕКОПО), материалы которого также представлены на выставке. Для обсуждения проблем появились особые органы печати — «Помощь» и «Дело помощи». Требовалось решать многочисленные вопросы: сбора средств для беженцев, оказания помощи инвалидам, опровержения клеветнических статей, отмены поголовного выселения и инспекции новых мест расселения — и добиваться того, что председатель петроградского отделения ЕКОПО Варшавский назвал «правом на человеческое существование». Кроме того, еврейские организации инициировали сбор информации о преследовании евреев, которая публиковалась не только в России, но и за рубежом. А в 1916 году в знак солидарности с евреями русской интеллигенцией был издан литературный сборник «Щит» под редакцией Леонида Андреева, Максима Горького и Федора Сологуба.
В 1915 году огромная территория на западе Российской империи, где проживало около 3 млн евреев, была оккупирована Германией и Австро-Венгрией. «Встреча» российских евреев с армией противника нашла отражение в произведениях искусства, в печати, на фотооткрытках немецкой полевой почты. Многие евреи, сражавшиеся по ту сторону фронта, открыли для себя феномен восточноевропейского еврейства. Среди них был немецкий художник Герман Штрук, автор портретов Ибсена, Фрейда, Эйнштейна, Уайльда, Ницше и других известных людей того времени. В начале 1920-х он эмигрировал в Палестину, преподавал в иерусалимской художественной академии «Бецалель» и был одним из основателей Художественного музея Тель-Авива. Здесь же представлены его литографии, изображающие евреев и еврейские достопримечательности. Познакомившись в годы войны с писателем Арнольдом Цвейгом, Штрук создал вместе с ним книгу-альбом «Лики восточноевропейских евреев».
С одной стороны, германско-австрийская оккупация принесла полное экономическое разорение, но с другой — начался расцвет общественной и культурной жизни: были разрешены еврейские политические партии, еврейская печать, общественная и культурная деятельность.
Материал подготовила Анастасия Хорохонова
