Все говорят, что в России «бум» доносительства. Пассажир в метро жалуется на другого пассажира, у которого он разглядел «дискредитирующие армию» картинки на смартфоне, студенты — на свою однокурсницу за посты в соцсетях. Вот уже и Дмитрий Медведев, комментируя убийство Владлена Татарского, призывает докладывать силовикам, если кто-то «встал на путь предательства».
В конце 2022 года Роскомнадзор отчитался: за год россияне написали в этот орган почти 300 тысяч обращений — рекорд за время наблюдений. Поэт и публицист Иван Давыдов наблюдает за этой тенденцией с грустью, но без удивления. Он видит в современном доносительстве продолжение давней традиции, о которой пишет специально для «Холода».
В 1861 году совсем тогда еще молодой историк Михаил Семевский выпустил серию очерков о работе Тайной канцелярии в Петровскую эпоху — «Слово и дело!». Он хотел провоцировать (возраст, понятно), спешил воспользоваться тем, что цензура к писателям стала чуть добрее, и вытащил на свет божий материалы разыскных дел начала XVIII века, которые до него никто не публиковал.
Сейчас, конечно, тема эта изучена глубоко (готовым к серьезному погружению рекомендую неоднократно издававшуюся монографию Евгения Анисимова «Дыба и кнут: политический сыск и русское общество в XVIII веке»), но Семевский был первым. Он не стремился к философским выводам, не пытался поставить под сомнение славу царя-преобразователя. Он просто собирал печальные политические анекдоты. Возможно, в этом и есть главная привлекательность его работы, это и позволяет понять устройство механизма борьбы с политическими преступниками в петровские времена. Именно в некоторой даже наивности его рассказов их главная сила.
К слову, о механизмах: русские палачи, в отличие от своих западноевропейских коллег, никаких особенно сложных приспособлений для пыток не изобретали, отдавая предпочтение инструментам простым и надежным.
Пытаемого вздергивали на дыбу — проще некуда: руки связывали за спиной, потом при помощи еще одной веревки подвешивали к перекладине, выворачивая руки из суставов. Между связанных ног просовывали бревно, чтобы добавить веса. Порой для убедительности палач на бревне прыгал. Били кнутом. Жгли пылающим веником. Иногда на выбритую голову лили по капле ледяную воду. Но это экзотика, это для совсем уж несговорчивых. Обычно хватало дыбы.
Источники всех бед — крутое правление, неправильные законы и интриги иноземцев
350 лет назад хорватского священника Юрия Крижанича сослали в Тобольск, а он описал Россию, придумал панславизм и, кажется, первую методичку НОД
Собственно, к этим нехитрым процедурам и сводилось следствие по политическим делам.
Герои очерков Семевского — страшные государственные преступники. Люди, осмелившиеся что-то не особенно восторженное высказать о Петре и его политике. Раскольники, искренне считавшие, что Петр антихрист и конец света близок. Пьяный крестьянин, расчувствовавшийся на параде в честь Полтавской победы и побежавший к царю, чтобы его обнять. Еще один пьяный, который не понял, что «император» — это новый официальный титул государя. И еще один пьяный, который зачем-то сообщил собутыльникам, что после смерти «немоществующего» Петра женится на его вдове.
Водка, заметим, как-то легко превращает русского человека в вольнодумца. Городской сумасшедший, который сначала надел на голову крышку от сосуда со святой водой, а потом явился в присутственное место и принародно начал крыть царя последними словами. Старушки, болтавшие на кухне невесть о чем, но помянувшие Петра без должного почтения. И так далее.
И до Петра, конечно, критика, как сказали бы мы теперь, в адрес высшей государственной власти не поощрялась, на площадях кричали «Слово и дело!», а в застенках работали палачи.
Но Петр поставил борьбу с инакомыслием на поток, превратил в технологию и переполнил тюрьмы нелепыми «государственными преступниками». На местах чиновникам запрещено было вдаваться в детали дел — задержав подозреваемых, их тут же переправляли в Москву или в новую столицу — Петербург.
И там следователи, подвесив на дыбе очередную жертву, с неотразимой методичностью выяснили: что именно было сказано? Кто внушил предерзостные слова? С какой целью они были произнесены? Искали заговоров и не находили, что, впрочем, пытаемого не спасало.
Если повезет пережить пытку (а пытали и по три раза, и больше, давая отлежаться), то исходом в лучшем случае станет после публичного наказания кнутом, клеймения и вырывания ноздрей ссылка на каторжные работы.
В худшем — казнь. Хотя как решить, что тут лучше, а что хуже?
Вникая в детали дел, поражаешься их видимому безумию, их нелепой мелочности: ну какой там заговор мог составить неграмотный житель украинского города, в пьяном виде не к месту помянувший царя? Какие антигосударственные цели могла преследовать старуха-кухарка, сболтнувшая лишнее при подругах?
Зачем государю, перестраивавшему страну, эта бесконечная череда бессмысленных зверств?
И только постепенно понимаешь логику царя, который, как подчеркивали не раз историки, ничего не делал просто так. Создавая из хаоса Московского царства порядок петербургской империи, Петр превратил государство в объект религиозного (без всяких оговорок) культа.
Любое неосторожное слово в адрес государства или государя — здесь разницы нет — святотатство. Буквально. Самое страшное преступление. Подданный — он на то и подданный, чтобы молчать и терпеть.
Государственный преступник, что-то там по пьяни сболтнувший, в Петровскую эпоху становился человеком токсичным: доносы поощрялись, доносчику, если пытка подтверждала его донос, могли выплатить приличную сумму. Правда, тут не без рисков: доносчик и сам мог оказаться на дыбе, если подозреваемый запирался и отрицал обвинения. Помните поговорку «Доносчику первый кнут»? Она тоже не на пустом месте возникла. Но это не главное.
Главное, что слышавший крамолу и не донесший превращался в соучастника. Следователи тщательно выясняли, кто еще присутствовал при произнесении «хульных слов», чтобы наказать всех. Сообразив, что происходит, люди просто бежали от разговорившегося собеседника: одни — прочь, подальше, другие — к начальству, с криком «Слово и дело!».
К чему этот затянутый экскурс? А вот к чему: Петр ведь создал не только флот и коллегии, Петр создал модель, в которой государство превращается в объект культа. В которой страна и люди, ее населяющие, существуют ради государства, не смея под страхом смерти задаваться крамольными вопросами: а что же это государство творит? Зачем ему те или иные действия? И модель эта в русской истории воспроизводится с незавидной регулярностью.
Разве не похоже описание работы петровских следователей на описание работы следователей сталинских? Сталинские, правда, стеснялись меньше, и, когда заговор найти не удавалось, его просто выдумывали.
На преподавательницу донесли ее же студентки. Она уволилась и уехала из России
Теперь появились новости, что ей грозит уголовное дело. Вот ее история
Путинское государство пошло по тому же пути.
Может быть, его архитекторы не отдавали себе в этом отчета, но модель они начали воспроизводить достаточно давно. Вспомним, кстати, что как только в сталинском СССР пересмотрели отношение к отечественной истории, перестав в ней видеть только «историю освободительного движения трудящихся», Петр тут же превратился в одного из главных положительных героев.
И нынешнего президента льстецы регулярно сравнивают с Петром, и сам он себя — тоже. Вот уж тоже, скажут скептики, нашли пример. Один прорубил окно в Европу, другой заколачивает гнилыми досками.
Но правы-то льстецы: и культ государства ради государства, и превращение политического инакомыслия в главный грех — это все элементы петровской модели.
Государство ведь не просто так штамповало законы, призванные карать за мыслепреступления. С точки зрения обычной человеческой логики репрессивный инструментарий давно уже избыточен, с точки зрения религиозного культа государства кашу маслом не испортишь. Законы «о фейках» и «о дискредитации», появившиеся после февраля 2022-го, работают абсолютно в той же логике.
Государство — право. Ты — нет. Сомнение равно преступлению. Вернее, даже не так. Сомнение и есть самое тяжкое из преступлений.
Оглянитесь на все эти дела, на задержания за шнурки не того цвета, за креативный плакат с точками вместо запрещенного слова… Разве это менее нелепо, чем изыскания петровских следователей? Или менее страшно? Дыба, правда, не в ходу теперь, нравы смягчились, пытки пока даже депутаты не призывают легализовать. Но ведь и люди нынче похлипче.
Расцвет доносительства, связанный как раз с карающими за мыслепреступления статьями, внутри такой модели вещь вполне естественная.
Какие есть возможности у государственного жителя, если государство превращается в объект религиозного культа, а государственный житель хочет внутри этого государства выжить? Вариантов всего два: либо ты становишься искренним поклонником святого государства, и тогда донос на тех, кто не разделяет истинной веры, дело для тебя тоже святое. Либо ты бежишь прочь от любого богохульника. Возможно, не просто так бежишь, а на съезжую, с доносом. Оно надежнее, опять же: могут премировать.
Кстати, то, что мы сейчас переживаем, — это даже еще не расцвет доносительства. Донос пока не стал делом обязательным (хотя велеречивый заместитель главы Совбеза Медведев Д. А. уже призывает к чему-то подобному).
Но петровская модель предполагает как раз, что и недоносительство должно стать преступлением.
А другой модели начальники так и не выдумали.
Автор
Иван Давыдов Иллюстрации Анна Иванцова
