Какое блаженство проснуться и знать,
Что вам на работу не надо бежать.
И день наступающий очень хорош,
А если болеешь, то значит живешь.
И старость — совсем не плохая пора.
Да здравствует время свободы! Ура!
Какое блаженство на старости лет
Своими ногами идти в туалет.
А после — в обратный отправиться путь
И быстренько под одеяло нырнуть.
А утром проснуться, проснуться и встать
И снова ходить, говорить и дышать.
Какое блаженство по рынку ходить
И новую кофту однажды купить.
Обновка — молекула мини блаженства
В потоке природного несовершенства.
И радости разные встретятся чаще…
Не смейся над бабушкой в кофте блестящей.
Какое блаженство в постели лежать
И на ночь хорошую книгу читать.
Сто раз прочитаешь знакомую прозу,
И все тебе ново — спасибо склерозу.
Какое блаженство по лесу гулять,
Притом, эскимо в шоколаде лизать.
Ведь я после завтрака час на диете,
И мною заслужены радости эти.
Гуляя, калории я изведу,
И значит, к обеду вернусь за еду.
Какое блаженство подняться с асфальта
И знать, что твое небывалое сальто
Закончилось не инвалидной коляской,
А просто испугом и маленькой встряской.
Теперь вы со мной согласитесь, друзья,
Что, все-таки, очень везучая я.
Какое блаженство, сама это знаешь,
Когда ты легла и уже засыпаешь…
И будешь спокойненько спать до утра,
Бессонницы нет! Засыпаю… Ура!
Какое блаженство, когда в январе
Крещенский мороз и пурга на дворе,
А в доме у нас хорошо и тепло
И я не на улице – мне повезло!
Какое блаженство под душем стоять,
Помыться и снова чистюлею стать,
И знать, что я справилась с этим сама.
Как мне хорошо! Не сойти бы с ума…
Какое блаженство: рука заболела,
И, главное, левая – милое дело!
А если бы правая ныла рука?
Отметим, что в жизни везет мне пока.
И даже, когда от судьбы достается,
Чтоб все же блаженствовать, повод найдется.
Какое блаженство – запомни его –
Когда у тебя не болит ничего,
Но лишь, начиная от боли стонать,
Ты сможешь такое блаженство понять.
Но знай, (если повод для радости нужен),
Что завтра все будет значительно хуже.
Какое блаженство в итоге пути
Под вечер, шатаясь, домой приползти
И сесть, и глаза с наслажденьем закрыть,
И это блаженство до капли испить.
А там уж и ноги, кряхтя, протянуть,
Но чтобы назавтра проснуться – и в путь!
Так все пешеходы блаженствуют, вроде.
А где же водители радость находят?
Какое блаженство в аптеку прийти
И там по рецепту здоровье найти.
Купила таблетки от гипертонии,
Побочное действие в них: дистония,
Инфаркт и бронхит, стоматит, аритмия,
Запор , анорексия, лейкопения,
Пемфигус, лишай и другая зараза…
Таблетки такие я выкину сразу.
И сразу спасусь от десятка болезней.
Гипертония, конечно, полезней.
Какое блаженство с базара ползти,
И в сумке банан обалденный нести.
Недаром повсюду врачи утверждают,
Что нам настроенье банан поднимает.
Как счастливо в джунглях живут обезьяны!
А все потому, что съедают бананы.
Но ведь обезьяны живут не одни,
А нежатся в теплых объятьях родни.
В отличье от них, я – одна постоянно,
И даже сегодня – в обнимку с бананом.
Блаженство? Какое? Подумайте, братцы!
Я строчки придумала, чтоб посмеяться.
Какое блаженство судьба мне дала
– Я сумку забыла, а после — нашла!
Ее я забыла на улице шумной,
И, дальше в трамвае я еду бездумно.
Хватилась, вернулась и – чудо бывает —
Мне девушка сумку мою возвращает!
Сегодня не только потерю нашла
– Я заново веру в людей обрела!
На тысячу добрых – мерзавец один.
Жить можно, и я дожила до седин.
На сумку бросаю счастливые взгляды,
И прочих блаженств мне сегодня не надо.
А если бы сумочку не потеряла,
С какой бы я стати блаженствовать стала?
Какое блаженство! В авто возле дома
Сажусь на глазах изумленных знакомых.
И, как королева, на заднем сиденье
Сижу в восхитительном оцепененье.
А там впереди в ореоле лучистом
Затылочек милый с хвостом золотистым.
Блаженства подобного не испытает
Лишь тот, кто привычно в авто разъезжает.
Какое блаженство — талончик иметь
И с ним в поликлинике тихо сидеть.
А мимо идут инвалиды, больные,
Старушки, а также страдальцы иные,
И я среди прочих еще – о-го-го!
Пока у меня не болит ничего.
А если болит, то совсем уж немножко.
Я просто к врачу проторила дорожку.
Какое блаженство в душе и в природе,
Когда ничего с нами не происходит.
Но, чтобы блаженство такое вкусить,
До старости надо хоть как-то дожить.
А после забыть, что ждала перемены
И, без происшествий ползти постепенно.
И все позабыто, и разум уснул…
Какое блаженство! Ура! Караул!
Инна Бронштейн — За глянцевой обложкой Блаженств
Инна Яковлевна окончила Харьковский пединститут в 1954 году. Ей предлагали аспирантуру, но она, обожавшая артистку Марецкую и фильм «Сельская учительница», отказалась от ученой карьеры и уехала работать в сельскую школу. И до сих пор считает это время лучшим в своей жизни.
Потеряла сына и мужа. Осталась совсем одна. Чтобы не сойти с ума, сочиняла для себя коротенькие стишки, большинство из которых начинались со слов «какое блаженство!». Фактически, она изобрела новый жанр. Оказалось, что эти Блаженства, в которых за безупречной юмористической формой кроется глубокое содержание, помогают жить не только ей, но и многим другим. Стишки мгновенно разлетелись по миру благодаря интернету и покорили сердца читателей в разных странах: в Беларуси и России, в Израиле и Америке, в Австралии и Германии…
В ее комнате на книжной полке рядом с фотографией сына Яши, рисунком Дэви Тушинского и маленьким альбомом Шагала – бюст Якова Бронштейна, отца ИЯ, работы скульптора Заира Азгура. Азгур — народный художник СССР, лауреат двух Сталинских премий, дружил с родителями Инны Яковлевны (Азгур учился живописи у Марка Шагала в Витебском художественно-практическом институте).
Итак…
Жила-была счастливая семья: папа Яков Бронштейн, мама Мария Минкина и двое ребятишек, пятилетняя Инна и двухлетний Рома. Папа Яков, выпускник Московского университета, был известным в Беларуси литературным критиком, членом-корреспондентом АН БССР, профессором, членом Союза Писателей СССР, секретарем еврейской секции Союза белорусских писателей. Мама Мария была педагогом, ее книжки по дошкольному воспитанию до сих пор используются в детских садах.
Кажется, это фото сделано после свадьбы, 1930 год, папа говорил маме: «Марунька, мы никогда не расстанемся с тобой, если только этого не потребует партия.»
Они были романтиками, Яков и его друг, знаменитый еврейский поэт Изи Харик, который считался классиком, его стихи были тогда во всех учебниках. Кстати, жена Изи Харика, Дина, тоже работала в детском саду и дружила с мамой Инны Марией, которая часто помогала Дине в работе. Мужья работали практически круглосуточно. Здесь, в Минске, к 30-м годам сформировался один из крупнейших центров идишистской культуры. Это сегодня в республике уже никто не говорит и не думает на идиш, язык находится на грани полного исчезновения, практически погибла великая культура… А тогда литературная и культурная жизнь кипела, это было время расцвета молодой еврейской поэзии в стране, и они были в эпицентре этой жизни.
Изи Харик. Фото из музея Хэседа, Минск.
…Якова Бронштейна арестовали 6 июня, Изи Харика — 11 сентября 1937 года, ордер на аресты собственноручно подписывал Цанава. Вместе с Изи Хариком были арестованы еще более 20 человек, представителей еврейской творческой интеллигенции. Все они обвинялись в действиях, направленных против советской власти. Обвинения для каждого были написаны как под копирку: «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения, кооперации, совершение террористических актов, участие в антисоветской организации, участие в боевой террористической группе, подготовившей и осуществившей убийство С.М.Кирова, связь с немецкой и польской разведками, от которых он получал задания шпионского, диверсионного и террористического характера, проводил активную контрреволюционную троцкистскую деятельность в области литературы и печати».
Приговор суда, за редким исключением, для всех был одинаков — расстрел. В ночь с 28 на 29 октября НКВДэшники расстреляли около ста деятелей белорусской культуры, среди них 22 писателя, в том числе и Изя Харик, и Яков Бронштейн. Всего в Беларуси в 20-50 гг. было арестовано 238 литераторов. Только около 20 из них вернулись из лагерей.
Маму Инны Марию Минкину в 37ом отправили в АЛЖИР. Если кто-нибудь думает, что это жаркая африканская курортная страна, он ошибается. АЛЖИР — это акмолинский лагерь жен изменников Родины. Мама Инны отсидела в Алжире 8 лет. Ее соседкой по бараку была Ашхен Налбандян, мама Булата Окуджавы.
5-летнюю Инну и ее двухлетнего братика Ромэна отправили в разные детдома. В дом пришли НКВДэшники и сказали детям: «Ваш папа просил отвезти вас в кино.» Дед стоял в углу, плакал и молчал. Инна помнит, как досками забили крест на крест дверь. Потом распределитель, длинная очередь из детей, впереди далеко над головами детей белые косынки женщин, которые записывали и распределяли детей в детские дома. Инна крепко держала за руку братика, это единственный родной человек, который остался у нее, пятилетней, повзрослевшей девочки. Тетеньки в косынках сказали: «Ты уже большая, там, где ты будешь, мало игрушек, а братик твой — маленький, и мы его отправим туда, где много игрушек.» Одна тетенька выхватила руку братца, и Ромена унесли.
Маме удалось выбросить записку из окна товарного вагона, в которой был адрес ее сестер в Москве и просьба сообщить им, что она жива и ее везут на Восток. Так родня узнала о случившемся и стала искать детей — Ромена и Инну. Яков Минкин, мамин брат, был рабочим-ударником. Он добился встречи с Калининым, и тот дал указание сообщить сведения о судьбе детей. Родные нашли детей, Инну забрали тетя Рахиль, сестра отца и ее муж дядя Марк. Ромэна забрали сестры мамы. 17 летняя Любушка Кунцевич, училась в медучилище и подрабатывала у Бронштейнов домработницей. Когда детей забирали в детдом, она была в училище. Вернувшись домой и увидев заколоченную дверь, она пришла в НКВД узнать, где дети. Милиционер ей сказал просто: «Иди отсюда, а то и ты будешь там, где Бронштейны».
В 2012-м году Инне Яковлевне исполнилось 80.
Когда-то она говорила своим ученикам: «Я ископаемое, пережившее все то, о чем рассказываю на уроках…».