В расследовании есть очень интересный момент: немецкая полиция вмешивалась в работу врачей берлинской клиники Charite, после чего результаты анализов российских пациенток пропадали.
Детали расследования Настоящее Время обсудило с главредом The Insider Романом Доброхотовым.
– Сами девушки говорят, что не знают, почему могли быть отравлены. У вас есть какая-то гипотеза, почему именно они?
– В двух случаях из трех у меня нет никаких вопросов совершенно. С Наталией Арно все совершенно понятно: организация Free Russia Foundation была и остается очень заметной организацией, поддерживающей оппозиционных активистов и журналистов. Они занимаются собственными исследованиями, на основании которых составляются санкционные списки в отношении путинских дружков. Конечно, это очень болезненно для Кремля.
Когда в 2014 году Немцов и Кара-Мурза стали главными борцами за санкции против Кремля, буквально через год Немцов был убит, а Кара-Мурза был отравлен "Новичком". То есть это очень болезненная тема для властей. И поскольку Наталия жила в последнее время в основном в США, а я так понимаю, что в США как минимум не очень активно себя проявляют российские спецслужбы, пока что осторожничают, им гораздо удобнее действовать в Европе. Они дожидались момента, когда Арно будет в Европе.
И, кстати, это, скорее всего, было уже второе отравление, потому что у нее очень странные симптомы были до этого за год в Вильнюсе. И похоже на то, что было у других девушек. Возможно, в первом случае использовали другой яд, а во втором случае это было нервно-паралитическое вещество. И не исключено, что "Новичок".
– Заголовок статьи звучит так: "Уже не "Новичок". В двух случаях, как вы говорите, был не "Новичок". А это какой-то более слабый яд или они просто не донесли?
– Здесь вопрос в дозировке, конечно. Все эти яды, которые мы подозреваем, в большой дозировке летальные. А вопрос другой: они специально выбрали так дозировку, чтобы это был нелетальный случай или они просто не рассчитали? В случае с Костюченко скорее им не повезло.
Если это было отравление в ресторане, что самое правдоподобное, то она просто не доела свое блюдо, которое ей показалось невкусным. Опять же, возможно, показалось невкусным, потому что, например, дихлорэтан, который мы подозреваем, у него есть небольшой запах и вкус, то есть он может испортить вкус блюда даже в небольших количествах. Возможно, просто из-за того, что она не съела всю порцию, она осталась жива.
Я думаю, что в случае Костюченко это могла быть попытка убийства, потому что мы знаем, что незадолго до этого ее предупредили о том, что собираются убить в Украине, самые разные источники.
Конечно, это могло быть попыткой ее выкурить из Украины и напугать, но не похоже на это. Поскольку мы немного больше знаем, чем то, что было опубликовано, потому что мы не можем все разглашать для безопасности источников. Но наш вывод такой, что ее именно пытались убить в Украине, это не было попыткой запугать. Соответственно, если ее пытались убить в одном случае, логично, что и отравление тоже было нацелено на убийство, но просто не получилось.
В случае с Баблоян мы не уверены до конца, потому что у нас, к сожалению, нет медицинских анализов на руках. Ирина не верила в то, что ее могут отравить, не обращалась вовремя к врачам. Поэтому там нам гораздо сложнее судить, но симптомы очень и очень похожие на симптомы Елены Костюченко.
– Роман, а кто за этим стоит? Какие-то ячейки в Европе? Или это какие-то условно заезжие гастролеры?
– Это, скорее всего, "гастролеры". Это устроено так: в каждой стране есть агентура, которая помогает тем агентам, которые приезжают из Москвы, организовывать эти преступления. Как правило, есть люди на местах. Иногда их специально не используют для того, чтобы их не спалить, иногда они, как в случае с берлинским убийством, с убийством Хангошвили, например.
Там ясно, что были люди в Берлине, которые изначально помогали и готовили это, а Красиков просто приехал на уже готовенькое и уже знал, что делать. Потому что для него уже жертву выследили и уже был заготовлен для него велосипед.
Иногда, я думаю, что не обязательно обращаться к какой-то местной агентуре. Потому что там в случае с Эмилианом Гебревым приезжало три группы по несколько человек, которые сменяли друг друга вахтовым методом. То есть они где-то неделю выслеживали и потом следующая группа травила.
Так что бывают разные способы. Но ясно, что, скорее всего, это довольно большая группа людей. Они должны были выследить жертву. Скорее всего, здесь могли быть еще какие-то люди, хакеры, которые получают доступ, например, к переписке и, исходя из нее, знают планы жертвы, смотрят, например, купленные билеты. Это очень большая система. Если мы говорим о ГРУ, например, то у них есть весь набор инструментов: есть и хакеры, есть и отравители, есть свои исследовательские институты, которые помогают разрабатывать эти вещества.
– Почему исчезают анализы тех, кого могли отравить? Уж очень странно это все для Европы, в которой бюрократия превыше всего и каждая бумажка на счету.
– Да, я считаю, что это очень возмутительно. Но при этом уже не удивительно, поскольку это происходит далеко не в первый раз. Исчезали анализы Эмилиана Гебрева из финской лаборатории VERIFIN, которые просто потерялись, исчезали данные об отравляющем веществе Владимира Кара-Мурзы. Ему ничего не говорили, а когда суд потребовал документы рассекретить, рассекретили все, кроме названия вещества.
И из Германии потерялись результаты. То есть очевидно было желание Германии не высвечивать информацию, как они, видимо, считали в интересах следствия. То есть они забирали образцы, исследовали их сами и врачей просили ничего не говорить. Врачи просто говорили, что анализов больше у нас нет, вроде как они просто исчезли. Но мы знаем от наших источников, что они проводили в лаборатории анализы, по крайней мере у Костюченко и Баблоян, и что в случае с Костюченко они нашли, нам неизвестно какие, но они нашли какие-то показатели, которые были очень сильно завышены по сравнению с нормой, но недостаточно, чтобы сделать однозначный вывод, что именно это вещество было причиной отравления.
Они пришли к каким-то результатам, которые их озаботили, но не позволяли дать окончательное заключение. Вот так нам сообщил источник. Прошло несколько недель, кажется, две недели с момента, как она была отравлена, после того, как она сдала кровь. Какой бы то ни был яд, в том числе если это был дихлорэтан, то его должно было остаться уже очень мало в крови, могли только какие-то метаболиты этих веществ, наверное, еще остаться и быть зафиксированными. Но, в принципе, две недели – это такой срок, после которого очень мало какие вещества можно найти.
– Роман, вы в статье пишете, что обычно не публикуете свои расследования до того, как идентифицировать преступников, но решили предать огласке эти данные, чтобы предупредить уехавших из России активистов и журналистов о такой существующей угрозе. Как бы вы оценили эту угрозу?
– Угроза довольно серьезная. Мы поэтому решили написать об этом и опубликовать информацию до того, как поймаем за хвост кого-то из этих гэрэушников или фээсбэшников, которые занимались этими отравлениями.
У большинства уехавших журналистов, расследователей, активистов, членов НКО, лоббирующих те же санкции, у них было ощущение, что они более или менее в безопасности, когда они встречаются с кем-то в центре европейского города, останавливаются там в гостинице. У них было ощущение, что "мы же не шпионы типа Скрипаля, мы же не работаем на какие-то военные предприятия, мы не поставляем оружие Украине, как Гебрев, то есть мы не будем важной мишенью для Кремля". Но теперь стало понятно, что нет, тоже могут являться мишенью.
Это значит, что надо думать, например, о своем графике, чтобы он был непредсказуем для внешних наблюдателей. Я имею в виду, по крайней мере, конечно, тех людей, у которых есть основания опасаться за свою безопасность. Понятно, что обычные журналисты просто не могут так вообще жить, чтобы все время, например, у них не было никаких привычек не ходить на фитнес в одно и то же время. Это мало кто может так заботиться о своей безопасности. Но лидерам команды Навального надо точно об этом думать, людям, которые занимаются лоббированием санкций, тем же коллегам Наталии Арно точно надо об этом думать. Мы просто призываем этой статьей людей внимательнее следить за этим.
