Радостный такой. Сейчас, говорит, мы их будем варить. Я говорю, давай сам, я не притронусь. Раки все бодрые, инициативные, клешнями шевелят тревожно и усы топорщат, я такой грех на себя не возьму, живые души варить. Сын тоже отнесся скептически, я, говорит, шевелящееся не ем.
Муж, значит, их в кастрюлю сгрузил и начал радостно чем-то громыхать. А потом еще громыхнул, а потом еще, а потом кричит: куда, куда вы, ссволочи! И мне кричит: слушай, слушай, они по дому расползаются! Они лезут с кухни! Тут мы с сыном синхронно двери заперли, я кричу, лови их, твою мать, не хватало мне еще. А он кричит на высоких нотах: ааа, кошку! не ешьте кошку! ногу, ногу, оставьте! ну, в общем, понятно, что издевается, но фиг знает, чо у этих раков на уме, на самом деле.
Я так по стеночке робко до кухни пошла, вижу, кошку жопой вперед из кухни выносит, как взрывной волной. Ну я так же по стеночке и вернулась, я вообще членистоногих не сильно-то люблю, зачем судьбу испытывать. Пусть там сами как-то.
Утром встаю — картина маслом, кулинарный аквариум. В огромном стеклянном салатнике вода, в воде укроп, в укропе вчерашние бодрые раки клешнями гребут. Я у мужа спрашиваю — это чо? Это, говорит, я Валентину с пацанами травы накидал. — Чтоб к бульону привыкали?- Не, чтоб им нескучно было. Я спрашиваю — Валентин- это, простите, кто? А он мне показывает, кто: это, говорит, вот этот, вишь, он тут самый бодрый. А Валентин на меня глазки выпучил умильно, прямо мама, мама, возьми меня на ручки. Ну и что, спрашиваю, делать-то будем с животиною? — Да чо, говорит, к вечеру вернусь да и сварю, я к ним так-то не особенно привязался.
Короче, к чему это я. Кто-нибудь знает, чем раков кормить? Валентину с пацанами у нас хорошо, воду им меняют, укроп они потрескали. Валентин прибавил в весе. Начал мужа узнавать.
Вероника Знакомая
