«ТОГДА НА СТОЛЕ ВСЕГДА БЫЛИ ВАРЕНИКИ С ВИШНЯМИ…»

ПОЧТИ сорок лет назад, дорогой читатель, случай свёл меня в доме на улице Карбышева с красивой дамой, чьи глаза, несмотря на весьма солидный возраст, сияли очень молодо. Я навестил Луэллу Александровну, чтобы поговорить о её покойном муже, замечательном питерском писателе-фантасте Илье Иосифовиче Варшавском.

Когда интервью было закончено, уже прощаясь, вдруг увидел на стене фотографию: Маяковский, Шкловский, Асеев, и в центре группы – девочка с модной по тем временам короткой стрижкой. А рядом – другой снимок: эта же девочка и Маяковский вдвоём. Невольно перевёл взгляд на хозяйку квартиры, и она улыбнулась:
– Это снято в двадцать пятом, в Сокольниках. Мы с Владимиром Владимировичем идём на Праздник леса…
***
ОНА была рядом с поэтом шесть лет…
Так получилась, что четырнадцатилетняя Луэлла на некоторое время оказалась в Москве одна.
Её отец – Александр Михайлович Краснощёков, член РСДРП с 1897-го, – активно участвовал в революции, возглавлял Дальневосточную республику, дружил с Маяковским. Возвратившись в столицу, создал Промбанк и стал его председателем. С женой был уже в разводе: она жила в Америке. И тут у Краснощёкова начался роман с Лилей Брик…

Конечно, Маяковский страдал, и именно тогда из-под его пера возникла пронзительная поэма «Про это», но, как говорила мне Луэлла Александровна: «Владимир Владимирович с папой был всё равно очень дружен; он вообще был чрезвычайно терпим ко всем Лилечкиным, ну что ли… любовникам.» Когда 19 сентября 1923 года Краснощёкова вдруг арестовали «за растрату» (он выдал деньги своему брату, инженеру-строителю, на которые тот возвёл в столице ныне всем хорошо известное здание Центрального телеграфа на Тверской), Лиля Юрьевна носила в Лефортово передачи, добиваясь с узником свидания.

Опасно? Конечно. «Но ей, – как с непередаваемо торжествующей интонацией воскликнула Луэлла Александровна, – на это было на-пле-вать!» А Маяковскому писала: «Что делать? Не могу бросить А.М., пока он в тюрьме. Стыдно! Так стыдно, как никогда в жизни!» Потом Краснощёкова выпустят, и он под руководством знаменитого генетика Вавилова займётся «новыми лубяными культурами», но в 1937-м Александра Михайловича всё равно уничтожат в застенках НКВД…

А пока что, в 1923-м, внезапно оказавшуюся без отца девочку поселили на территории Сокольников, в Лесной школе-санатории. Затем там же, в Сокольниках, училась в школе при Биологической станции юных натуралистов. Летом двадцать четвёртого весь класс поехал в гости к Мичурину, а Луэлла заболела и осталась. Конечно, одной было грустно. Вдруг – радость: её приглашает погостить у себя на даче семья Бриков, и там, в подмосковном Пушкино, девочка встречает Маяковского, чьи стихи они с отцом очень любили.

Луэлла Александровна вспоминала:
– Каждую субботу Владимир Владимирович привозил мне из города семь плиток шоколада – по плитке на один день недели. Часто мы сражались в шашки, в поддавки, причём играл он только «на интерес», например, – на «кить мисточку», то есть, мыть его кисточку после бритья – Маяковский любил переставлять в словах буквы. (Хотя лично я не понимаю: отчего, как известно, весьма «брезгливый» поэт не мог грязную кисточку, без всякой игры, помыть сам? – Л.С.) Часто по утрам, после очередного выигрыша, злорадно кричал: «Луэлла, я ухожу! Кисточка на месте!» Ещё такая игра: считать пуговицы – чёт или нечет? У меня были две кофточки с массой пуговиц, пересчитывали их много раз…

Однажды он проиграл мне куклу с закрывающимися глазами – хранила этот подарок долго-долго… В выходные дни, по вечерам, многочисленные гости собирались на террасе: играли, шутили, иногда пели: «По морям, по волнам…», «С нами Ворошилов – первый красный офицер…» Как-то Маяковский привёз с собой на дачу Кирсанова. Кирсанов читал стихи и по ходу чтения «гудел» паровозом…

Осенью они перебрались в Сокольники, сняли нижний этаж дома № 27 по Большой Оленьей. Отсюда до школы девочке было минут пятнадцать. Часто возвращалась домой со школьными друзьями: им хотелось встретить тут знаменитого поэта. Изо всех гостей Владимир Владимирович сразу обратил внимание на Борю Верёвкина, который тоже сочинял стихи. Особенно понравились Маяковскому такие, о защите природы:

«И граждане, и гражданки,
В том не видя мотовства,
Превращают ёлки в палки
В день Святого Рождества!»
Однажды Маяковский пришёл к ним на пионерский сбор, принёс горн и барабан. Став частым гостем биостанции, написал для юннатов стихи о скворцах и скворечниках:
«Несётся клич со всех концов,
Несётся клич во все концы:
– Весна пришла! Даешь скворцов!
Добро пожаловать, скворцы!»

Когда ребята пригласили поэта на праздник леса, он усмехнулся: «Какой уважающий себя сын лесничего пропустит такое событие, как День леса?» Вместе с юннатами копал землю, сажал деревья, смеялся: «Молодняк сажает молодняк!» А потом на поляне читал всем «Сказку о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий»:
«Защищайте
всех, кто слаб,
от буржуевых лап.
Вот и вырастите – истыми
силачами-коммунистами…»
***
ЛУЭЛЛА Александровна продолжила свой рассказ:
– Скоро мы поселились в Гендриковом переулке, и по вечерам Владимир Владимирович читал нам «свеженькие» стихи из американского цикла. Квартира там была очень маленькой, и, когда он работал, беспрерывно ходил то в своей комнатке, то в столовой, бормоча стихи и переставляя стулья… Перед выступлениями Маяковского, которые чаще всего происходили в Политехническом музее, все мы (Брики, Асеевы, Кирсановы, Кассиль, сестры Владимира Владимировича) обычно собирались в другой его комнате, в Лубянском проезде.

В один из таких вечеров хозяин раздарил всем на память разные мелочи с письменного стола: ручку, карандаши, ножик… Мне досталась коробочка из карельской берёзы – увы, она пропала в блокаду… Короткое расстояние от дома в Лубянском до Политехнического часто приходилось идти, держась за руки: такая у музея была толпа! Маяковский шествовал впереди, пробивая дорогу. Многие просили поэта пропустить их, и почти всегда кого-нибудь он брал с собой…

Какие это были феерические выступления!.. Иногда приходится слышать, что Маяковский отличался задиристостью и грубостью. В связи с этим вспоминается одна встреча поэта с красноармейцами. «Как вы мягко и уважительно беседуете, Владимир Владимирович, – заметили из зала. – Зря про вас говорили, будто вы резкий да задиристый». Маяковский улыбнулся: «Я с противником задиристый, чего и вам желаю, а тут все свои»… Помню, однажды возвращались из Политехнического в Гендриков пешком, и Владимир Владимирович, который был в отличном настроении, стал все афиши по дороге читать навыворот. И вдруг остановился, потому что на афише крупно значилось: "ЗАГМУК". Растерянно развёл руками: "Это уже – как наоборот…"
***
ГЛЯДЯ на портрет Лили Брик, Луэлла Александровна не скрывала восхищения:
– Я её о-бо-жа-ю!!! В один из первых дней моей жизни на даче Лиля сказала: «Тебе будут говорить, что я целуюсь со всеми под любым забором, ничему не верь, а сама меня узнай». Я узнала её и утверждаю, что Лиля – самая замечательная женщина на свете! Она называла меня «доченькой», часто просила: «Володя, сходил бы к Луше в школу, выступил…» – и он шёл, выступал…

Среди прочих фотоснимков был здесь и очень известный: Маяковский с собакой на руках. Оказывается, этого скотчтерьера Владимир Владимирович привёз «из заграницы»: Скотик (такое имя носило уморительное животное) очень любил, разбежавшись, прокатиться по ковру носом… Потом память перенесла мою собеседницу в Мюзик-холл, на концерт Утёсова: увидев Маяковского в директорской ложе, у самой сцены, артист подошёл к поэту и низко поклонился… И лето двадцать седьмого года ей никак было не забыть: Крым, выступление Маяковского в Алуште, прогулки вдвоём по ялтинской набережной…
И ещё фотография: у гроба, среди самых близких поэта, – девушка с короткой стрижкой…
***
К ТОЙ ПОРЕ, когда мы встретились, Луэлла Александровна Варшавская проживала не невских берегах уже давным-давно. Но и с Москвой связи не прерывала. Например, узнав, что в 79-й столичной школе ребята создали музей Маяковского, передала туда много очень дорогих ей сувениров. Себе оставила только маленькую пудреницу фирмы «Убиган», которую Владимир Владимирович привёз Луэлле из Парижа.

А про его дни рождения поведала мне с грустинкой:
– Тогда на столе всегда были вареники с вишнями…
В тот год, когда поэт свёл счёты с жизнью, она вышла замуж за Илью Варшавского, выпускника ленинградской мореходки, который лихо отбил её у Льва Кассиля. В 1933-м у них родился Виктор…
***
ПОВТОРЯЮ: с Луэллой Александровной я свиделся в начале восьмидесятых. И, конечно, сразу о её встречах с Маяковским написал для ленинградской «Смены». Однако опус света не увидел, поскольку моя героиня жила в семье Лили Брик, а тогдашняя редакторша «молодежки» Лилю Брик на дух не переносила.
Так что нынешняя публикация задержалась надолго…
В девяностые годы Луэлла Александровна жила воспоминаниями, а немногочисленных интервьюеров, естественно, больше всего интересовали подробности о треугольнике: «Лиля-Ося-Володя». Однако ничего «жареного» журналисты от неё получить не могли, слышали только: «Ах, как они все любили друг друга!»
Да, обожаемую Лилю она боготворила и оправдывала во всех грехах, однако свою жизнь прожила совсем иначе – вполне консервативно, в долгом и счастливом браке с единственным любимым человеком.

Скончалась Луэлла Александровна в 2003-м: ей было уже без малого девяносто три. У раскрытой могилы кто-то очень точно выразил общее ощущение: «Как будто мы хороним двадцатый век…»

Лев СИДОРОВСКИЙ

1