[]
Иерусалим |
|
Москва |
|
Нью-Йорк |
|
Берлин |
Воспоминания Игоря Дмитриева - Руслан МАЛИНОВСКИЙ
Очерки, воспоминания
| 13.08.2023
| Читали: 580
— Игорь Борисович, это правда, что Алиса Фрейндлих до сих пор не может вспоминать без улыбки, как вы ее разыграли? — Мы были молоды... Приехали на гастроли в город Горький.
архив
Обычно на главной сцене идет большой спектакль, а параллельно, на выезде, когда актеров хватает, — другой, поменьше. Мы с Алисой играли пьесу Брагинского «Раскрытое письмо» в Балахне — из Горького туда часа полтора езды.
Приехали в Дом культуры рано, погуляли по парку... Помню, там лозунг висел: «Набирайся сил у груди матери — Коммунистической партии». Я все никак не мог понять, кому же это обращение адресовано. Мне вроде уже поздно набираться сил у груди матери, а тот, кто только родился, еще не может знать, что это ему необходимо...
— Полная Балахна!
— (Смеется). В общем, целлюлозный комбинат, Волга, до спектакля еще два часа, и мы — я, Фрейндлих и еще кто-то — решили покататься на лодке. Плывем. А ей только-только подарили шикарные очки поляроид, тогда немыслимо модные. Алиса неловко наклоняется, и... они падают в воду. Горе, слезы!
— Вы за ними вслед не нырнули?
— Никто не нырнул, не только я... В общем, вернулись, отыграли спектакль... А жили мы тогда в частном секторе...
Это теперь актеры останавливаются в гостиницах, а раньше в основном снимали комнаты в частных домах.
У хозяйки дома, где я квартировал, был сын лет девяти. Я его подзываю: «Иди-ка сюда, сейчас напишешь письмо».
И диктую: «Дорогая артистка тов. Фрейндлих. Пишет вам Миша Пупкин. Мы, красные следопыты, очень вас любим и, когда узнали, что вы уронили в Волгу очки, сразу начали поиск. Рапортуем: ваши очки нашел на дне Сема Мишкин — сын тети Кати с дебаркадера 18 бис (когда лжешь, такая мелочь, деталь придает истории правдоподобности. — И. Д.). Посылаем находку вам и желаем новых творческих успехов».
Подготовив письмо, я отправился в «Оптику» на улице Свердлова — это главная улица в Нижнем Новгороде (сейчас, может быть, и переименованная).
Захожу: «Скажите, нет ли у вас каких-нибудь старых очков».
— «Каких старых?».
— «Ну вот таких, что совсем-совсем не нужны».
— «Да, есть — загляните вон в то ведро».
Я покопался и вытащил чудный экземпляр: полстекла нет, одна дужка из проволоки, вместо другой — резинка на ухо, и все это скрепляет изоляционная лента. «Ой, можно?».
— «Да, пожалуйста, все равно выбрасывать».
Эти очки я упаковал, приложил к письму и послал с администратором, который вез в Балахну афишу нового спектакля, чтобы оттуда он их отправил по почте. Теперь представьте: Алиса получает пакет со штемпелем Балахны. Открывает письмо — ах! Растроганная до слез, она вслух читает его перед всем коллективом, а затем торжественно разворачивает очки. Надо было видеть ее лицо: «Что это такое? Какая-то дрянь! Чудовищно!».
Я между тем возвращаюсь домой и опять кличу мальца: «Вова, иди сюда. Пиши другое письмо. «Дорогая артистка Алиса Фрейндлих! Мы, красные следопыты с дебаркадера 18 бис, послали вам очки, но произошла ошибка — они вовсе не ваши, их уронила тетя Паша. Поэтому очень просим: верните, пожалуйста»...
Приехали в Дом культуры рано, погуляли по парку... Помню, там лозунг висел: «Набирайся сил у груди матери — Коммунистической партии». Я все никак не мог понять, кому же это обращение адресовано. Мне вроде уже поздно набираться сил у груди матери, а тот, кто только родился, еще не может знать, что это ему необходимо...
— Полная Балахна!
— (Смеется). В общем, целлюлозный комбинат, Волга, до спектакля еще два часа, и мы — я, Фрейндлих и еще кто-то — решили покататься на лодке. Плывем. А ей только-только подарили шикарные очки поляроид, тогда немыслимо модные. Алиса неловко наклоняется, и... они падают в воду. Горе, слезы!
— Вы за ними вслед не нырнули?
— Никто не нырнул, не только я... В общем, вернулись, отыграли спектакль... А жили мы тогда в частном секторе...
Это теперь актеры останавливаются в гостиницах, а раньше в основном снимали комнаты в частных домах.
У хозяйки дома, где я квартировал, был сын лет девяти. Я его подзываю: «Иди-ка сюда, сейчас напишешь письмо».
И диктую: «Дорогая артистка тов. Фрейндлих. Пишет вам Миша Пупкин. Мы, красные следопыты, очень вас любим и, когда узнали, что вы уронили в Волгу очки, сразу начали поиск. Рапортуем: ваши очки нашел на дне Сема Мишкин — сын тети Кати с дебаркадера 18 бис (когда лжешь, такая мелочь, деталь придает истории правдоподобности. — И. Д.). Посылаем находку вам и желаем новых творческих успехов».
Подготовив письмо, я отправился в «Оптику» на улице Свердлова — это главная улица в Нижнем Новгороде (сейчас, может быть, и переименованная).
Захожу: «Скажите, нет ли у вас каких-нибудь старых очков».
— «Каких старых?».
— «Ну вот таких, что совсем-совсем не нужны».
— «Да, есть — загляните вон в то ведро».
Я покопался и вытащил чудный экземпляр: полстекла нет, одна дужка из проволоки, вместо другой — резинка на ухо, и все это скрепляет изоляционная лента. «Ой, можно?».
— «Да, пожалуйста, все равно выбрасывать».
Эти очки я упаковал, приложил к письму и послал с администратором, который вез в Балахну афишу нового спектакля, чтобы оттуда он их отправил по почте. Теперь представьте: Алиса получает пакет со штемпелем Балахны. Открывает письмо — ах! Растроганная до слез, она вслух читает его перед всем коллективом, а затем торжественно разворачивает очки. Надо было видеть ее лицо: «Что это такое? Какая-то дрянь! Чудовищно!».
Я между тем возвращаюсь домой и опять кличу мальца: «Вова, иди сюда. Пиши другое письмо. «Дорогая артистка Алиса Фрейндлих! Мы, красные следопыты с дебаркадера 18 бис, послали вам очки, но произошла ошибка — они вовсе не ваши, их уронила тетя Паша. Поэтому очень просим: верните, пожалуйста»...
17
1
|
|
