Фрагменты из книги Марианны Волковой и Сергея Довлатова.
Юмор Сергея Довлатова — одна из драгоценных черт его замечательного таланта.
Не только Бродскому — всем деятелям культуры русского зарубежья посвящают эту книгу авторы
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга родилась при следующих обстоятельствах. У Марианны Волковой сидели гости. В том числе – Довлатов.
Марианна показывала гостям свои работы.
— Это Барышников,— говорила она,— Евтушенко, Ростропович…
Каждый раз Довлатов монотонно повторял:
— Я знаю про него дурацкую историю…
И вдруг стало ясно, что это готовая книга. Друзья спросили:
— Значит, там будут слухи? И сплетни?
— В том числе и сплетни… А что?
Ведь сплетни характеризуют героев так же полно, как нотариально заверенные документы. Припомните сплетни о Достоевском.
Разве они применимы к Толстому? И наоборот…
В общем, книга готова. Суть ее в желании запечатлеть черты друзей. А может быть, в желании запечатлеть себя.
Недаром Марианна говорила:
— Люди, которых мы фотографируем, тоже разглядывают нас через объектив.
Ведь память, изящно выражаясь,— это единственная река, которая движется наперекор течению Леты.
Василий АКСЕНОВ
Аксёнов ехал по Нью-Йорку в такси.
С ним был литературный агент. Американец задаёт разные вопросы. В частности:
– Отчего большинство русских писателей-эмигрантов живёт в Нью-Йорке?
Как раз в этот момент чуть не произошла авария. Шофёр кричит в сердцах по русски:" Мать твою!.."
Василий говорит агенту: "Понял?"
Геннадий РОЖДЕСТВЕНСКИЙ
В двадцатые годы Шостакович создал оперу"Нос". Ставить её хотел Мейерхольд. Однако не успел. А в тридцатые годы было уже не до этого. Рукопись Шостаковича пылилась в кладовке. Большого театра.
В пятидесятые её обнаружил Геннадий Рождественский. Решил завладеть её, чтобы сохранить для потомков. Но, увы, бесценная рукопись числилась"единицей инвентарного хранения".
Рождественский пошёл на хитрость. Заменил рукопись Шостаковича литографированным экземпляром "Фауста".
В 1974 году опера "Нос" была поставлена в камерном театре. Дирижировал Рождественский.
А дальше – триумф, грамзаписи, международные премии…
Прав был друг Шостаковича музыковед Иван Соллертинский. Ещё в тридцатом году Соллертинский написал про многострадальную оперу эссе: "Нос – орудие дальнобойное!"
Наталья ГОРБАНЕВСКАЯ и Анатолий НАЙМАН
20 августа 1968 года советские войска оккупировали Чехословакию. 25 августа в Москве состоялась знаменитая демонстрация протеста.
Среди других в ней участвовала Горбаневская. Вышла на Красную площадь с грудным ребёнком.
Все участники демонстрации были арестованы. Горбаневскую пощадили из-за детей. Привлекли её в качестве свидетельницы.
Как-то вызвали её на допрос. Кто-то поинтересовался, указывая на её сына:
– Это тоже свидетель?
– Нет, – ответила Горбаневская, – подозреваемый…
Найман был не только замечательным поэтом. Он был самым язвительным человеком в Ленинграде. Он говорил колкости даже Ахматовой.
Как-то раз я представил Найману одного моего знакомого из Центрального ЛИТО. Найман спросил его:
– Вы поэт?
Мой приятель с достоинством кивнул.
Найман предложил:
– Прочтите строчки три…
Виктор НЕКРАСОВ
Отмечалась годовщина массовых расстрелов у Бабьего Яра. Шёл неофициальный митинг. Среди участников был Виктор Платонович Некрасов. Он вышел к микрофону, начал говорить.
Раздался выкрик из толпы:
– Здесь похоронены не только евреи!
– Да, верно,- ответил Некрасов,- верно. Здесь похоронены не только евреи. Но лишь евреи были убиты за то, что они – евреи…
Марья и Андрей СИНЯВСКИЕ
Синявский говорил:
– Хорошо, когда опаздываешь, немного замедлить шаг…
Марья Васильевна своеобразно реагирует на письма. Она их даже не распечатывает. Ей кажется, что это не порок, а интересная, даже метафизическая особенность характера. При этом Марья Васильевна занимается самой разнообразной деятельностью.В том числе предпринимательской. Ведёт идейную борьбу. Поддерживает отношения с большим количеством людей. Однако писем не распечатывает. Друзья указывают на конвертах:
"Деньги"
Или:
"Чек!"
Или "Потрясающая сплетня о Максимове!"
Даже это не всегда помогает…
Наум КОРЖАВИН
Накануне одной литературной конференции меня предупредили:
– Главное, не обижайте Коржавина.
– Почему я должен его обижать?
– Потому, что Коржавин сам вас обидит. А вы, не дай Бог, разгорячитесь и обидите его. Не делайте этого.
– Почему же Коржавин меня обидит?
– Потому что Коржавин всех обижает. Вы не исключение. Поэтому не реагируйте. Коржавин страшно ранимый.
– Я тоже ранимый.
– Коржавин – особенно. Не обижайте его…
Началась конференция. Выступление Коржавина продолжалось четыре минуты. Первой же фразой Коржавин обидел всех американских славистов. Он сказал:
– Я пишу не для славистов. Я пишу для нормальных людей…
Затем Коржавин обидел целый город Ленинград, сказав:
– Бродский – талантливый поэт, хоть и ленинградец…
Затем он произнёс несколько колкостей в адрес Цветкова, Лимонова и Синявского. Ну и меня, конечно, задел. Не хочется вспоминать, как именно. В общем, получилось, что я рвач и деляга.
Хорошо Войнович заступился. Войнович сказал:
– Пусть Эмка извинится. Только пусть извинится как следует. А то я знаю Эму. Эма извиняется так:
"Извините, конечно, но вы – дерьмо".
Юз АЛЕШКОВСКИЙ и Владимир ВОЙНОВИЧ
В присутствии Алешковского какой-то старый большевик рассказывал:
– Шла гражданская война на Украине. Отбросили мы белых к Днепру. Распрягли коней. Решили отдохнуть. Сижу я с ординарцем Васей. Говорю ему:
– Эх, Вася ! Вот разобьём беляков, построим социализм – хорошая жизнь лет через двадцать наступит! Дожить бы !…"
Алешковский за него докончил:
– И наступил через двадцать лет – тридцать восьмой год!
Войнович рассказывал:
"Шесть лет я живу в Германии. Языка практически не знаю.Ассимилироваться в мои годы трудно. Да и не к чему. И всё-таки постепенно осваиваюсь. Кое-что начинаю соображать. И даже с немецким языком проблем всё меньше.
Однажды шёл я через улицу. Размечтался и чуть не угодил под машину. Водитель опустил стекло и заорал:
"Du bist ein Idiot".
И я, – закончил Войнович, – неожиданно понял, что этот тип хотел сказать…"
Виктор ШКЛОВСКИЙ
Как-то раз мне довелось беседовать со Шкловским. В ответ на мои идейные претензии Шкловский заметил:
— Да, я не говорю читателям всей правды. И не потому, что боюсь. Я старый человек. У меня было три инфаркта. Мне нечего бояться. Однако я действительно не говорю всей правды. Потому что это бессмысленно. Да, бессмысленно…
И затем он произнес дословно следующее:
— Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки…
Эрнст НЕИЗВЕСТНЫЙ
У Неизвестного сидели гости. Эрнст говорил о своей роли в искусстве. В частности, он сказал:
— Горизонталь — это жизнь. Вертикаль — это Бог. В точке пересечения — я, Шекспир и Леонардо!..
Все немного обалдели. И только коллекционер Нортон Додж вполголоса заметил:
— Похоже, что так оно и есть…
Раньше других все это понял Юрий Любимов. Известно, что на стенах любимовского кабинета расписывались по традиции московские знаменитости.
Любимов сказал Неизвестному:
— Распишись и ты. А еще лучше — изобрази что-нибудь.
Только на двери.
— Почему же на двери?
— Да потому, что театр могут закрыть.
Стены могут разрушить. А дверь я всегда на себе унесу…
Юрий ЛЮБИМОВ
Шли съёмки фильма "Кубанские казаки". Молодой Любимов исполнял там небольшую роль. Была инсценирована пышная колхозная ярмарка. Фрукты, овощи, воздушные шары. Короче, всяческое изобилие.
Подошла какая-то местная бабка и спрашивает Любимого:
– А скажи, родимый, из какой это жизни вы представляете?..
В этот момент, как уверяет Любимов, зародились его идейные сомнения.
Галина ВИШНЕВСКАЯ
Это было в пятидесятые годы. Мой отец готовил эстрадный спектакль «Коротко и ясно». Пригласил двух молодых артисток из областной филармонии. Роли им предназначались довольно скромные. Что-то стан-цевать на заднем плане. Что-то спеть по мере надобности.
На худсовете одну артистку утвердили, другую забраковали. Худрук Ленгосэстрады Гершуни сказал моему отцу:
— Пожалуйста, мы эту вашу Галю зачислим в штат актрисой разговорного жанра. Репетируйте. Пусть она играет все, что надо. Но петь… Уж поверьте мне как специалисту — петь она не будет…
Мстислав РОСТРОПОВИЧ
Ростропович собирался на гастроли в Швецию. Хотел, чтобы с ним поехала жена. Начальство возра-жало.
Ростропович начал ходить по инстанциям. На каком-то этапе ему посоветовали:
— Напишите докладную. «Ввиду неважного здоровья прошу, чтобы меня сопровождала жена». Что-то в этом духе.
Ростропович взял лист бумаги и написал:
«Ввиду безукоризненного здоровья прошу, чтобы меня сопровождала жена».
И для убедительности прибавил — «Галина Вишневская».
Это подействовало даже на советских чиновников.
