Самых главных бюрократов на месте не оказалось. Немного подумав, дежурный поднял телефонную трубку и, с кем-то поговорив, выдал посетителю временный пропуск к одному из рядовых сотрудников министерства.

Поднявшись по лестнице, товаровед киевского строительно-монтажного управления № 3 Борис Исаакович Сандро зашел в указанный кабинет. В кресле сидел крупный человек с усиками, который, уставившиcь на посетителя, холодно спросил: «Вы по какому вопросу, товарищ?».

Свою речь Борис Сандро начал издалека — с заявления о прогрессивной политике Советского Союза на Ближнем Востоке. Затем перешел к описанию положительного отношения евреев СССР к строящемуся в Палестине еврейскому государству. Потом Борис Сандро начал распространяться о своих планах помощи Израилю. Сотрудник министерства помрачнел. А когда пожилой еврей перешел к сути дела, мидовец совсем потемнел лицом. «Может ли советское правительство разрешить организацию еврейского добровольческого отряда?». Сухо ответив, что подобного советское правительство допустить не может, чиновник поспешил отделаться от седовласого энтузиаста как можно быстрее. В дверях Сандро еще что-то говорил о том, что в первую очередь требуется оружие, деньги и опытные командиры, но бюрократ предпочел крамолу больше не слушать.

Про визит в МИД дома у Бориса Исааковича никто не знал. Однако, расскажи он супруге Берте или сыну Александру, они вряд ли бы удивились. Всю жизнь Борис Сандро говорил, что честь еврея состоит в том, чтобы держаться своих людей. Он верил, что свободное еврейское государство в Палестине рано или поздно станет светочем для других народов и примером для подражания.

Родом патриот Эрец-Исраэль был из еврейского местечка Тростянец на Винничине. Он родился в 1887 году в традиционной еврейской семье. В детстве нашего героя звали иначе: не Борис, а Борух, и фамилия его была Сандлер, что в переводе с идиша означает «сапожник». Правда, Сандлер-отец, Исаак Борухович, не занимался починкой обуви, а был известным на все местечко шойхетом — резником, которому евреи носили резать птицу. Мать, Рейза Альтеровна, домохозяйка, смотрела за детьми, которых у Сандлеров было немало: Борух, его братья Нахман, Марк и Лазарь, сестры Геня и Ента.

Пятилетнего Боруха отец отправил в хедер, где мальчик зарекомендовал себя одним из лучших учеников. В 1901 году подававший надежды подросток поступил в ешиву в местечке Ржищев под Киевом. Но средств на продолжение учебы не было, поэтому через полгода юноша был вынужден вернуться домой и заниматься самостоятельно. Семья Сандлеров хоть и была в Тростянце весьма уважаемой, но жила бедно. В 1906 году старший брат Боруха, Нахман Сандлер, угнетенный постоянным безденежьем и антисемитской истерией в России, уехал в Америку. Другие братья и сестры в маленьком Тростянце также оставаться не собирались.

Когда Боруху исполнилось 18 лет, он решил ехать в известный еврейский центр — Умань. Там было множество учеников, которым родители не скупились на частных преподавателей. Еще с хедера Боруха Сандлера увлекла красота и мудрость древнееврейского языка, и он решил заниматься им профессионально. Однако Боруха захватили не только древние тексты Танаха, но и художественные произведения, написанные Авраамом Мапу, Иехудой Лейбом Гордоном, Перецом Смоленскиным и многими другими подвижниками еврейского просвещения — Хаскалы. Примерно с 1907 года стал пробовать перо и сам Борух, записывая в тетрадь свои взгляды на еврейскую жизнь, политику, философию и историю.

Молодой человек давал в Умани частные уроки, а в 1908 году смог попасть к опытным учителям, Гримбергу и Фишеру, согласившимся взять его на стажировку в свою школу. Заметив в Борухе потенциал, они порекомендовали его в реформированный хедер Альберта. Получив постоянное место работы с неплохим окладом, Борух попытался сам получить систематическое образование. Успехом эти потуги не увенчались: курсы учителей для реформированных школ, организованные в Гродно, его заявление не приняли. Число желающих учиться там в разы превосходило количество мест.

В 1910 году Боруха Сандлера призвали в армию. Он попал в русский город Орел. Именно в его части, по заверению казенного раввина, когда-то служил теперь довольно известный еврейский писатель-сионист Иосиф Хаим Бреннер. Служба была нелегкой, но Боруха грела мысль, что он, как и Бреннер, когда-то станет еврейским писателем. И печатать свои произведения будет не иначе как в Эрец-Исраэль.

Не успел Борух после демобилизации вернуться в Умань, как полыхнула Первая мировая война. С «ивритским словом» снова пришлось повременить, вновь сменив одежду учителя на форму солдата 74-го пехотного Ставропольского полка. После Октябрьской революции полк распался, а его бойцов распустили по домам. Несколько месяцев Сандлер лежал в госпитале с подхваченным в армии тифом, а затем долго мотался между Тростянцом, Уманью и Киевом в попытках найти хоть какой-то заработок.

Приехав в марте 1919 года к родителям, Борух застал в Тростянце атмосферу гнетущего страха и ожидания неминуемой катастрофы. Особую опасность представляли отряды, сформированные из местных украинских крестьян. Часть из них никакой политикой не интересовалась, а использовала любую возможность, чтобы пограбить евреев из местечка. Бывшие евреи-фронтовики, оказавшиеся в Тростянце, создали группу самообороны, названную Брацлавским партизанским отрядом. Борух Сандлер был выбран командиром роты Брацлавского отряда.

Кровавая развязка наступила 9 мая 1919 года, когда в Тростянец начали стекаться вооруженные люди. Бойцы Сандлера решили дать погромщикам бой на подступах к местечку, но вскоре были разбиты многочисленным противником и отошли к станции Вапнярка. Тем временем в Тростянец ворвались погромщики. С криками «Бей коммуну и ж-дов» казаки атамана Зеленого и крестьяне, вооруженные топорами, дубинами, вилами и косами, вламывались в еврейские дома. Кто не пал от рук погромщиков на месте, был отконвоирован в здание ревкома. На следующий день около 400 евреев, находившихся в здании, были убиты. Среди них был и отец Боруха. Старого резника Исаака Сандлера погромщики зарубили топорами.

Октябрьскую революцию, называя ее в своем дневнике «бичом», который должен был наказать народы Российской империи за их прегрешения, Борух не поддерживал. Идеальной формой правления он считал представительскую демократию. Воевал он на стороне «красных», как и многие евреи, вынужденно. Но противники большевиков были еще опаснее. Они всячески подчеркивали, что, в случае победы над «жидо-комиссарами», устроят евреям, всем без разбора, резню. В начале 1920 года Сандлер оказался добровольцем на польском фронте, в составе десанта легендарного бронепоезда № 50 — «Коршун», оставленного бежавшими «белыми» на станции Тирасполь. Именно с легкой руки товарища Богданова, командира бронепоезда, Борух Сандлер стал Борисом Сандро. Новые имя и фамилия перекочевали в официальные документы, подписанные командиром, и звучали, с точки зрения Боруха, куда эффектнее старых, как у заправского писателя.

В 1922 году, в связи с болезнью, Борис Сандро был демобилизован из Красной армии и отправился в Киев. Здесь он женился на приглянувшейся ему дочери местного торговца мясом, Берте Львовне Могилевской, работавшей счетоводом. В октябре 1925 года, вместе с женой и маленькими сыновьями, Львом и Александром, Борис Сандро уехал в Одессу. В этом черноморском городе еще с осени 1919 года жила его овдовевшая мать, Реиза Альтеровна, и младший брат Марк. В эпоху НЭПа Одесса жила не беднее Киева, рядом находились родные Борису люди, но все же основная причина переезда была другой. В Одессе все еще оставалось много мастеров еврейского слова, знатоков иврита, идейных сионистов, мечтавших об Эрец-Исраэль.

Ни годы Первой мировой войны, ни служба в царской и Красной армиях, ни работа в различных советских учреждениях не смогли выветрить из Бориса Сандро национальный еврейский дух. Еще в 1917 году в Палестину уехала его сестра Геня с мужем, тростянецким кантором Тульманом. Описывая в ярких красках город весны — Тель-Авив — сестра вселяла в Бориса уверенность в правоте сионистов. В Одессу его звал и дальний родственник из Тростянца, уже состоявшийся еврейский писатель Авраам Фриман. Рассмотрев в Борисе талант, Фриман настаивал, чтобы тот приехал к нему и совершенствовался как литератор среди еврейских писателей. В изданной в Берлине первой части романа «1919 год» Фриман описывал солдата-еврея, вернувшегося домой с фронта и вставшего на защиту еврейского населения от петлюровских погромов. Именно Борис Сандро, его родственник и друг, по всей вероятности, и стал прототипом главного героя романа, а Тростянец — той самой описываемой в романе «Перегоновкой».

В Одессе Сандро, получая ценные советы от куда более опытных друзей по литературному цеху, начал работать над своим первым большим произведением — «Трагедия местечка Тростянец». Еще в 1919 году Борис Исаакович, выезжавший в Тростянец со специальной комиссией по расследованию погрома и оказанию помощи пострадавшим, представил подробный отчет о трагедии председателю Совнаркома Украины Раковскому. По этому докладу было проведено специальное расследование, а в 1925 году материалы о бесчинствах в Украине, собранные Сандро, были опубликованы в так называемой «Черной книге». Делая черновые наброски, Борис Сандро писал, что задуманная им работа должна была превратиться в обвинительный акт против всех народов: «Я обвиняю все живущее человечество на земле в пролитии невинной крови наших младенцев, мучительном умерщвлении наших старцев, в беспощадном истреблении нашего юношества и в гнусном обесчещении наших жен...». В 1927 году он прочитал отрывки из своей будущей книги о еврейском погроме в Тростянце в Одесской публичной библиотеке.

Но литературная деятельность денег Борису Исааковичу не приносила. Поселившись с семьей в небольшой комнате по улице Нежинской, Сандро тщетно искал постоянную работу. Финансовые неурядицы едва не привели к разрыву с женой — она уехала c детьми к сестре в Днепропетровск. Борис Исаакович переселился к брату, устроился кассиром артели «Южный колбасник» и продолжал писать. Отразив события, происходившие накануне погрома в Тростянце, Сандро надолго отложил перо. Не выдержав разлуки с семьей, в июне 1928 года он тоже уехал в Днепропетровск. О репатриации в Эрец-Исраэль ему также пришлось забыть: власти «просто так» никого не отпускали. Из всей семьи Сандлеров в Палестину удалось уехать только престарелой матери — Рейзе Альтеровне. Вплоть до начала германо-советской войны Борис Исаакович продолжал писать, работая в различных государственных учреждениях снабженцем или счетоводом.

Летом 1941 года, когда немцы рвались к Днепропетровску, Борис Исаакович с женой и сыном Александром успели выехать на восток. В эвакуации в Свердловске Берта Львовна и Борис Исаакович пережили тяжелую утрату: пришло известие, что в августе 1942 года их сын Лев, лейтенант Красной армии, пал смертью храбрых на Калининском фронте. Узнали они и о гибели в Одессе Марка, брата Бориса Исааковича. Борис Сандро долго не мог отойти от потери старшего сына и брата. Правда, через несколько месяцев он немного воспрял духом. Выяснилось, что жив его друг Авраам Фриман! Арестованный за сионизм еврейский писатель исчез на долгие годы, но случайно повстречался Борису Сандро в Свердловске. Еврейских писателей и критиков, когда-то помогавших Сандро осваивать в Одессе литературное ремесло, в 1935 году арестовали вместе с Фриманом. В годы Большого террора многие из них были арестованы повторно и исчезли навсегда. Снова окунувшись в атмосферу еврейской интеллектуальной жизни, Борис Исаакович в который раз взялся за свои записи. Получив в подарок от Фримана два русско-ивритских словаря, Сандро стал вспоминать подзабытый язык и потихоньку продолжать свою книгу.

В 1946 году Борис Исаакович с семьей вернулся из эвакуации в Киев. Не без труда ему удалось устроиться на работу в киевское строительно-монтажное управление № 3 товароведом.

Борис Сандро не ожидал, что вскоре он станет свидетелем грандиозного события, которого ожидал всю свою жизнь. Узнав в мае 1948 года, что лидер еврейской Палестины Давид Бен-Гурион провозгласил создание независимого еврейского государства, Сандро был на седьмом небе от счастья.

Мечтая, что евреи Советского Союза обязательно вступят в ряды защитников Родины, Борис Исаакович сначала излагал свои мысли на бумаге. «Мы будем воевать и своей кровью на полях сражения мы восстановим свою страну, — писал Сандро в дневнике о битве за Эрец-Исраэль. — И когда воцарится мир, мы создадим культуру, новую жизнь в правде и справедливости, которая станет светочем для всех народов мира...». В своем наброске «Ударная группа» Борис Исаакович, показывая себя сторонником самых решительных шагов, описывал: «...надо было ждать около 2000 лет, чтобы совершилось такое великое чудо, когда древний народ снова воскрес к новой жизни и героической борьбе за свое существование. Чувствую всю неловкость в том, чтобы словами говорить о действиях в то время, когда сами действия должны сказать свое слово. Нельзя медлить».

Вскоре от слов товаровед перешел к делу. Уловив в советской печати позитивную оценку борьбы «еврейских трудящихся» в Палестине, Борис Исаакович разработал подробный план действий. Придя с этим планом на прием в МИД УССР, он собирался предложить советскому правительству свои услуги в качестве организатора добровольческого отряда советских евреев, который мог быть отправлен на помощь сражающимся бойцам «Хаганы». На счастье Бориса Исааковича, выпровоженного из высокого кабинета по улице Чекистов, сотрудник МИДа заявлять о нем «куда надо» не стал.

Не находя себе места после провала своей миссии в МИДе и маясь от вынужденного бездействия, Борис Сандро в своих записях сокрушался, что не может ничем помочь своим братьям. Единственной отдушиной для него стали передачи радио «Коль Исраэль», «Голос Америки» и «Би-би-cи», которые Сандро приходил слушать к своим коллегам-евреям по СМУ № 3, а иногда — и к сыну Александру, работавшему учителем русского языка в поселке Чапаевка под Киевом. Борис Исаакович часто шутил, что возьми тот его на свое обеспечение, он в течение года дописал бы свою книгу про Тростянец. Неизвестно, собирался ли Борис Сандро ее издавать, но, по иронии судьбы, вскоре читатели его черновиков действительно нашлись.

В поле зрения советского МГБ Борис Исаакович попал из-за доноса. В сентябре 1949 года в его СМУ № 3 появился новый начальник пожарной охраны — Яков Аронович Брайнин. Лейтенант-фронтовик, служивший во время войны в авиации, Яков Брайнин быстро подружился со своим пожилым коллегой. Молодой человек, выходец из еврейского местечка Малин, с удовольствием слушал рассказы Бориса Исааковича о еврейской литературе, внимал его речам о борющемся за свою независимость Израиле и героях еврейского народа. Когда Борис Исаакович в очередной раз попадал в больницу, молодой друг обязательно навещал коллегу, когда нужно — возил на собственном автомобиле к сыну в Чапаевку.

Увы, под личиной друга и единомышленника скрывался агент 2-го отдела УМГБ Киевской области по кличке «Январский». Распознав в Сандро «еврейского буржуазного националиста», Брайнин в своих меморандумах начальству сообщал, что его подопечный с молодости водился с сионистами. Один из них — дважды судимый антисоветчик, писатель, переехавший после ссылки в город Осипенко (сейчас — Бердянск). В Осипенковском районном отделе МГБ подтвердили: у них на контроле действительно значился фигурант агентурного дела «Безродные», писатель-сионист Авраам Фриман. Начальник 2 отделения 2 отдела УМГБ Киевской области майор Шукалин работой агента был удовлетворен. Наконец-то ему попался идейный противник власти и махровый еврейский националист!

В августе 1952 года киевскими чекистами была осуществлена целая операция. «Январский», будто бы невзначай, сообщил Борису Сандро о своей командировке в Бердянск. Ничего не подозревающий старик с энтузиазмом вызвался познакомить Браймана с жившим там еврейским писателем. «Гость, передающий тебе эту записку, — мой дорогой уважаемый товарищ, господин Брайман, — писал в рекомендательном письме Сандро. — Принимай его любезно. Он честный человек, и в его сердце еврея гнездятся огромные свойства, которые так редки в наше время… Я живу надеждой, что выполнишь мою просьбу и пошлешь мне какую-нибудь древнееврейскую книгу. Твой брат, твой друг Борух».

Прибыв к Фриману с такими рекомендациями, «Январский» легко втерся к писателю в доверие. Прожив у него на квартире четыре дня, Брайман тщательно фиксировал все реплики Фримана, и даже законспектировал прочитанную им поэму «Гимн матери», в которой литератор воспевал создание государства Израиль. Написав Сандро ответное письмо, Авраам Фриман передал своему старому товарищу также книгу Бреннера, который при царе служил в той же части, что и Борис Исаакович.

После визита агента «Январского» в Бердянск разработка Бориса Сандро ускорилась. Из других источников поступала информация, что еще в дореволюционный период наблюдаемый примыкал к сионистскому движению и впоследствии поддерживал связь с видными сионистами, жившими в Израиле. Подняв старое следственное дело в отношении Авраама Фримана, чекисты установили, что в 1934 году, незадолго до ареста писателя, некто Борух Сандлер присутствовал на встрече одесских сионистов с эмиссаром Московского сионистского центра Мордехаем Ханзиным.

Еще больше информации на Сандро предоставил коллектив СМУ № 3, где он неоднократно критиковал руководителей партии, советскую действительность и внешнюю политику СССР. Однако главный компромат, по словам «Январского», находился у Сандро в специальном чемоданчике. Это были блокноты с черновиками его книги, а также многочисленные дневниковые записи на русском и иврите, которые Борис Исаакович категорически отказывался зачитывать агенту, несмотря на дружбу.

Вечером 3 февраля 1953 года к Борису Сандро явились сотрудники спецслужб. На момент ареста он работал архивистом «Укрлесстройпроекта» и жил с супругой в служебной квартире по улице Южной в киевском районе Святошино. Перерыв все вверх дном, прихватив с собой архив и библиотеку Сандро, сотрудники увезли старика в областное управление МГБ. Никакого ордера на арест и обыск предъявлено не было, и двое суток Бориса Исааковича удерживали в доме по улице Розы Люксембург совершенно незаконно. Не имея никаких материалов на задержанного, эмгэбэшники лихорадочно изучали его записи, о которых им докладывал их секретный агент, чтобы «нарыть» основания для ареста задним числом.

Одним из инструментом эмгэбэшников по выбиванию нужных показаний стали непрерывные перекрестные допросы, проводимые тремя следователями и их помощниками. Бранясь и угрожая, чекисты требовали от Сандро признаться в том, что он возглавлял подпольную сионистскую организацию. Особенно тяжело давались Борису Исааковичу ночные допросы, доводившие его до острых сердечных припадков и обострения хронических болезней. Ничего не добившись от арестованного, следователи пошли на хитрость: сообщили Сандро, что его сын и жена тоже арестованы. Потрясенный и раздавленный, Борис Исаакович днями ходил по камере и прислушивался к любому шороху. Ему казалось, что где-то в тюремном коридоре он отчетливо слышит голоса сына и супруги.

14 февраля 1953 года Борис Исаакович подписал предъявленное ему обвинение. Как ни старались чекисты добыть у Сандро хоть какие-то подробности его связей с другими «буржуазными националистами», ничего у них не вышло. В апреле 1953 года статья 54-11 УК УССР «Участие в контрреволюционной организации», предъявленная ему ранее, из обвинения была исключена. Зато записи Бориса Исааковича, изъятые у него во время обыска, чекисты изучили под микроскопом. Особенно негодовали они, дойдя от заметок Сандро по поводу подъема в среде еврейского населения, готового, как был уверен пожилой человек, идти на помощь своим братьям, сражавшимся в Палестине за свою независимость и свободу.

В ход пошла и внутрикамерная разработка. Именно от подсаженной в камеру «наседки» чекисты узнали о ходатайстве Сандро перед МИД УССР о посылке вооруженного отряда из числа советских граждан в помощь государству Израиль. Немедленно опрошенный заведующий протокольно-консульским отделом МИДа Пошевеля подтвердил, что в 1948 году он действительно разговаривал с человеком, который настаивал на необходимости послать в Палестину отряд добровольцев-евреев.

Нашлись и другие свидетели. Один из них, мастер того же монтажного управления № 3 Моисей Блай, сообщал, что в период выборов в органы советской власти Сандро называл их форменной комедией, а подлинной демократией называл строй, существовавший в западных странах. Утверждая, что вскоре советская власть непременно рухнет, Сандро характеризовал Блаю внешнюю политику СССР как крайне агрессивную, но постоянно маскировавшуюся под нечто миролюбивое. Про национальную политику Советского государства, по словам Блая, Сандро высказывался в не менее резкой манере. Свидетель Вольф Заславский, работавший в том же СМУ № 3 бухгалтером, признался, что Борис Сандро однажды пересказал ему содержание передачи «Голоса Америки» о свободном выезде евреев из Польши, Румынии и других государств в Израиль. По словам Заславского, Сандро говорил ему в сердцах, что, не будь на границе железного занавеса, он первым бы поехал в Эрец-Исраэль. Распространяясь в присутствии Заславского по поводу Корейской войны, Борис Исаакович выражал полную уверенность, что она велась не без участия Советского Союза.

Помимо показаний свидетелей, одну из основных ролей в осуждении архивиста «Укрлесстройпроекта» сыграла экспертиза. Захарий Либман, литературный критик и одновременно старый агент МГБ под кличкой «Семенов», проверявший идейно-политическое содержание конфискованных рукописей, в своем заключении обвинил Сандро в пропаганде «расизма сионистского толка».

«Фашистский расизм здесь переплетается с сионистской теорией вечно живущего "еврейского духа", — громил обвиняемого в своем заключении Либман, — по Сандро, расовое превосходство евреев объясняется именно тем, что еврейская культура, в отличие от культур всех других народов, якобы существует "в вечности" со своим носителем — еврейским народом». Для чекистского сексота Либмана Борис Сандро, считавший евреев народом, противоречил учению Ленина-Сталина. Вырванные из контекста слова Бориса Исааковича — «...надо завоевать страну и она наверняка будет наша...» — Либман охарактеризовал еще более пафосно. «Подобную фразу можно встретить не только в книге “Моя борьба" Гитлера, — утверждал агент “Семенов”, — но и в речах президента США Эйзенхауэра, и в речах его верных лакеев, лидеров международного сионизма Бен Гуриона, Шариота [Шарета], и прочих».

Согласно заключению эксперта Либмана, только закоренелый враг советской власти мог написать во время Гражданской войны о необходимости судить Губчека, совершавшую «неслыханные преступления». Досталось обвиняемому и за то, что в самом начале Второй мировой войны он написал, что СССР будет отвечать перед судом истории за преступный союз с Гитлером.

Дело Бориса Исааковича было на особом контроле. В докладной записке, поданной 18 марта 1953 года на имя секретаря ЦК КП Украины Мельникова, секретарь Киевского горкома партии Гришко негодовал. Дескать, министерство лесного хозяйства не только не проявило политической бдительности в разоблачении «окопавшегося» у него врага, но даже после ареста архивиста не приняло необходимых мер.

Суд над Борисом Сандро состоялся 22 апреля 1953 года в Киеве. Виновным себя в антисоветской агитации Борис Исаакович не признал. Но в своем последнем слове он вынужден был назвать себя «недисциплинированным гражданином», заявив перед присутствующими: «Я думал о другой стране, которая когда-то будет, и не был патриотом своей родины». Говорил правду.

Судебная Коллегия Киевского областного суда по уголовным делам приговорила Бориса Сандро к 10 годам ИТЛ, с поражением в правах на 3 года и конфискацией имущества. Пожилого человека осудили за то, что он вел записи, в которых излагал антисоветские сионистские измышления, клеветал на советскую действительность и восхвалял буржуазное государство Израиль. В качестве доказательств «антисоветской агитации» суд указывал разговоры Сандро со своими коллегами по работе и знакомыми.

Оказавшись в исправительно-трудовом лагере в Щегловке под Донецком, Борис Сандро подал ряд жалоб, требуя пересмотра своего дела. Член военного трибунала Киевского гарнизона Кузнецов даже предложил Сандро, ввиду недостаточности улик и преклонного возраста, освободить его из-под стражи, но дело с мертвой точки не сдвинулась. Киевская областная комиссия по пересмотру дел лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, 21 сентября 1954 года постановила оставить приговор в силе. Признав на суде, что записи, критиковавшие советские устои, принадлежат ему, Борис Исаакович расписался в «мыслепреступлении», которое простить ему не могли. «Вы явились случайной властью. Мы всегда будем помнить, что захваченная вами власть не принадлежит вам ни по праву, ни по закону, ни по природе», — за такие слова, пускай и написанные для себя, в СССР запросто могли расстрелять. Через два года, в июне 1956 года, помощник Прокурора УССР по спецделам надзорное производство по делу Бориса Исааковича остановил, оставив приговор в силе. Лишь в 1989 году Постановлением Пленума Верховного суда Украинской ССР дело в отношении Бориса Сандро было дело прекращено за отсутствием состава преступления. Уже давно на свете не было ни самого любителя ивритской словесности, ни его супруги, ни сына Александра, умершего за два года до реабилитации отца.

Весь его архив, включая черновик книги о тростянецком погроме, затерялся в необъятных недрах правительственных зданий Киева. Мы даже не знаем, где и когда умер Борис Сандро. Однако мы помним, что именно он спасал евреев от погромщиков, до конца был верен родной культуре и слову и не побоялся в самый ответственный момент еврейской истории встать в полный рост. Как говорил на суде Борис Сандро: «Мой идеал был, чтобы евреи перестали гнуть спину, чтобы они были сильными и смелыми людьми».


Библиография и источники:

•‎ Дело по обвинению Сандро Бориса Исааковича по статье 54-10 ч.2 УК УССР / Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины (СБУ), Киев, Ф.6, д. 59835.
•‎ Дело №38 по переписке с УМВД Запорожской обл. по линии сионистов и еврейских буржуазных националистов. Т.3, 28.07.1948–1.01.1954. ‒ ОГА СБУ, Киев, ф.2, д.2226.
•‎ Дело №228, переписка о еврейских националистах с УМГБ Запорожской обл. за 1945‒1953 гг. Т.1, 8.03.1945‒29.12.1953. ‒ ОГА СБУ, Киев, ф.2, д.2227
•‎ Копии спецсообщений и докладных записок, 14.03‒6.04.1953, 14.03‒6.04.1953. ‒ ОГА СБУ, Киев, ф.16, №876/882
•‎ Копии докладных записок и спецсообщений от МВД УССР в МВД СССР, 20.10–5.11.1953. ‒ ОГА СБУ, Киев, ф.16, д.884
•‎ Докладные записки, информации, спецсообщения и справки отделов ЦК КП Украины, обкомов КП Украины, Управления охраны МГБ на Юго-западной железной дороге и др. организаций ‒ об антисоветских буржуазно-националистических проявлениях, 9.01‒16.02.1953. ‒ ЦГАООУ, Киев, ф.1, оп.24, д.2736