Среди них оказался израильский снайпер с позывным «Фауда» (настоящее имя хранится в редакции), который в начале февраля 2022 года отправился в Украину заниматься бизнесом, но вместо этого оказался на войне.
В разгар наступления россиян на Харьковскую область, родину «Фауды», «Детали» побеседовали с ним о текущей ситуации на украинском фронте, о том, каково это – служить на первой линии в украинской армии после ЦАХАЛа и Газы, и о многом другом.
– Где ты служишь?
– Поскольку изначально я не хотел быть просто «мясом», а собирался приносить реальную пользу, то выбирал место службы очень долго. В настоящее время я оператор беспилотника, нахожусь на первой линии в блиндажах. Но на взятие, скажем, посадок, нас не посылают. Зато мы – суперприоритетная цель, например, для «арты», для вражеских беспилотников и всякой прочей летающей нечисти.
– Насколько это важная роль?
– Беспилотники – очень важное оружие для Украины. Впрочем, для другой стороны тоже, хотя речь идет о разных типах дронов. Каждый превосходит противника в каком-то определенном виде дронов, что было обусловлено особенностями довоенной экономики. У русских была очень развита георазведка, поиски полезных ископаемых – так у них появились «крылья», например «Орланы» – крайне неприятная штука с крылышками, которая видит все. Украина была сильна в сельском хозяйстве. Я работаю с дронами, сделанными на основе аграрных, – сейчас они используются как для разведки, так и для атаки.
– Перейду к самой сути, к вопросу, который наверняка волнует очень многих твоих израильских товарищей. Почему ты пошел воевать за Украину, все-таки ты израильтянин и у нас, как говорится, своих проблем хватает?
– Скажу сразу: я не патриот Украины (как, впрочем, и не патриот Израиля). Мне в принципе не очень близка идея патриотизма – любить свое, потому что оно свое. Я предпочитаю любить свое, потому что оно классное. Мои мотивы были несколько сложнее. Если в двух словах, то «я ненавижу». Российские солдаты творят чистое зло. Вся эта советская косность, тупая злость, отсутствие эмпатии в них есть, а все то, что определяет человека как человека, там отсутствует. А что еще печальнее, из-за них нормальные, обычные люди приобретают опыт, какой не должен быть у нормальных людей – ставить растяжки, стрелять, хоронить товарищей…
В общем, дело не только в Украине. Просто вот «это» надо остановить от распространения куда бы то ни было. Вступление в ВСУ – мой способ бороться со злостью. Со своим паспортом я мог беспрепятственно вылететь в любую страну, но я понимал, что и там меня настигнет тупая, беспомощная злоба и жить спокойно не удастся. Зло должно быть остановлено – вот главный лейтмотив. Не могу сказать, что решение далось мне легко, по сути, оно ведь очень иррациональное: никто не стремится потерять конечности, а то и жизнь. Тут шансы на это довольно высоки. Среди ребят, которые со мной были на КМБ, уже есть убитые и раненые. Я себя отговаривал и пытался найти другие пути: с начала полномасштабного вторжения много волонтерил, закупал лекарства, вывозил старушек, привозил автомобили для ВСУ, но ощущение было, что этого все еще недостаточно.
В Израиле, особенно среди армейских, распространена установка «если не я, то кто?». И мне она тоже близка. К сожалению, в Украине пока превалирует другой подход – «если не я, то кто-то другой». Хотя среди моих боевых товарищей такого нет, они молодцы.
– С чего все началось?
– Служба в ВСУ для всех начинается с курса молодого бойца, «тиронута». Если вкратце: условия там жуткие, но могло быть и хуже. Наверное. Лагерь не стационарный, а расположенный в лесу, потому что людей требуется все больше и больше, а к тому же все прежние лагеря есть на картах противника. Организован он еще по советскому принципу – палатки, банька раз в неделю, малопривлекательная столовая, в которой есть надо быстро и стоя. Рацион солдата ВСУ на КМБ обходится государству, если пересчитать на наши деньги, примерно в 15 шекелей в сутки (при хорошем раскладе). Состоит в основном из каши (она тут в достатке) и кусочка мяса в объеме «поставить галочку, что здесь был кусочек мяса». Овощей, кроме изредка капусты, не бывает. Новобранец приходит в столовую с двумя своими котелками: один для каши, другой для чая на завтрак. А в обед – один для первого, второй для каши.
– Насколько твои ощущения и впечатления от украинского «курса молодого бойца», пройденного в 40 лет, отличаются от израильского опыта, полученного в 18?
– Если мы говорим о еде, то в израильской столовой для новобранцев даже на самых ужасных базах были овощи и обязательно творожок («коттедж») и другие молочные продукты, которые надолго обеспечивали бойца запасом протеина. Про овощи в украинской столовой я уже сказал – они отсутствуют, кроме капусты. В израильскую столовую посуду не нужно носить с собой.
Фото из личного архива
Особенность украинского «тиронута» и то, что туда может попасть боец, уже отвоевавший два года на фронте, но в свое время не успевший пройти КМБ (при этом его зарплата сокращается раз в пять). Поскольку официозу нужна «галочка», они тоже попадают в тренировочный лагерь.
Как бы я ни старался сформулировать концепцию курса молодого бойца в ВСУ, лучше, чем наш капитан, этого не сделает никто. У нас был потрясающий капитан, очень забавный, три слова во фразу он мог соединить только с помощью мата, а фраза из пяти ему не давалась в принципе. После выпускного экзамена, где вместо кросса и тактики мы просто ходили по жаре в брониках и каске, он сказал, что главная цель КМБ – «научить страдать». Что ж, эта цель была достигнута. Зато, как прибываешь в свою часть из учебки, жизнь на порядок становится лучше. Когда не в блиндажах – живешь в квартире с удобствами, да и продуктовое снабжение бригады на уровне. С полевой медициной, правда, плохо: из-за серьезного недостатка медиков на фронте дилеммы из серии «спасать ногу или ампутировать» решаются в основном в пользу ампутации, в отличие от Израиля, где ногу будут пытаться спасти до последнего. Но в Израиле другие ресурсы и нет подобного месива.
– Расскажи о своем боевом опыте в Израиле.
– В ЦАХАЛ я призвался аккурат ко Второй интифаде 2000-го. Мальчик из еврейской интеллигентной семьи, не державший в руках ничего тяжелее карандаша, и тут, в 18 – озарение: хочу в десант! Это возраст, когда злости много, а мозгов мало, но мне удалось осуществить задуманное: я попал в «Нахаль муцнах», операционный батальон, откуда начался мой путь в снайперы. Нами затыкали все дырки: до украинской войны я уже поучаствовал в пяти крупных военных операциях, включая Вторую ливанскую, «Облачный столп» и «Защитную стену».
– Какие самые опасные моменты в Израиле и Украине тебе довелось пережить? Что наиболее запомнилось?
– По пути следования нашего пешего патруля «двоюродные братья» заложили взрывчатку в трубу, и она взорвалась буквально у нас под ногами. К счастью, подрывники оказались криворукими – саму трубу не разорвало, иначе бы нам конец. А еще однажды в меня «молотовым» попали. Правда, в пластиковой бутылке, которая, естественно, не разбилась и не разгорелась. Криворукие враги – «счастье» Израиля.
Из самых запоминающихся историй, пожалуй, был случай в Мукате. Стрелять было строго запрещено. Шел день за днем, охранники Арафата играли в футбол, и как-то мячик выкатился за территорию, по которой нельзя стрелять, на территорию, по которой можно. Они долго спорили, кто пойдет за мячом, ведь их там могли застрелить. Но я против убийства людей без надобности. Поэтому, чтобы они не выходили из зоны договора, я просто прострелил им мячик.
Опасные ситуации на украинском фронте случаются сплошь и рядом: недавно рядом с нами – это я и три побратима – разорвался снаряд. Воронка полтора метра глубиной и три шириной. Один клик наводчика – и нас бы не собрали никогда.
– Насколько в Израиле хорошо готовят снайперов к бою?
– В Израиле мы использовали М24, она стреляет до 800 метров. Хорошее оружие натовского образца.
Сам курс в мое время длился всего четыре недели, но нас посылали к внешним специалистам «на стажировку». Всего их в Израиле было двое. Нас обучал некто (прозвище хранится в редакции), прошедший Афган. Его очень не любил официоз, зато обожали все военные, которые имели честь у него учиться стрелять. До сих пор помню его присказку: «Снайпер должен быть ленивый (чтобы быстро найти правильную позицию), толстый и курящий (помогает сохранять спокойствие)».
– А что ты можешь рассказать об украинских стрелках? Давай поговорим о мифах и фактах, касающихся текущей ситуации на фронте, и состоянии украинских войск. Взгляд изнутри: насколько все плохо или хорошо в плане вооружения и прочего?
– Основное оружие украинского бойца – «калаш» из 1960-х годов. Им воюет большинство солдат, хотя в ряде подразделений есть натовское оружие. Миф про крутизну «калаша» сходен с мифом про величие русского языка. Это далеко не лучшее оружие, скорее ближе к худшим: его сильно клинит от песка, из него приходится дольше целиться, оно менее точное и его неудобно перезаряжать – ручка затвора находится с правой стороны, левой рукой передергивать неудобно. Тогда как в натовском оружии «юзабилити» – очень важный момент. То есть это не вопрос привычки и притирки, советское – объективно менее удобное.
Я хороший снайпер, без ложной скромности, но даже мне пришлось попотеть с «калашом». Искренне надеюсь, что мне и побратимам достанется в скором будущем западное оружие. Мне лично хорошо экипироваться помогают друзья, оставшиеся в Израиле, и украинские волонтеры.
В общем, украинская армия медленно, но верно переходит на западные методы ведения войны – еще и потому, что жизнь солдат тут стараются беречь. В отличие от русских, которые прут толпами. Как зомби. Их убивают пачками, но, вместо того чтобы развернуться и спросить «а кто нас сюда послал?», они ползут на смерть, а на их место наползают новые.
То, что у русских нет оружия, – это миф. У них все есть, и его много. У них больше людей, больше «арты», больше дронов – по моим ощущениям. Но у наших людей лучше подготовка.
– Как твои сослуживцы относятся к ситуации в Израиле?
– Они восхищаются тем, что у нас на передовой воюют дети министров. Понятное дело, дети украинских политиков не воюют… Хотя это мотивировало бы сильнее, чем любая зарплата и центры комплектации (территориальные центры комплектации, аналог военкоматов. – Прим. «Деталей»).
Татьяна Воловельская, «Детали». √ AP Photo/Libkos
10
