Позиция Александра Лукашенко по украинскому вопросу удивила многих своей жесткой прокиевской направленностью. Характерно, что президент Белоруссии не только считает Крым украинским, но и призвал “уничтожить боевиков” на Юго-Востоке. Политик, считавшийся многими ура-патриотами главной опорой русского мира, в их глазах превратился в отвратительного предателя. Главное объяснение происходящей трансформации – глубокое родство белорусского режима с брежневщиной.
Конечно, поведение белорусского президента можно объяснить многими прагматическими причинами: нежеланием обострять отношения с США и Европой, страхом перед появлением в собственной стране желающих повоевать за присоединение к России, амбицией, конкуренцией с Путиным, однако резкость формулировок Лукашенко, разрушающих весь его прежний ореол, скорее вызвана системными мировоззренческими причинами.
Стоит отметить, что брежневщна – это не синоним социализма или конкретных шагов политики Леонида Брежнева, это один из пластов советской жизни, это социальное и психологическое явление, поэтому речь в данном случае идет не о разоблачении советского периода истории как такового, а о разборе одного из его составных элементов, обострившегося ближе к закату красного проекта.
Брежневщина – это не всегда плохо. В размеренное время брежневщина обеспечивает высокую занятость населения, солидные социальные гарантии, работающие заводы, засеянные поля. Однако брежневщина обладает низкой адаптивностью, то есть плохо приспосабливается к изменениям внешней среды. Любая нестандартная ситуация, разрыв шаблонов, выход за рамки – прямой вызов такой системе, на который она в большинстве случаев не способна ответить.
“Как бы ни было чего” – девиз брежневщины, который объясняет поведение Александра Григорьевича. Слом ставших привычными за двадцать лет постсоветским границ, появление на карте новых территориальных субъектов, немыслимых обывателю еще года два назад, ощущение войны недалеко от границ Белоруссии заставляют ее президента сильно волноваться. Сохранив в себе менталитет провинциального колхозника, Лукашенко бежит от очевидных изменений реальности, стремится законсервировать существующий порядок, вместо того, чтобы попытаться получить свои выгоды от изменяющейся обстановки (в плане патриотизма и последовательности в поддержке Юго-Востока он имел все шансы перещеголять Путина).
Немаловажная черта брежневщины – пренебрежение к народной самоорганизации, к предложениям снизу. Лукашенко построил авторитарную модель, опирающуюся на чиновников и силовиков. Гражданские инициативы – это нечто за пределами понимания белорусского лидера. Парадоксально, но Александр Григорьевич за все годы даже не пытался имитировать гражданское общество, создав местные аналоги “Единой России” или ОНФ. Не удивительно, что сам факт появления в Донбассе народных мэров, народных губернаторов, проведение референдума вызывает у Лукашенко психологический дискомфорт.
Яркая особенность брежневщины – подобострастие по отношению к титулам, должностям, медалькам на груди, а также пренебрежение к тем, кто этими атрибутами не обладает. Президент Украины для Лукашенко – это уважаемый человек, договороспособный участник международной политики, равный по статусу, а народный мэр Славянска – чернь неразумная, которая должна в шахте работать и слушать начальство, не высовываться.
Кстати, отчасти именно унылой брежневщиной объясним тот факт, что 17 миллионов членов КПСС не встал на защиту Советского Союза в 1991 году. Было среди носителей партбилетов не мало перебежчиков, хотя партийное большинство было честными, но пассивным. “Как бы ни было чего”, “начальство не велело” – бубнили коммунисты перед телевизорами, ожидая руководящих указаний, в то время, как лица, способные дать такие указания либо сдавали страну ельцинистам, либо сами становились ими.
Путин – менее брежнев, чем Лукашенко. С одной стороны, это проявляется в негативных аспектах, поскольку современная РФ – деиндустриализированная страна, подсаженная на нефте-газовую иглу, а маленькая Белоруссия – автаркия с живой работоспособной промышленностью и сельским хозяйством. С другой стороны, Путин демонстрирует больше продвинутости и гибкости – в феврале-марте он провел в Крыму операцию в лучших традициях царской и советской геополитики (лидеры местного народного движения просят Большую Страну о помощи, Страна отвечает взаимностью). К сожалению, пределом крутости народных робин-гудов, с которыми был готов садиться за один стол Кремль, оказался Чалый, а не Стрелков.
Владимир Варфоломеев
