"Иван Козловский был тоже в каком-то смысле "нетрадиционной ориентации". Откровения "шпиона- террориста" и народного артиста Давида Лернера

Накануне 100-летия Владимира Михайловича Зельдина я брал у него интервью, и разговор зашел о секретах его долгой и плодотворной жизни. Актер признался, что у него нет никаких секретов и тайн. Да и гены здесь ни при чем. Владимир Михайлович привел в качестве примера своих родителей: оба не дожили до 50.

- Или возьмите моего друга - выдающегося пианиста Давида Лернера. - добавил Зельдин. - Человек прошел через репрессии, чудом выжил и прожил 102 года.

Услышав о Лернере, я вздрогнул. Сейчас это подзабытое имя, а в свое время Давид Михайлович был легендой. Выдающийся музыкант, концертмейстер, он в течение многих лет аккомпанировал таким мировым знаменитостям как Мария Максакова, Сергей Лемешев, Иван Козловский и Поль Робсон. Да и жизнь прожил удивительно яркую, полную испытаний и приключений.   

Мне повезло общаться с Лернером в последние годы его жизни и побывать на концерте, который маэстро давал в 98 лет. После выступления был фуршет, все выпили по бокалу красного вина. Мы записали интервью. Затем я поздравлял его со 100-летием и с 101-летием. А еще через год его телефон замолчал.

ЖЕНА ЗАКРИЧАЛА «ДАВИД, БЕРЕГИ ПАЛЬЦЫ!»

Родился Давид Лернер в 1909 году в Жмеринке, в семье фотографа. Музыкой начал заниматься с шестилетнего возраста. В 14 - поступил в Киевскую консерваторию. После призыва в армию был направлен в московский симфонический оркестр ЦДКА, которым дирижировал Василий Васильевич Целиковский (отец впоследствии знаменитой актрисы Людмилы Целиковской). А когда отслужил, стал артистом московской филармонии.

«И тут меня уговорили поехать на Камчатку – работать в местном радиокомитете, - вспоминал Давид Михайлович. - Я воскликнул: «Да это же у черта на куличках!» Объяснили: мол, всего на несколько месяцев, сулили большие деньги, обещали невиданную природную экзотику. На вокзале меня провожали замечательный певец Соломон Хромченко с супругой, председатель камчатского радиокомитета с девятнадцатилетней дочкой Наташей.

И вдруг эта девочка сказала мне на прощанье: “Поверьте, это ваша судьба!” Так оно и получилось. Через восемь месяцев она стала моей женой... По дороге «к черту на кулички» я совершил, пожалуй, самый фантастический поступок в своей жизни».

Молодому талантливому пианисту дирекция Московского радиокомитета поручила купить рояль - с его помощью планировали начать музыкальное образование трудящихся Камчатки. По тем временам "отправить что-то на Камчатку", значило примерно то же самое, что сегодня - "отправить на Луну". Два месяца Лернер вез с собой специально купленный в московской комиссионке шикарный немецкий рояль марки «Ibach». Но уже в том же 1936 году он зазвучал по радио на всю область. Это был первый рояль на камчатской земле.

«А еще через год, - продолжал свой рассказ Давид Лернер, - почти всю мою семью развезли в «черных воронках». Я работал простым пианистом. А в моем обвинении было написано: “измена Родине, участие в контрреволюционной организации, террор, диверсии”. Арестовали тестя, тещу (она была певицей Новосибирской оперы). Не тронули только мою жену, тоже певицу, - Наташу Ложникову. Ей было всего 19 лет, и она была комсомолкой. Помню, когда баржа со “шпионами” отчалила от берега, я только услышал из прощальной сутолоки на петропавловском пирсе пронзительный Наташин крик: “Давид, береги пальцы!”

ПЕРВЫМ НАПИСАЛ ПЕСНЮ «ВСТАВАЙ, СТРАНА ОГРОМНАЯ»

В 1939-ом закончилась борьба с “ежовщиной” и в период легкой “оттепели” музыканта неожиданно освободили (что самое невероятное - извинились (!) и даже дали путевку в Кисловодск). Уже на воле он узнал, что тестя - председателя камчатского радиокомитета - расстреляли…

«Когда я вышел, честно говоря, понятия не имел, кому после всего этого буду нужен. Даже к роялю поначалу просто боялся подходить - вдруг мы с ним «не поняли бы друг друга»? Только война вернула меня к реальности».

В самом начале войны Давид Лернер организовал в Петропавловске ансамбль под названием "Били, бьем и будем бить", который давал концерты для воинов Советской армии. Интересный нюанс: он первым сочинил на слова Лебедева-Кумача героическую песню “Вставай, страна огромная!”

Лернер вспоминал об этом так: «Был «грех». Когда началась война, а застала она меня на Камчатке, я сразу написал музыку к этим стихам. Еще до Александрова. Но даже не просите, не сыграю, у меня даже ноты не остались».

В 1942 году Давида Михайловича мобилизовали, год он проучился в Военно-пехотном училище – его готовили к отправке на фронт. Но видимо военные начальники сообразили, что музыкой он сделает для Отечества больше, чем с винтовкой наперевес, и командировали мичманом в Ансамбль песни и пляски Тихоокеанского флота.

Остаток войны музыкант провел в бесконечных концертах по всему Дальнему Востоку. Где не оказывалось рояля, пианист играл на баяне... Кстати, под началом мичмана Лернера «отчаянно драил палубу» краснофлотец Борис Брунов. Много лет спустя знаменитый эстрадный конферансье, с которым Давиду Михайловичу потом часто приходилось встречаться на концертах, - не забывал “подколоть” коллегу по поводу командного голоса и «дедовщины»...

«ОТ ГОЛОСА ЛЕМЕШЕВА ЖЕНЩИНЫ ТЕРЯЛИ ГОЛОВУ»

Возвратившись после войны в Москву, Лернер быстро обрел славу тонкого и вдохновенного концертмейстера. Выступал с такими звездами Большого театра как Шумская, Лисициан, Иванов, Михайлов, Норцов, Алтухова, Левко, Масленникова. Позже познакомился с Марией Максаковой.

По словам маэстро, с Марией Петровной Максаковой его свел случай. В 1953-м году у нее, уже признанной примы Большого театра, не было подходящего аккомпаниатора, и ей предложили Лернера. После первого концерта певица написала ему на программке: «Наш экзамен прошел на отлично. Спасибо». Только в 1954 году они сделали 100 концертов и не расставались потом целых двадцать лет.

Лернер рассказывал: «Как-то Лемешев позвонил Максаковой и спросил: "Мария Петровна, вы не возражаете, если Давид Михайлович будет работать и со мной?" Так в 1958 я начал работать с Сергеем Яковлевичем Лемешевым, и до конца его жизни в 1977 году был личным аккомпаниатором. Причем многие годы работал с обеими звездами параллельно. Мы не гнались за количеством концертов. Например, Лемешев пел раз в три дня. Но Максакова могла петь каждый день... Вообще с ними было очень легко, это были обыкновенные советские люди, без всяких, прости Господи, звездных болезней. С Марией Петровной, кстати, мы дружили семьями».

Помню, я спросил Давида Михайловича про Вадима Козина. Дескать, ходили слухи, что из-за своей нетрадиционной ориентации он вынужден был «сдавать» НКВД своих коллег, и по этой причине он “лег на дно” в Магадане.

«Это не слухи, - отвечал Лернер. - Только очутился он в Магадане не по своей воле... Кстати, я встречался с Козиным во время магаданских гастролей. Он уже жил свободно, был почетным руководителем местной филармонии и в Москву возвращаться отказывался наотрез. Мы сидели в его небольшой однокомнатной квартире, немного выпивали. Он играл на пианино и пел свои новые песни... Иван Козловский тоже был, если так можно выразиться, «нетрадиционной ориентации» - его не интересовали ни те, ни другие. Только творчество!»

А вот Лемешев, по словам Лернера, был им обоим полная противоположность.

«О! Вы не представляете, сколько женщин теряли от него голову! Они колесили за нами по всей стране от маленькой Пениги до Бухты Провидения, - лишь бы увидеть своего кумира. Где бы он ни гастролировал, цветы присылали аж из Москвы. Но даже в окружении огромного числа поклонниц Лемешев старался держать себя в рамках. Выпить любил, но всегда знал меру. Женат был 8 раз и, кстати, последняя жена, Вера Николаевна Кудрявцева, пережила его на несколько десятилетий… Прежние молоденькие девчушки давно вышли в пенсионерки, но до сих пор - с 1977 года, как он умер, - ухаживают за его могилой на Новодевичьем кладбище. Цветы, свечи там всегда. Чего, к сожалению, нельзя сказать о могиле Ивана Семеновича Козловского. Она забыта, долго была без памятника, бурьяном заросла, и это больно...»

«ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ» РОБСОН И СЕКРЕТ ДОЛГОЛЕТИЯ

О знакомстве с Полем Робсоном пианист рассказывал так: «Меня ему рекомендовали в качестве аккомпаниатора, когда он первый раз посетил Москву. А когда приехал во второй - сразу попросил: “Только Лернера!” Робсон, кстати, немного говорил по-русски, останавливался только в гостинице “Советская” (бывший “Яр”). Ему снимали шикарный номер за 200 рублей в сутки. В его репертуаре были в основном советские и негритянские песни, обязательно “Широка страна моя родная!” - это была его коронка. Мои коллеги в шутку называли Робсона «Павлом Васильевичем»…

На вопрос о «нынешних великих» Давид Михайлович с горечью констатировал: «Сегодня выделить кого-либо практически невозможно. Они поют в микрофон, а это уже, извините, чистой воды эстрада. Возможно, я очень строго сужу, но мне есть с кем сравнивать. Шаляпин (я храню все его одиннадцать пластинок!), Лемешев, Козловский… Это голоса мирового уровня. Среди женщин – Максакова, Обухова, Давыдова, Катульская… Какие залы мы собирали! Помню: приезжаем с Марией Петровной в Норильск и даем девять сольных концертов подряд при полных аншлагах! Разве сейчас это возможно? С классикой у нас вообще катастрофа. Единственное место, где можно отвести душу – это Большой зал консерватории, там еще теплится жизнь. Сейчас все захватила эстрада, низкий уровень, серятина. Аккомпанировать некому – все великие ушли из жизни».

В домашнем кабинете маэстро висела старенькая карта Советского Союза. На ней - более 500 кружочков, которыми отмечены города и поселки, где он выступал. Но, не смотря на свой возраст, Давид Лернер продолжал активную творческую деятельность до 100 лет. Его график - по пятьдесят концертов в год – не каждому даже молодому музыканту по силам.

«Нынешние мои выступления, с одной стороны, в основном благотворительные, а с другой – я просто обязан поддерживать форму», - с улыбкой говорил Давид Михайлович.

Кстати, на вопрос, в чем секрет его долголетия, пианист отвечал: «Знаете, я сам удивляюсь. Я никогда не курил, могу с рюмкой водки просидеть целый вечер. Вероятно, секрет - в музыке и любви бесконечной...»