— Познакомьтесь: Нево Коэн, советник Итамара Бен-Гвира по СМИ.
— Я не советник по СМИ, я стратегический советник. СМИ — важный инструмент в арсенале менеджера избирательной кампании, но я работаю с массовым сознанием, а это совершенно другой арсенал инструментов. Когда избирательной кампанией руководит рекламщик, это сразу заметно.
— Вы все еще работаете с Бен-Гвиром?
— Да, но не так плотно.
Ads By AdnimationИзраильское чудо: как самые бедные люди без проблем покупают квартиры и возвращают ссуды?
— В каком смысле?
— Работа разделена на три части. Моя роль как руководителя кампании закончилась в день выборов в 10 часов вечера. Я консультирую его и во время коалиционных переговоров, но с меньшей интенсивностью. С момента формирования правительства начинается третий период — если мы будем работать вместе, то подпишем новый контракт.
— Он вам платит? Известно, что Нетаниягу не всегда платил своим советникам, считая, что довольно того, что самый факт работы с ним продвигает их карьеру.
Коронавирус в Израиле: заболеваемость не опускается ниже определенного значения
— Я беру за кампанию приличные деньги.
— Как вы подытожили первый период работы?
— Мы обнялись. Он сказал: «Это твоя победа», а я ответил: «Нет, только твоя». Итамар — талант. Он понимает СМИ.
— И потому, когда происходит теракт, он сразу мчится на место происшествия?
— Не бывает двух одинаковых инцидентов. Если вы намекаете на конфликт с министром общественной безопасности Омером Бар-Левом, то после стрельбы в Хадере в марте Итамар был единственным, кто заговорил об отсутствии личной безопасности и что это — провал Бар-Лева. В итоге избиратели «Аводы» «проголосовали ногами» и вышвырнули Бар-Лева из партии». [В результате низких показателей на праймериз Бар-Лев не мог рассчитывать на возвращение в кнессет].
— Думали ли вы, что выборы закончатся именно так?
— Нет. Я думал, что после этих выборов будут шестые выборы, что пятый тур — это полуфинал. Я не предсказывал крах МЕРЕЦа и БАЛАД [не прошедших в кнессет].
— Около двух недель назад, после столкновения между левым активистом и солдатом в Хевроне, вы написали в Твиттере: «Наша проблема в меньшей степени связана с арабами, которые ненавидят Израиль, и в большей степени с евреями, которые ненавидят Израиль».
— Да, и в чем проблема? Я сионист».
— Да ладно. Кто эти евреи, которые ненавидят Израиль? Левые?
— Я имею в виду тех, кто активно вербально выступает против Израиля. Я не имел в виду левых».
— Те, у кого на машине наклейка МЕРЕЦа — ненавистники Израиля? Тот, кто занимается гуманитарной помощью палестинцам в пещерах на юге Хевронских холмов — ненавистник Израиля? А как насчет «молодежи холмов», прокалывающей шины джипов солдат ЦАХАЛа?
— Я не согласен с этими поступками, но они — не ненавистники Израиля.
— Левые в Хевроне, которые пришли на демонстрацию против оккупации — они любят Израиль совсем не так, как вы.
— Я не знаком с этим конкретным инцидентом. Я против политических заявлений в армии.
— В этом вы расходитесь с вашим боссом.
— Итамар мне не босс. Но я с ним солидарен. Насколько я понимаю, Итамар говорил с семьей солдата, и они рассказали ему, что в течение трех-четырех минут ему в лицо тыкали камерой. Они говорили ему: «Бен-Гвир такой, Бен-Гвир сякой», и он ответил: «Бен-Гвир наведет здесь порядок». Он получил несоразмерное наказание — 10 дней в тюрьме из-за анархистов, которые тыкали ему в лицо камеру, раздражали его, провоцировали на разговоры.
— Вы этого не знаете, но это – составная часть подстрекательства тех, кто победил на выборах. В Израиле под ударом оказалась община, которая сейчас видит правительство, желающее закрыть Общественную вещательную корпорацию «Кан», насадить в школах побольше религии и преследовать левых и суды. Люди чувствуют, что их бросили; даже армия не защищает их. И вдруг выясняется, что в Хевроне вам можно их избивать и приговаривать: «Бен-Гвир наведет здесь порядок».
— Через день или два после выборов Итамар опубликовал в газете «Исраэль Хайом» «Письмо моим левым братьям». Он говорил в нем о том, что будет работать и ради них. Террорист не делает различия между левым и сторонником «Евейской мощи». Я не вижу, как в культуре и практике нашей страны что-то может пострадать.
— Формирующееся правительство говорит: «Мы им покажем» и «Мы пришли править», вместо того чтобы сказать: «Мы победили, но у проигравших тоже есть права и потребности. Мы будем следовать правилам игры».
— Успокойтесь, демократия не разваливается, СМИ свободны, Верховный суд стоит там, где стоял. Судебная система нуждается в ремонте, и это будет сделано в духе правых концепций. Все, что вы говорите, это риторика.
— За риторикой стоит свой смысл.
— Риторика Итамара ответственна и эффективна. Долгое время политикам было удобно не заниматься проблемами личной безопасности, а теперь впервые появился человек, готовый решать эти проблемы.
— Скоро у нас будет правительство, в котором очень большой процент министров не служил в армии.
— Способность посылать солдат в бой и ответственность за это не зависят от службы в армии. Моше Аренс был выдающимся министром обороны, хоть и не служил в армии. В кабинете министров и в кабинете безопасности будут люди с опытом и послужным списком, включающим принятие ответственных решений. Люди, которые говорят о больших опасениях относительно будущего, лишь способствуют успеху правительства, потому что они будут приятно удивлены — и это сделает правительство только сильнее.
— Вы думаете, что это ему [Итамару Бен-Гвиру] удастся?
— Первый год будет решающим. Если правителство предпримет прагматичные шаги, то доживет до следующих выборов. Если левые продолжат выкрикивать свои лозунги, правительство станет более экстремистским, но оно не падет.
Вопрос в том, будут ли СМИ благосклоннее, если статистика покажет снижение террора и краж, или же они сделают акцент на фотографию Итамара с эмблемой с капота машины Ицхака Рабина, или листовок, которые он раздавал. Я, кстати, голосовал за Рабина.
— Вы сказали об этом Итамару?
— Не помню.
— Ну, эмблема с капота машины Рабина и заявление Итамара: «Мы добрались до его машины, и до него тоже доберемся» — это не мелочь.
— Но никто не сообщил о том, что он сказал сразу после этого, когда его спросили: «Что произойдет, когда вы доберетесь до Рабина?».
Фото: Охад Цвигенберг
— Что же он ответил?
— «Я наору на него».
— Да прямо-таки.
— Да, именно так он и сказал».
— До Бен-Гвира у вас был некоторый опыт работы с Яиром Голаном, отставным генералом, депутатом от МЕРЕЦ, который проиграл партийные праймериз.
— Я профессионал; я также работал с [правоцентристской партией] «Кулану». Перед праймериз МЕРЕЦа я связался с Голаном и сказал ему: «Я могу помочь вам выиграть выборы в МЕРЕЦе, а потом вы объединитесь с «Аводой». Я сказал ему, что левые могут улучшить свои позиции и что у него есть для этого инструменты.
— Вам повезло, что он не захотел.
— Это ему не повезло. Вы, быть может, думаете, что в кампании Бен-Гвира я — блоха на спине у слона, но это не так.
— Невозможно игнорировать сильные чувства к Бен-Гвиру.
— Я пришел, чтобы выиграть. С Голаном я бы тоже поработал, и тогда, возможно, мы бы сейчас говорили о сантиментах к Яиру Голану. Но я доволен работой, которую проделал с Итамаром.
Фото: Гиль Элиягу
— Идеологически вы ближе к Бен-Гвиру, чем к Голану, но, если бы вы работали с Голаном, вы бы точно не написали твит, подобный тому, о котором мы говорили.
— Разве Голан не против ненавистников Израиля?.
— Что вы думаете о политическом потенциале Голана?
— Это человек, который способен изменить концепцию левых. Левые должны ее заново придумать, и с Голаном это можно отлично сделать. У него интересный электоральный потенциал, который можно продвинуть, если проделать правильную работу.
— Что бы вы сделали?
— В пяти избирательных кампаниях левые были «анти» и жертвовали всем. МЕРЕЦ вошел в правое правительство «Кто угодно, только не Биби». Это лишено смысла. Я бы создал контент, в котором левые представили бы свой позитивный нарратив и объяснили альтернативное решение, которое они могут предложить. Без четкого нарратива у левых нет шансов.
— В основном левым нужен хороший лидер.
— Я не вижу мессию, который мог бы спасти левых. Три генерала, основавшие «Кахоль Лаван», положили конец легенде о генерале, который приходит в политику и побеждает на выборах.
У левоцентристов есть некое самодовольство. Они не встают утром, чтобы идти на работу. Они не атакуют. Нетаниягу, с другой стороны, голоден. Я встретился с ним год назад в его офисе в Герцлии. Он был в оппозиции, но не был побежденным, не потерял жизненную силу. Перед вами был человек, который встает утром и идет на работу. А эти вели себя как девки.
Фото: Моти Мильрод
— Как трусы, вы хотите сказать. Женщины умеют быть жестокими.
— Конечно, как не знать, у меня три дочери. В Ашкелоне, где я вырос, если какой-то сопляк издалека тебя обругает, ты подходишь к нему, чтобы ударить, и он убегает. Так было в моем детстве. Вот и левые так себя ведут. Они писали о нас, они подняли шум вокруг Итамара, а когда мы отреагировали, вместо того, чтобы вступить в схватку, они убежали. И потом снова поливали нас издалека.
Захава Гальон постоянно нападала на Итамара в «Твиттере». На каждый свой твит она получала ответный твит.
— И это изменило ситуацию? Сколько избирателей в «Твиттере»?
— На каждого игрока в политическом мире влияют определенные круги, и «Твиттер» – в том числе из этих кругов. Когда Нафтали Беннет выражает гнев против «машины яда и подстрекательства» Нетаниягу, он имеет в виду то, что происходит в «Твиттере». Во время избирательной кампании антенны политиков чрезвычайно чувствительны, а Твиттер — это арена, где все видят, что на тебя напали.
И что в итоге сделала Гальон? Она заблокировала Итамара. Это законно — блокировать кого-то… но вы теряете очки. Мы попросили Центральную избирательную комиссию снять блокировку.
— И получилось?
— Этого еще не произошло, но даже после того, как она заблокировала нас, она продолжала атаковать его, прячась за стеной. Это не умная кампания, это трусость. Нужно атаковать, и это относится также к «Аводе». Мы запустили в СМИ рекламный ролик о том, что Итамар посетит кибуц Айелет ха-шахар.
Начались дебаты, и «Авода» выступила против нас с нападками, потому что она якобы представляет кибуцы и мошавы. Я поговорил с людьми из «Аводы», чтобы узнать, планируют ли они приехать в кибуц. Они не приехали. Это та же самая схема — нападать в СМИ, а потом не приходить.
— Это потому, что Бен-Гвир — экстремист, и отношение к нему как к законному сопернику только усилит его. Его послания найдут отклик.
— Если они не хотят, чтобы во время кампании его послания вызывали резонанс, ну что ж, давайте — у нас – «Религиозны -сионистов» 14 мест, у «Аводы» — четыре, а МЕРЕЦ не преодолел электоральный барьер. У партии Ганца была похожая картина: каждый раз, когда мы атаковали, они убегали.
— Вы светский человек, ваша жена работала в Научном институте Вейцмана, ваша старшая дочь сейчас идет в армию. Не боитесь ли вы, что новое правительство ограничит возможности женщин, ваш светский образ жизни?
— Ну, я по-прежнему питаюсь в тех же местах, и я не вижу сценария, при котором мои права будут ущемлены из-за присутствия в кнессете шести депутатов от «Еврейской мощи».
— Вы покупаете продукты в сети некошерных супермаркетов «Тив Таам».
— Да
— Итамару все равно?
— Он меня не спрашивал, и ему все равно. «Еврейская мощь» сосредоточилась на важных основных вопросах личной безопасности.
— И игнорировала все остальное.
Фото: Эмиль Сальман
— Я не игнорировал. Я сосредоточился на важных вещах. Для меня важно, чтобы мои четверо детей и мои родители были в максимальной безопасности, чтобы моего шурина из Омера [населенный пункт в Негеве на юге, в регионе со смешанным населением бедуинов и евреев] не сбили на трассе».
— Что ваши родные на самом деле говорят о вашей работе? Голосовал ли кто-нибудь из вашего окружения за партию Бен-Гвира?
— Молодое поколение обдумывало такой вариант. И некоторые мои друзья голосовали за него.
— Никто из друзей не был шоке, не спрашивал: «Что ты делаешь?».
— Некоторые говорили: «Зачем ты ему помогаешь?» или «Смотри, не слишком старайся». Какими будут последствия того, что у Итамара будет шесть мест в кнессете? Вероятно, больше безопасности и управления и меньше столкновений по вопросам, о которых вы говорите.
— С другой стороны, в Газе этот год был спокойным.
— Итамар не министр обороны.
— При этом Ави Маоз намерен продвигать свою безумную программу в министерстве образования…
— Маоз не в «Еврейской мощи».
— Без Бен-Гвира и блока «Религиозный сионизм» он не попал бы в кнессет.
— Что важно для меня и израильской общественности — это личная безопасность и управление. Только мы и ШАС занимались основными вопросами. Если правительство будет эффективным и Итамар сможет добиться значительных изменений, даже такие люди, как вы, взвесят возможность за него проголосовать.
— Судя по тому, что доносится из переговорных комнат, ультраортодоксы получат гораздо больше должностей и бюджетов. Не кажется ли вам, что здесь также имеет место своего рода силовой маневр, который в конечном итоге подорвет функционирование правительства?
— Я не сижу в переговорных комнатах и не консультирую ультраортодоксальне партии. Правительство будет хорошо функционировать, пока оно хорошо работает для народа. Это именно то, чем занимается Итамар: получение полномочий и рабочих инструментов, которые позволят ему справиться с проблемами личной безопасности и управления.
— Глава партии «Авода» Мерав Михаэли сказала, что есть прямая связь между насилием в Хевроне и убийством в Холоне. В тот момент, когда вы предпочитаете политику силового давления на конкретные общины, это распространяется повсеместно.
— Я выступаю за личную безопасность.
— Я говорю о конкретной общине — арабской. Что такое «Смерть террористам», если не завуалированное «Смерть арабам»?
— Высказывания Итамара не направлены против конкретной группы населения. Террористы — это не община.
— А как насчет его связи с покойным раввином Меиром Кахане — расистом?
— На церемонии памяти Кахане Бен-Гвир сказал, что в его философии есть вещи, которые он отвергает.
— Голосовала ли за вас арабская община?
— Да. И в арабской общине у нас был потенциал для гораздо большего количества голосов. Одной из причин, по которой мы не получили больше, было заявление в СМИ о том, что Бен-Гвир нагнетает обстановку, что не позволило нам проводить конференции и встречи в арабских общинах.
— Каково ваше мнение о предвыборной кампании Нетаниягу?
— Оглядываясь назад, можно сказать, что он преуспел. Если бы мы захотели, мы могли бы отобрать у «Ликуда» больше голосов.
— Перед выборами была встреча, на которой вы решили не атаковать друг друга?
— Я принимал в ней участие.
— Кто еще?
— Ярив Левин, Нетаниягу, Итамар и еще один из их кампейнеров. Мы все там были в одном строю.
— Почему вы присутствовали на встрече?
— Это произошло, когда Нетаниягу пытался перетянуть у нас часть голосов. Мы сказали ему, что это неприемлемо, и у нас тоже есть инструменты, чтобы отобрать у них голоса. Вместе мы пришли к выводу, что благо блока превыше всего.
— Как Нетаниягу это делал [пытался отобрать часть голосов избирателей у «Религиозного сионизма»]?
— Он сделал то, что всегда делает в такие моменты: «Бен-Гвир в любом случае будет министром в моем правительстве, поэтому голосуйте за «Ликуд», за большую партию». Но на этот раз у нас были инструменты. И мы их показали.
— Какие инструменты? Что бы вы сказали — что Нетаниягу нужен сильный Бен-Гвир на его стороне?
— Говорить о нем – с позитивной или с негативной коннотацией, в этом трюк. Но, в конце концов, имя Нетаниягу в нашей кампании не звучало. В конце концов, мы решили, что я не буду говорить «Нетаниягу», а он не будет говорить «Бен-Гвир». Это привело к тому, что мы остановились на 14 местах.
— Откуда взялись эти 14 мест?
— Немного от «Ямины» Айелет Шакед, немного от ШАС, а также от «Кахоль-лаван». ШАС проделал хорошую работу, в частности, вернув в кампанию покойного раввина Овадию Йосефа. Они забрали у нас одно или два места. Будь я агрессивней, я мог бы их вернуть. У меня был готов материал, чтобы нанести им сильный удар. Он должен был выйти в воскресенье перед выборами.
— Какую схватку с лидером ШАС Арье Дери мы пропустили?
— Прикоснуться к оголенным нервам ШАСа, упомянуть времена, когда ШАС не полностью придерживался правой политики.
— Соглашения Осло?
— Итамар решил, что они играют с нами честно, поэтому в итоге мы не стали их атаковать.
— Помимо Моше Кахлона, который возглавлял «Кулану», кого еще аы консультировали на протяжении вашей карьеры?
— Клиентов за границей.
— Как вы можете консультировать политиков в стране, где вы ничего не знаете о нарративах, о делении на сектора?
— Вы изучаете историю, политику и СМИ.
Фото: Ноам Москович/Кнессет
— За границей вы также проводите консервативные и ультранационалистические кампании?
— Я профессионал, я прихожу на выборы, чтобы победить. У меня нет предпочтений в пользу какой-то конкретной стороны.
— Значит, вы можете вести и либеральную кампанию, несмотря на ваши взгляды?
— Вы понятия не имеете, какие у меня взгляды. Я за безопасность и управление.
— Конечно. Мы все хотим мира; вопрос в пути к нему.
— Я сменил правительство в Болгарии. В течение 12 лет там был премьер-министр по имени Бойко Борисов. Три раза выборы заканчивались вничью. Год назад меня нанял Кирилл Петков, либерал и выпускник Гарварда. Мы провели негативную кампанию, сфокусированную на коррупции, и в итоге правительство пало.
— Все как в кампании левых против Нетаниягу. Почему же вы говорите, что левые потерпят неудачу в своей антипатии к Нетаниягу?
— Ситуации не похожи. Там было меньше «Тысячных дел» [дел против Нетаниягу] и коррупция была больше похожа на грубую кражу денег. Кроме того, коррупционная кампания, которая работает в одном месте, не обязательно будет актуальна в другом. В Коста-Рике я не использовал слово «коррупция». Негативный подход здесь, в Израиле, был ошибкой.
— Вы когда-нибудь бывали в доме Бен-Гвира в районе Гиват ха-авот в Кирьят-Арбе на Западном берегу?
— Да. Мы снимали там предвыборный ролик».
— Вы проводили с ним шабат?
— Пока нет, но он меня пригласил».
— Какой лучший совет вы ему дали?
— Перейти от секторальной кампании к общей.
— Что он сказал по этому поводу?
— Ему было трудно выйти за пределы круга религиозных СМИ: «Седьмой канал», « «Сругим» и «Кипа».
— И 14-го канала телевидения.
— Это тоже, но меньше. Не то чтобы мы отказались от секторальной кампании, но мы потратили больше времени, стратегии и сообщений на общеизраильскую историю.
— Какие вопросы вы из-за этого исключили из повестки дня?
— Этого я не могу сказать.
— Но это включало уступки с вашей стороны, проистекающие из необходимости быть более умеренными.
— Дело не столько в использовании «неприятного материала», сколько в том, на какой арене вы сражаетесь и создаете контент. Когда вы уходите с секторальной арены, у вас появляется больше времени для борьбы с конкурирующими партиями, которые все это время нас переигрывали. Так мы достигли аудитории на окраинах страны. Я не говорю, что я это придумал или что это моя работа — придумывать. Я — менеджер проекта. Это значит сфокусировать усилия и пролить свет на события.
— И оставлять то, что неприятно, в тени.
— То, что неприятно, давайте постараемся закончить как можно скорее.
— Сначала «Еврейская мощь» вступила в конфликт с лидером партии «Религиозный сионизм» Бецалелем Смотричем, и вы решили идти на выборы отдельно. Затем произошло объединение, создавшее более широкий альянс.
— У «Религиозного сионизма» праймериз были 23 августа, и Смотрич планировал найти время для переговоров с Итамаром только после этого. Мы знали, что если это произойдет, то все затянется до даты подачи партийных списков, 15 сентября, что оставило бы нам всего полтора месяца для эффективной кампании, если бы мы баллотировались одни.
— Поэтому, чтобы закончить эту историю, вы создали раскол.
— Нам нужно было закончить инцидент со Смотричем, и мы сделали это с большим успехом, как с прагматической точки зрения — количество мест, которые мы получили в спискее, — так и с точки зрения общественности.
— Но именно Нетаниягу объединил вас — на встрече в Кейсарии.
— Это мы использовали Нетаниягу, а не наоборот. И главное — Итамара восприняли как человека, инициировавшего объединение. Он уступил первое место в партийном списке, не ставя никаких условий.
— Возможно, вам нужен был Смотрич, чтобы казаться более умеренными; было удобно, что он занял первое место.
— Но со второго места было трудно добиться ситуации, при которой Бен-Гвир стал бы ведущим. При этом в опросах Итамар опережал Смотрича.
— Почему же вы не потребовали первое место?
— Итамар — надежный политик, человек слова. Когда он решил, что отдает первое место в списке Бецалелю, хотя опросы показывали, что мы лидируем, он сказал: «Я дал слово». Он в этом смысле необычный человек.
— Если бы он настоял на первом месте, вы достигли бы большего успеха?
— Не знаю. Дело в том, что мы и так преуспели.
/КР:/
Обидно, что профессионала можно купить для продвижения даже нарушителей закона…/
