«Голод…»

Мараш незаметно усмехнулся в рыжие усы…Доченька….Любимица… Проявлять строгость к этим косичкам, веснушкам, лукавым улыбкам и ямочкам на щеках, часто не хватало выдержки…

— Ну почему нельзя? В котле еще осталась еда!- капризно протянула Звонка.

Мараш взглянул на жену. Желана тут же пришла на помощь мужу.

— Доченька, — принялась мягко уговаривать она, — не нами этот обычай заведен, не нам его и менять. И деды, и прадеды наши оставляли последнюю порцию еды в котле. Так нужно — и все тут.

— Зачем нужно? — упорствовала дочка. — Этот остаток, ты в конце концов собаке отдаешь. Хоть бы раз кто пришел, котел подчистил…

Женщина резко побледнела, дрожащие пальцы схватились за оберег.

— Не говори так, доченька, не поминай того, кто может прийти за последней порцией…

Женщина торопливо достала из поставца, бережно хранимого там, сахарного петушка.

— Возьми, доча, да беги играть, подруженьки-то заждались небось…

— Все равно узнаю, все равно, — упрямо твердила Звонка, примеряя подаренные отцом красные бусы.

— Не дай боги тебе такого знания. Забудь все и брысь! — Желана шутливо шлепнула девочку, и та, весело взвизгнув, выбежала во двор.

— Балуешь ты дочку, балуешь, — протянул Мараш и…залюбовался женой. Желана… Как была желанной — так и осталась. А годы словно прибавляли ей красоты, лишь глубже становились черные омуты глаз, строже тонкие черты лица. Только густые кудри не по возрасту посеребрила седина, да исчез из глаз доверчиво-счастливый свет, который так радовал его когда-то.

Всё этот год, проклятый черный год… Год, когда пришел гoлод.

Желана тут же догадалась, о чем думает Мараш. Давным-давно они понимали друг друга без слов. Желана торопливо подошла, присела рядом на скамью и ласково обхватила мужа за плечи.

— Будет, будет, хороший мой, ведь три года минуло… у нас Звонка осталась, двойнюшка твоя, как влитая в тебя уродилась. Другим семьям похуже пришлось…

Мараш напрягся под ее рукой и скрипнул зубами.

— Но ведь четверо деток, четверо было, Желанушка. До сих пор себя виню — не уберег, не спас…

— Все прошло, ничего не вернешь, — продолжала успокаивать она мужа.- А ты бы пошел, поработал, Мараш, — просительно заговорила Желана, — Там стaрый Кудряй зверя своего вороного подковать привел. Все кузнецы от него шарахаются, а с тобой, ничего, ласковый как котенок, жеребец этот…

— И впрямь, пойду делом займусь, — очнулся Мараш, поднимаясь.

Хлопнула дверь. Желана враз обмякла, руки бессильно упали на колени и она глухо, тяжело зарыдала.

Три года…Как летит время…

— Сынки мои… доченька моя Ивга…. Ох, Мараш, Мараш… Сколько времени мы еще будем плакать, вспоминать, обвинять себя и снова плакать, прячась друг от друга…

Это был страшный год. Казалось, сами боги прокляли людей. Из рек исчезла рыба, зверье ушло куда-то, не зацвели ягодники. Земля убивала все, что в нее попадало… А потом, на два месяца раньше обычного ударили морозы. Жалкий урожай пoгиб на корню и наступил гoлод. Умная домашняя живность — сбежала, глупую — съели. Люди варили кожаные ремни и кору. Вскоре не стало и этого. Золото не имело больше цены.

Сосед Мараша владел священным золотым самородком величиной с собачью голову, передаваемый из поколение в поколение. С этим богатством он обошел все окрестности. Несчастный человек предлагал отдать сокровище за каравай хлеба, чтобы накормить гoлодную семью. Когда он вернулся ни с чем, его встретили мертвые глаза любушки жены и маленьких сыновей, не дождавшихся хлеба. Бедняга привязал на шею свой самородок и утопился в озере Снов. Бывают времена, когда золото бессильно…

Обезумевшие, горящие, словно в лихорадке люди, выскакивали на улицу. Они в бессильной ярости грызли землю, не сумевшую их накормить и yмирали с прoклятиями, вцепившись в нее скрюченными пальцами. Были и такие, что… Желана вздрогнула — не надо об этом… Но и эти умерли тоже.

Доченька Ивга ушла первой. Слабые всегда yмирают первыми. Она долго просила хлебушка, а потом потихоньку исчезла из дома. Ее хватились только к вечеру и нашли на соседском пустынном огороде, ухватившуюся за сухую ботву. Дочка была такая же равнодушная и холодная, как и земля, на которой она лежала.

Мараш похоронил Ивушку далеко в лесу, завалив могилу тяжелыми валунами, чтобы никто не смог достать тело.

Сыновья… Эти неугомонные черноглазые близнецы дожили до спасительных дней, когда появилась еда… и умерли от гoлода перед полными мисками. Их сузившиеся горлышки уже не могли пропускать пищу, а тело не принимало ни хлеба, ни молока… И только Звонка — единственная рыжая в семье и самая маленькая — выжила. Слишком велика была жажда жизни в этом воробушке, чтобы сдаться гoлоду.

Желана торопливо утерла слезы рушником и поднялась. Как быстро летит время… И не заметишь, как дочка вырастет…

— Мама! А почему все-‘таки нельзя доедать последнюю порцию из котла?

— Опять за своё! Неймется ей! — Желана взглянула на дочь и улыбнулась. Да и как не улыбнуться… Справная девушка выросла, огненные кудри — в отца, а веснушки с возрастом вовсе исчезли… И по дому хозяюшка-умелица, пусть не царевишна-королевишна, но для матери — самая лучшая. Да и Стефан — первый жених на деревне, вовсе не считает ее уродливой…

Желана вздохнула.

— Будь что будет. Расскажу тебе все, что сама знаю и больше не будем говорить об этом. Обычай оставлять в котле последнюю порцию появился в незапамятные времена. Ученые люди говорили, что это знак гостеприимного дома…

Ежели поздний гость явится — было бы чем накормить… Но старики баяли другое… Будто бродит по земле твaрь, чyдище лютое. И незнамо кем дано этой твaри право — ежели не найдет хоть немного пищи в котле — забрать любого из домочадцев.

А что это за твaрь такая, я знать-не-знаю. Но лет сорок назад, когда прадедов наказ подзабыли, младенцы начали пропадать…Теперь все стерегутся и пищу в котлах оставляют. Это все, что я могу тебе рассказать, дочка. Ты, когда своим домом заживешь, правило это крепко помни и соблюдай. А заживешь своим домом ты скоро, мне ли не знать..,- Желана улыбнулась.- Стефану твоему наше крыльцо, словно медом намазано, вечер на порог — и он тут как тут. Помяни мое слово — скоро сватов зашлет.

Девушка смущенно затеребила ленту в косе, густо покраснела и рассмеялась…

Пал на землю первый снег, легкий и белый, словно фата невесты. И вот уже зазвенели колокольчиками разухабистых троек, запели, заплясали веселые свадьбы.

— Мама! Ты скоро?! — девушка нетерпеливо переступила с ноги на ногу.- Стефан ждет…

— Сейчас… — Желана прикрепила вышитые свадебные ленты к волосам дочери и отступила. — Готово…

— Подожди, Звонка, — спохватилась мать. — Помни обычай — последняя порция в котле не доедается!

— Ну, мама! — девушка досадливым движением освободила вышитый рукав белого платья. — Какая еда?!! Я замуж выхожу, а ты со своими котлами! Ну ладно, обещаю — будет накормлено твое чудище…Пусти, я тороплюсь!

Звонка хотела еще что-то сказать, но на пороге появился улыбающийся Стефан, и она белой птицей рванулась к нему, позабыв обо всем на свете.

Время…как летит время…Звонка улыбнулась и поправила, выбившуюся из-под платка золотистую прядь. Кажется, только под венцом стояла, а уже полтора года прошло… Она давно хозяйка своего дома, доченька растет, Иля-Илена- маленькая луна. И с мужем душа в душу и в семье ладно…

Малышка недовольно закряхтела и мать тут же подхватила ее на руки.

— Сейчас, моя хорошая, — заворковала она. — Сейчас мама покушает и будет кормить свою ласточку…

Звонка торопливо подошла к печи и тут же виновато вспомнила, что сегодня даже не топила ее.

Муж уже неделю был на ярмарке, а дочка занимала так много времени, что женщина частенько забывала про сковородки и горшки.

— А, вот, нашла! — обрадованно воскликнула она. — Последняя порция для чудовища! — Звонка расхохоталась и дочка охотно заулыбалась ей в ответ.

— Для чудовища — значит для меня, — продолжая смеяться, пояснила малышке Звонка. — Я и есть сейчас самое настоящее чудовище, жутко гoлодное, — и Звонка шутливо зарычала…

Ночь подступила незаметно. Первый раз Стефан был в отлучке так долго и молодая жена очень скучала. Стараясь отвлечься, она тщательно перемыла посуду, убралась в доме, долго пела песни дочке. Затем накрепко заперла дверь, накормила малышку и незаметно задремала.

Звонка проснулась неожиданно, словно от сильного толчка в грyдь. Сeрдце часто билось, не хватало воздуха. Раздалось громкое звяканье чугунков… Чужой! Она бросилась к люльке, в извечном материнском стремлении — прижать к сeрдцу дитя, оберечь, защитить… Но колыбель была пуста. Ребенок исчез.

Звонка отчаянно вскрикнула, метнулась в печной придел и застыла на пороге. Возле печи, на чисто выструганной лавке сидело существо, которому вообще не полагалось бы ходить по земле…Серая одежда скрывала его фигуру, но не могла спрятать страшную худобу. Низко надвинутый на лоб капюшон. Глаза напоминали две заплесневевшие виноградины, вдавленные в непропеченное тесто.

Бесконечно длинные бледные пальцы, видневшиеся из широких рукавов, были увенчаны острыми как бритва, тускло поблескивающими когтями. Что-то не так было с его ногами, но Звонка старалась не смотреть на них, потому что уже балансировала на грани безумия. И чудовище держало в своих лапах ее девочку.

Женщина рванулась вперед.

— Стой, где стоишь, — прошипела твaрь. Один из длинных зазубренных когтей коснулся нежной, как лепесток щечки малышки.

— Стой, где стоишь, женщина, — повторило существо. Голос его напоминал завывание зимнего ветра и шуршание палой листвы, которую каждую осень убирал в саду Стефан.

Звонка упала на колени.

— Я забыла, я просто забыла! — отчаянно закричала она. — Отдай ребенка и я никогда больше не оставлю пустым котел! Верни мою Илю! Бога за тебя молить буду!

— Бога? Не думаю.., — существо усмехнулась краешком покрытых язвами губ. — Правило есть правило, женщина. Я не нашел в котле то, что мне полагается, мое право забрать любого, кого захочу!

Звонка на коленях поползла к нему.

— Кого захочешь?!! Тогда — меня! Меня возьми! Возьми меня и я буду благословлять тебя, когда ты станешь пожирать мое сeрдце! Боже, неужели ничего нельзя сделать?!! — Она уже рыдала навзрыд. — Моя доченька…Малышка и пожить-то еще не успела! Возьми меня, Господин!

Неожиданно чудовище жадно принюхалось, белесые глаза оживились. Оно смотрело на Звонку с явным удивлением… почти интересом…

— А что? Может быть ты и права. Возможно именно сегодня и произойдет обмен. Встань с колен, женщина и выслушай меня.

— Звать меня Мифан, — начал свой рассказ ночной гость. На языке народа, которого давно уже нет, это имя означает — Есть хочу… Я не всегда был таким. Я был красив, богат и силен, когда в наше селение пришел гoлод…

Мне было не о чем беспокоиться, запасов в моих погребах было столько, что я мог бы пережить десять гoлодных лет. Но остальным пришлось туго. Они умоляли меня о помощи. Но я ничего не давал даром. Многие просили кyпить их в пожизненную кабалу за кусок хлеба. Были, конечно, предпочитающие гoлодную cмерть рaбcтву, но других было много больше. Мне оставалось только выбирать…

Однажды к воротам моего дома подошла бледная изнуренная женщина с младенцем на руках. Она предлагала все, что угодно за жизнь своего сына.

— А что у тебя есть? — смеялся я, держа в руках корыто с сытным горячим варевом для свиней….И пока я смеялся, ребенок yмер.

И тогда она прокляла меня….прокляла… Знаешь ли ты, что такое проклятие матери? Хотя да, конечно знаешь, ты сама мать…А потом…свершилось…Я стал таким.

Многие столетия гoлод сжигает меня. Я даже не помню, кто дал мне право забирать последнюю порцию из котла. Видимо кто-то могущественный… Мне все равно…Я помню одно…Я могу передать свое проклятие тому, кто познал гoлод и на ком лежит та же винa, что и на мне…

А у тебя все это есть, слышишь, ты, женщина с испуганным лицом! Я чую твою вину, как волк чует запах крови раненого оленя, я чую…Прими добровольно мое проклятие и твоя дочь будет жить…

— Я? — растерянно переспросила Звонка. — Гoлод? Винa?

— Ты ведь знаешь, что такое гoлод? — наклонился к ней Мифан.

Женщина кивнула.

— Знаю. Мне было шесть лет. Мои братья и сестренка умерли в тот год. Я помню Гoлод…

— А вина? Помнишь ли ты свой поступок из-за которого пoгиб человек?

Звонка отрицательно покачала головой. — Не было вины… Не помню, — неуверенно прошептала она. Мне было шесть, всего шесть …

— Я помогу вспомнить. — Тощая рука, нет, скорее кости, обтянутые кожей выпросталась из широкого рукава и коснулась ее лба. — Вспомни!

Мысли смешались…

Она летела куда-то…пятнадцать….десять…восемь…шесть лет…Она увидела себя совсем маленькой. Неужели эта тощая, конопатая девчушка — она? Вот она лезет через дыру в заборе в огород недавно умерших соседей… Там, конечно, ничего нет, но девочка ползает по грядкам в отчаянной надежде хоть что-нибудь найти, случайно пропущенную морковку, или луковку или… Внезапно она натыкается на младшую сестренку Ивгу.

Та, зажмурив глаза от удовольствия, жадно грызет невесть каким чудом умудрившуюся остаться незамеченной маленькую репку. Из последних сил девочка отталкивает сестру. Они молча вырывают репку друг у друга.., кричать нет сил…Потом, более слабая Ивга выпускает еду из рук, бессильно валится на землю лицом вниз и зaмирает. Но Звонка не обращает на нее внимания. Морщась от боли в распухнувших деснах, она ест…ест…ест…

Звонка вскрикнула и очнулась. Вина, много лет надежно спрятанная милосердной памятью, нахлынула всепоглощающей волной.

Женщина вскочила на ноги.

— Я вспомнила и согласна. Я все равно не смогла бы с этим жить. Оставь ребенка. Я забираю твое проклятие! Я заслужила его даже больше чем ты.

Мифан кивнул и положил ей руки на плечи.

— Принимаешь? — глухо спросил он.

— Принимаю, — ответила она.

А потом наступила темнота. Звонка открыла глаза.

— Что это было? Сон? Проклятие… Где дочка? — она испуганно огляделась.

— Уходи, чудовище! Здесь тебе не рады! — усмехнулась молодая рыжеволосая женщина, прижимающая к грyди дитя.

Кого-то она напоминала…

— Вспомнила! — Звонка в ужасе схватилась руками за лицо и острые когти оставили длинные царапины на щеках. Она, ошеломленная, но уже понимающая, посмотрела на серый балахон, на руки и поглубже натянула капюшон. И тут вспыхнул гoлод…
каждая клеточка ее тела корчилась в огненной стихии боли. Она еще успела подумать, что надо бы последний раз взглянуть на дочку, но ставший очень чувствительным нос, уловил запах подгоревшей где-то каши.

Неведомая сила тут же бросила Звонку к двери, мысли мгновенно исчезли все, кроме одной…

— Есть хочу, — прошептала она и рванулась в ночь.

Автор: Валентина Пескова