На самом деле в России ничего не происходит. И это “ничего” украшено самой нелепой, шовинистической, глупейшей истерией, из‑за которой стране позже будет мучительно стыдно.
Потому что настоящая Россия — это же не черносотенные мракобесы, не Кремль, не те люди, которые в Украине рвут на себе грязные тельняшки и орут “Крымнаш”.
Они не понимают, какие беды заключены в этих словах для них лично и для государства.
Для меня в слове Россия закодирована фамилия Павлова, Циолковского, Добролюбова, Писарева.
То есть она не имеет ничего общего с тем милитаризованным кошмаром, которым страна представляется жителям Украины.
Причем представляется справедливо, заслуженно. Поскольку несчастье украинской земли в том, что она всегда считалась домработницей, крепостной Москвы. И вдруг эта крепостная вздумала сбежать, да еще и в галошах барыни. Следовательно, настигнуть, волосья выдрать, выпороть до крови и чтобы больше никогда не смела даже подумывать об этом.
Но Украина оказалась самостоятельным национальным образованием, народом, страной со своими героями и идеологией.
В России многие возмущаются Степаном Бандерой, ну и что? Бандера ведь в известной степени — один из героев украинского народа. У французов тоже есть крайне несимпатичный нам персонаж, который вообще Москву сжег. И тем не менее никто почему‑то французам не предъявляет претензии, что они, видите ли, к Наполеону относятся хорошо и проводят мероприятия, посвященные его памяти.
Русские очень не хотят признавать тот факт, что Украина — государство, имеющее свой язык и право на абсолютное самоопределение. Вот это раздражает больше всего, но раздражает не ту настоящую Россию, о которой я говорил. То есть не людей, которые всерьез занимаются прогрессом, историей, искусством, наукой, а зомбированное телевизором большинство.
Причем выяснилось: чем более примитивное, одноклеточное зомбирование, тем публика с большим восторгом это воспринимает. Это в известной степени кристаллизируется в так называемой национальной русской идее — заявить о том, что мы особенные, исключительные, а всех, кто не согласен, во имя любви и доброты заклеймить маской позора и презрения. Это наше любимое занятие на протяжении многих веков.
Если бы на посту президента РФ был не Владимир Путин, а кто‑нибудь тупее, то мы бы даже не смогли нормально беседовать по телефону, говоря о главе страны. Предположим, что вместо аккуратного и взвешивающего все 50 . раз чекиста Путина пришел человек, который полностью пошел на поводу народного настроения, митингов, торжествующих мракобесов, шовинистическо-милитаристской истерики — тогда ситуация была бы гораздо хуже. Путин вменяемый и осторожный человек. И, как бы парадоксально это ни звучало, предельно точен в крайне неприятных вопросах.
Парадокс, но он работает сдерживающим фактором. В любом обществе правитель всегда детерминирован тем народом, которым управляет. Не бывает чудес, когда царь не зависит от толпы. Путин в не менее сложном положении, чем остальные. Но, например, донбасская проблема имеет чудовищную особенность — никто не понимает, как ее закончить. Это драма без прописанного финала. Как ее начать, было понятно — нужно было сформировать несколько, по сути, террористических групп и посмотреть, что будет.
В надежде на то, что обескровленная и деморализованная последними событиями Украина тут же воздвигнет кирпичную стену между собой и юго-востоком страны. Но этого не произошло. Украина, вдруг стиснув зубы, наспех перевязавшись, встала и пошла крушить, выигрывая в самой сложной из всех войн — войне с террористами. Что меня, честно говоря, удивляет — не понимаю, откуда у украинцев силы и возможности.
Некоторые русские в Донбассе воюют за деньги, некоторые — за возможность получить право убивать. Потому что подонков много — тех, кто не имеет возможности удовлетворить потребность убивать в подворотне. Они теперь играют в войнушку на востоке Украины. Ведь потребность убивать устойчиво сохраняется у определенного процента людей.
Есть в Донбассе и исключительные с военной и человеческой точки зрения весьма храбрые и великодушные люди, но оказавшиеся там и тоже ставшие террористами. Я сознательно употребляю этот термин. Есть такое понятие — тактика ведения боевых действий. Так вот, эта тактика [в случае с ДНР-ЛНР] именно террористическая — прятаться за поликлиниками, молочными магазинами. И все жертвы в Донбассе — все по вине террористов, а не украинской армии.
На протяжении пяти-семи лет в России мозги населения обрабатывает РПЦ [Русская православная церковь] со своей идей русского мира, русской богоизбранности. И делает это достаточно успешно, если посмотреть на процент религиозно-идеологических фанатиков. В частности, вот Игорь Гиркин, религиозный фанатик-террорист, он вполне обаятельный, симпатичный человек. И Усама бин Ладен в жизни не был совсем уж чудовищем, как о нем рассказывает американская разведка или СМИ — он был образованным, тонким, очень своеобразным человеком и не производил впечатление монстра, с клыков которого капает кровь.
Террористы — это ведь необязательно заросшие шерстью твари, тупо хрюкающие и убивающие.
Они бывают всякими. И религиозный Гиркин относится к числу тех самых обаятельных террористов.
Проект Новороссия захлопывается, как шкатулка. Рано или поздно будут вскрыты все могильники, откроются все подвалы и соберутся все заявления об "отжатом", украденном, изнасилованном. И все эти герои Новороссии получат пахучий, просоленный, как их камуфляжные майки, статус международных преступников.
Я думаю, что Украина будет их искать и находить повсюду, уже в рамках международного права.
Поэтому спрятаться совсем и навсегда тому же Гиркину не удастся, хотя он и вернулся в места постоянной дислокации — в Россию. А захлопывается проект, потому что для всех очевидно — невозможно ответить на один единственный вопрос — "зачем?".
Вот на все вопросы можно ответить: где, какой длины усы у Гиркина и какого роста боевик Моторола. Но никто не может ответить на вопрос “зачем, на хрена это нужно?”. Зачем нужна смертельная вражда с самими близкими людьми, на которых мы всегда могли бы в тяжелую минуту опереться? На что мы поменяли эту дружбу, родственность и любовь? Это непонятно никому.
Запреты в России импортной еды, алкоголя, одежды — на самом деле это даже очень хорошо. Потому что чашу маразма нужно пить до дна. До боли и колик. Когда маразм начинает причинять существенные проблемы и неприятности каждому отдельному человеку, тогда его маразматическая сущность становится очевидной.
Для нас эти санкции обойдутся дорого, потому что Россия абсолютно не самостоятельная во всех вопросах. Я уже не говорю о культуре, науке, технологиях. Мы все никак не можем набраться мужества и признать, что Россия пусть и больная, увечная, несчастная, но часть Европы.
Вся наша цивилизация европейская. Всякий, кто всмотрится в сегодняшнюю жизнь, ничего русского ни в каком смысле этого слова не увидит. Для страны конфликт с Европой смерти подобен.
При том, что милитаристский угар России мне тоже совершенно непонятен. Просто я неоднократно видел российскую армию в деле, видел, как она трагически проиграла войну малюсенькой Чечне — от силы 3–5 тыс. отчаянных чеченцев решили противостоять всей машине российской армии.
А если базироваться на моих личных ощущениях и как автомобилист смотрит на стрелочку — сколько у него осталось бензина, то запас государственного маразма в России позволит в таком виде существовать еще год-полтора.
Потом, если не найдет заправку — а она ее не найдет, потому что маразм того образца, который движет РФ, больше в мире нигде не известен, — массовая шизофрения пойдет на убыль.
А когда запасы маразма закончатся, вероятно, изменится многое в России — и так, как нам было даже страшно предположить.
А.Невзоров
61 элементов 1,313 сек.