Их связывали совместные спектакли, концерты, репетиции, поездки на гастроли, годы доброй дружбы. После смерти Высоцкого она написала книгу воспоминаний «Владимир Высоцкий. Каким помню и люблю», отрывок из которой мы приводим ниже.

После душного летнего спектакля «Гамлет» мы, несколько человек, поехали купаться в Серебряный бор. Не было с собой ни купальных костюмов, ни полотенец, вытирались мы Володиной рубашкой. А поодаль в удобных дорожных креслах, за круглым столом, накрытым клетчатой красной скатертью, в разноцветных купальных халатах сидели французы и пили вино. Было уже темно, а они даже не забыли свечку, и эта свечка на столе горела!

Мы посмеялись: вот мы у себя дома, и все у нас так наспех, а они — в гостях, и все у них так складно, по-домашнему. Через несколько лет во Франции мы с Володей были в одной актерско-писательской компании и вместе с французами поехали в загородный дом под Парижем. Когда подъехали к дому, выяснилось, что хозяин забыл ключ. Не ехать же обратно!

Мы расположились на берегу реки, купались, так же вытирались чьей-то рубашкой. А рядом благополучная французская семья буржуа комфортно расположилась на пикник. Мы с Володей обсудили интернациональное качество творческой интеллигенции — полную бесхозяйственность и вспомнили Серебряный бор.

Как-то, уже после смерти Высоцкого, раздался телефонный звонок, взволнованный мужской голос: «Не бросайте трубку, я приехал издалека. Скажите, Высоцкий жил так, как писал?» Я нашлась только, чтобы ответить: «А Пушкин жил так, как писал?» — «Но мне не интересен Пушкин, мне интересен Высоцкий.» И я ему, может быть, несколько резко: «Вот если вы для себя найдете ответ на вопрос, так ли Пушкин жил, как писал, вы поймете что-то и о Высоцком».
 

Упрекают нас, работавших с ним вместе, что не уберегли, что заставили играть в предынфарктном состоянии. Оправдываться трудно, но я иногда думаю: способен ли кто-нибудь руками удержать взлетающий самолет, даже если знаешь, что после взлета он может погибнуть...

Его несло. Я не знаю, какая это сила, как она называется. А он знал о своем конце, знал, что сердце не может вынести этой нечеловеческой нагрузки и бешеного ритма. Но остановиться не мог. Это жизнь Высоцкого последние два года. Он знал и не мог остановиться, и все знали, но он был заложником своей судьбы. Высоцкий не довоплотился: и в театральных ролях, и как поэт, и как режиссер.

От него всегда веяло силой и здоровьем. На одном концерте как-то он объявил: «Мои похорона» — и в зале раздался смех. После этого он запел: «Сон мне снился...»

Тема жизни и смерти — тема «Гамлета». Спектакль у нас начинался с того, что выходили могильщики, рыли могилу, бросая настоящую землю на авансцене, откапывали череп... А заканчивался словами Гамлета-Высоцкого:

Ах, если б время я имел...
Но смерть — тупой конвойный
И не любит, чтоб медлили...
Я столько бы сказал!..
Дальше — тишина...

Спектакль «Гамлет» в Театре на Таганке Юрий Любимов поставил в 1971 году. Состав был звездный — Алла Демидова, Вениамин Смехов, Александр Пороховщиков, Иван Бортник. А в роли принца датского Гамлета блистал Владимир Высоцкий. Да так, что на этот спектакль рвались все москвичи и гости столицы, билеты были страшным дефицитом, и достать их считалось большой удачей.17.08.2021

«Он жил на миру». Из воспоминай Аллы Демидовой о Владимире Высоцком

Знаменитая актриса Алла Демидова — постоянный сценический партнер Владимира Высоцкого. Они выходили на сцену легендарного Театра на Таганке со дня его основания в 1964 году и до смерти Владимира Семеновича. Их связывали совместные спектакли, концерты, репетиции, поездки на гастроли, годы доброй дружбы. После смерти Высоцкого она написала книгу воспоминаний «Владимир Высоцкий. Каким помню и люблю», отрывок из которой мы приводим ниже.

После душного летнего спектакля «Гамлет» мы, несколько человек, поехали купаться в Серебряный бор. Не было с собой ни купальных костюмов, ни полотенец, вытирались мы Володиной рубашкой. А поодаль в удобных дорожных креслах, за круглым столом, накрытым клетчатой красной скатертью, в разноцветных купальных халатах сидели французы и пили вино. Было уже темно, а они даже не забыли свечку, и эта свечка на столе горела! Мы посмеялись: вот мы у себя дома, и все у нас так наспех, а они — в гостях, и все у них так складно, по-домашнему. Через несколько лет во Франции мы с Володей были в одной актерско-писательской компании и вместе с французами поехали в загородный дом под Парижем. Когда подъехали к дому, выяснилось, что хозяин забыл ключ. Не ехать же обратно! Мы расположились на берегу реки, купались, так же вытирались чьей-то рубашкой. А рядом благополучная французская семья буржуа комфортно расположилась на пикник. Мы с Володей обсудили интернациональное качество творческой интеллигенции — полную бесхозяйственность и вспомнили Серебряный бор.

Как-то, уже после смерти Высоцкого, раздался телефонный звонок, взволнованный мужской голос: «Не бросайте трубку, я приехал издалека. Скажите, Высоцкий жил так, как писал?» Я нашлась только, чтобы ответить: «А Пушкин жил так, как писал?» — «Но мне не интересен Пушкин, мне интересен Высоцкий.» И я ему, может быть, несколько резко: «Вот если вы для себя найдете ответ на вопрос, так ли Пушкин жил, как писал, вы поймете что-то и о Высоцком».

Упрекают нас, работавших с ним вместе, что не уберегли, что заставили играть в предынфарктном состоянии. Оправдываться трудно, но я иногда думаю: способен ли кто-нибудь руками удержать взлетающий самолет, даже если знаешь, что после взлета он может погибнуть... Его несло. Я не знаю, какая это сила, как она называется. А он знал о своем конце, знал, что сердце не может вынести этой нечеловеческой нагрузки и бешеного ритма. Но остановиться не мог. Это жизнь Высоцкого последние два года. Он знал и не мог остановиться, и все знали, но он был заложником своей судьбы. Высоцкий не довоплотился: и в театральных ролях, и как поэт, и как режиссер.

От него всегда веяло силой и здоровьем. На одном концерте как-то он объявил: «Мои похорона» — и в зале раздался смех. После этого он запел: «Сон мне снился...»

Тема жизни и смерти — тема «Гамлета». Спектакль у нас начинался с того, что выходили могильщики, рыли могилу, бросая настоящую землю на авансцене, откапывали череп... А заканчивался словами Гамлета-Высоцкого:

Ах, если б время я имел...
Но смерть — тупой конвойный
И не любит, чтоб медлили...
Я столько бы сказал!..
Дальше — тишина...

Спектакль «Гамлет» в Театре на Таганке Юрий Любимов поставил в 1971 году. Состав был звездный — Алла Демидова, Вениамин Смехов, Александр Пороховщиков, Иван Бортник. А в роли принца датского Гамлета блистал Владимир Высоцкий. Да так, что на этот спектакль рвались все москвичи и гости столицы, билеты были страшным дефицитом, и достать их считалось большой удачей.

На гастролях за границей мы посмотрели фильм Бергмана «Бал шутов». Там есть одна сцена, где актер очень натурально играет смерть. После фильма мы шли пешком в гостиницу, обменивались впечатлениями, и я заметила, что актеру опасно играть в такие игры — это трясина, куда засасывает... Высоцкий со мной не согласился, сказал, что все люди смертны, все когда-то умрут, просто у каждого свой срок. А через какое-то время я прочитала в его стихотворении «Памяти Шукшина»:

Смерть тех из нас всех прежде ловит,
Кто понарошку умирал...

Кстати, в его стихах и песнях очень часто можно найти слова, обороты, целые предложения, которые вначале были просто в устной речи, в каких-то наших прибаутках, играх. «Рвусь из всех сухожилий» я, например, услышала в его рассказе о том, как он играет Хлопушу, а уже потом услышала в песне. Часто в песнях возникали знакомые имена, — но не потому, что песня была про конкретного человека, а просто понравилось имя. Был у нас в театре артист Буткеев. И возникло: «И думал Буткеев, мне челюсть круша...», но это не о нашем Буткееве, тот никогда спортом не занимался и был довольно-таки миролюбивым человеком.

Иногда песни, которые приписываются как посвящения какому-нибудь человеку, были поначалу собирательные. Ну, например, «Она была в Париже...» или «Нейтральная полоса».

Вообще, когда сейчас читаешь его стихи и песни, поражаешься обилию ярких образов, яркости поэтических строчек, которые раньше я, например, не замечала из-за магии его голоса.

А его предощущение смерти... Когда-нибудь аналитик-литературовед проследит связь между такими, например, строчками: «Когда я отпою и отыграю...», «Я в глотку, в вены яд себе вгоняю...», «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт...», «Устал бороться с притяжением земли...» или в «Кате-Катерине»: «Панихида будет впереди...» Или — «Не поставят мне памятник где-нибудь у Петровсктх ворот...» Я уж не говорю о его прекрасном провидческом стихотворении «Памятник».

Он жил на миру и похоронен у самых ворот, при входе на кладбище. Мне вначале было жаль, что на таком открытом месте мы его хороним. Но сейчас я понимаю, что, наверное, лучшего места не сыскать. На этом кладбище лежит много хороших людей. Я часто думаю, вот бы им собраться, поговорить и попеть вместе. Потому что все люди — поющие, кто горлом, кто сердцем. Есенин, Шпаликов, Даль, Дворжецкий, Высоцкий...

/КР:/
Великий поэт и Человек, но водка сгубила.../