Песня может стать подвигом, даже не имея политического контекста. В годы кампании по борьбе с космополитизмом в СССР достаточно было спеть по-еврейски, чтобы поставить на кон карьеру и даже свободу. Эмиль Горовец знал это и шел на риск: он не мог отказаться от языка матери, маме-лошн.

Горовец родился 10 июня 1923 года в городке Гайсин Винницкой области, бывшем еврейском местечке. Полувеком ранее здесь же появился на свет другой великий певец – выдающийся кантор Гершон Сирота. Эмиль Горовец был пятым, младшим ребенком кузнеца Якова Горовца, и отец не приветствовал его увлечение пением. Он хотел видеть сына или врачом, поскольку единственное училище в Гайсине было медицинским, или кузнецом. Однако у мальчика было другое мнение, и он тайком участвовал в художественной самодеятельности, за что ему нередко доставалось дома.

 

 

Еще подростком Эмиль пришел в местный еврейский театр и попросился в артисты. С его голосом было сложно не пройти прослушивание, и в июне 1941-го состоялась успешная премьера спектакля с его участием. Увы, представление было единственным – через несколько дней началась война. Два старших брата Эмиля ушли на фронт, а он сам вместе с семьей отправился в эвакуацию в Ташкент. Туда же из Москвы и Ленинграда в годы войны переезжали научно-исследовательские институты, киностудии, театры.

Одним из эвакуированных театров стал ГОСЕТ – Государственный еврейский театр под управлением Соломона Михоэлса.

 

 

Сначала в театре с сомнением посмотрели на худого, как скелет, юношу: Горовец только что перенес брюшной тиф и чудом остался жив. Но, как и некогда в Гайсине, прослушивание сняло все вопросы.

Эмиля приняли в труппу. Михоэлс сразу увидел талант новичка и взял его под свое покровительство: учил актерскому мастерству, давал яркие роли.

Когда война закончилась, Горовцу предложили поехать в Москву вместе с театром. И тут возникло серьезное препятствие: артист плохо знал русский язык.

 

 

В раннем детстве Эмиль Горовец говорил на идише, когда чуть подрос – освоил украинский. А вот русский он начал учить уже в школьные годы, и тот долго оставался для него сродни иностранному. Произношение оставляло желать лучшего и уж точно не годилось для сцены. Особенно подводило Эмиля грассирующее «р».

Понимая, что без идеального русского языка в Москве ему ничего не светит, Горовец бросил вызов самому себе. Он по несколько часов в день выполнял логопедические упражнения, ходил с шариками во рту, корпел над пособиями по артикуляции и за три месяца избавился-таки от предательского местечкового выговора.

 

 

Казалось, все препятствия устранены: он переехал в столицу, учился в музыкальном училище им. Гнесиных, играл под руководством самого Михоэлса, ему давали главные роли в спектаклях. Но сфабрикованное «дело врачей» и кампания по борьбе с космополитизмом перечеркнули открывавшиеся перспективы.

В 1948 году был убит Михоэлс. В 1949-м перестал существовать его театр. Закрывались и другие еврейские учреждения, и теперь даже сам язык евреев стал опальным. На нем больше нельзя было говорить со сцены и писать в газетах. Видя это, Горовец продолжал петь на идише. «Эмиль Горовец чудом не попал под эту частую гребенку расправ и наказаний, – вспоминал писатель и сценарист Георгий Вайнер. – Он продолжил свою жизнь в искусстве как еврей. Если бы не такие люди, как он, то еврейская культура была бы обречена на исчезновение».

По окончании музыкального училища, а потом института им. Гнесиных Эмиля Горовца как оперного певца в 1955 году распределили в Кишиневский оперный театр. Особая ирония была, что театр существовал только на бумаге – официально он открылся только год спустя. Горовца прикрепили к Молдавской филармонии, где он пел и преподавал вокал, пока в 1956 году, «отбыв срок», не вернулся в Москву. Как раз в то время он познакомился с джазменом-виртуозом Эдди Рознером и начал выступать с его оркестром. Однако Горовец понимал, что джаз – не его стихия. После непродолжительного сотрудничества он начал сольную карьеру эстрадного певца – а точнее сказать, «еврейского эстрадного певца».

 

 

В 1956 году Горовцу утвердили сольную программу на идише – неслыханное по тем временам событие. Злые языки говорили, что причина была в комиссии, сплошь состоящей из евреев во главе с Леонидом Утесовым.

И хотя большинство слушателей не понимало идиш, концерты по всей стране проходили с огромным успехом. Горовец и его «еврейская программа» стали так знамениты, что в 1959 году певца даже выпустили за рубеж – отправили в Париж на международный фестиваль в честь 100-летия Шолома-Алейхема.

В 1962 году моноспектакль «Фрейлехс» в исполнении Горовца одержал победу на всесоюзном конкурсе артистов эстрады. Примерно тогда же он вместе с пианистом Львом Коганом записал свою первую большую пластинку с песнями на идише. В СССР она стала, говоря современным языком, «бестселлером».

 

 

Но оттепель продолжалась недолго. Прошло всего несколько лет после смерти Сталина, и евреев в СССР вновь стали прижимать. Крепла дружба с арабскими странами, что не способствовало отношениям с Израилем. Горовцу намекнули, что с идишем пора завязывать. Ему рекомендовали сделать новую сольную программу на русском и предложили самые роскошные условия. В его распоряжении были лучшие советские композиторы и поэты-песенники. Певцу дали право самому набрать оркестр, обеспечили площадку для репетиций.

Горовец воспользовался этой возможностью, но остался верен себе. «Я придумал программу, в которой песни будут звучать на языке оригинала и в переводе на русский. Под этим соусом мне удалось сделать недозволенное и исполнить одну-две песни на идише – моем родном языке», – рассказывал артист.

Благодаря Горовцу слушатели знакомились не только с еврейской культурой, но и с запретной западной эстрадой. Пока советские газеты громили Beatles, Горовец исполнял их песни на русском языке. Позднее американская журналистка Белла Езерская вспоминала, что артист всегда возражал против заголовков к своим интервью типа «Певец еврейской культуры» или «Певец идиша».

 

 

Пик славы Горовца пришелся на первую половину 1960-х. Он давал по несколько концертов в день, записывал одну пластинку за другой, регулярно появлялся на телевидении. «Дрозды», «Королева красоты», «Я шагаю по Москве», «Люблю я макароны» – эти песни любили и знали наизусть взрослые и дети. Но Шестидневная война вызвала очередной всплеск антисемитской политики в СССР, и золотая эпоха Горовца закончилась. Еврейские песни вновь попали под запрет – не только на идише, но и на русском.

Все усугубилось с приходом антисемита Сергея Лапина на пост председателя Госкомитета по телевидению и радиовещанию. Лапин открыто высказался против Горовца. В результате артисту перекрыли эфир, отменяли его концерты, запретили петь в Москве и Ленинграде. Для певца его уровня это было унижением, и в 1973 году Горовец эмигрировал в Израиль.

 

 

«Я не уехал, меня уехали», – говорил он впоследствии. Горовец не хотел покидать СССР – там у него были слава и благополучная жизнь, но ему пришлось это сделать, чтобы получить возможность петь – в том числе на идише. Но в Израиле его ждало жестокое разочарование. В то время там идиш был не в почете – его считали простонародным местечковым языком.

Чтобы звучать на телевидении и гастролировать с концертами, требовалось петь на иврите. На своей исторической родине Горовец, который всю жизнь продвигал еврейскую культуру, почувствовал себя ненужным. Очень кстати ему предложили выступить с концертом в США – там Горовца хотели слушать и приняли с восторгом. Так начался новый виток славы. Горовец переехал в Америку, снова собирал полные залы, выпускал пластинки, ездил на гастроли по всему миру.

В 1979 году, когда истек срок рабочей визы, Горовец ненадолго вернулся в Израиль, но опять пришелся не ко двору. Он дал несколько концертов, и люди хотели его слушать, но местные бюрократы снова потребовали от него петь на иврите. Горовец вернулся в Америку – теперь уже навсегда. Но годы шли, и его популярность начала угасать и там. Носители идиша постепенно уходили – а их дети и внуки ассимилировались и уже не понимали этого языка. Горовец попытался создать собственную площадку для выступлений, открыв ресторан и ночной клуб «Балалайка». Какое-то время он пел там, но предприятие оказалось не слишком успешным и вскоре закрылось.

 

 

Горовец нашел отдушину на радио, где вел программу «Маме-лошн» – на идише и об идише. Он почти не давал концертов, зато к каждому выпуску программы сам писал новую песню. Так продолжалось около четырех лет, пока радиостанция не закрылась. Горовец работал на других радиостанциях, вещавших на русском, выступал в еврейских театрах, а в перестроечные годы дважды побывал на гастролях в разваливающемся Советском Союзе. Возвращаясь на родину, он боялся, что его там не помнят и не ждут, но его узнавали уже на паспортном контроле. Излишне говорить, что выступления проходили под оглушительные овации.

Этот успех окрылил Горовца – он начал строить новые гастрольные и концертные планы. Все разрушила болезнь: 17 августа 2001 года певца не стало. Но живы его песни, которые звучат до сих пор: более 400 композиций, записанных на русском и на идише, «мамином языке».

Елена Горовиц