Последние 10 лет жизни он почти безвыездно жил в своем доме в Коктебеле. Это место пользовалось популярностью у его друзей-коллег. Так, в июле 1932 года в гости к Волошину заехал Николай Чуковский (сын Корнея Ивановича). За несколько дней до этого у поэта случился удар. "Макс сидел в соломенном кресле. Дышал он громко. Он заговорил со мной, но слов его я не понял – после удара он стал говорить невнятно. Одна только Марья Степановна (жена Волошина) понимала его и в течение всей нашей беседы служила нам как бы переводчиком. При всем том он был в полном сознании. Когда я сказал ему, что стихи его пойдут в "Новом мире", лицо его порозовело от радости. Снова и снова почти нечленораздельными звуками просил он меня повторять привезенную мною новость", – вспоминал Чуковский.
Спустя неделю у Волошина случился второй удар, который он уже не перенёс. "Он лежал в саду перед своим домом в раскрытом гробу. Гроб казался почти квадратным – так широк был Макс. Лицо у него было спокойное и доброе – седая борода прикрывала грудь. Мы узнали, что он завещал похоронить себя на высоком холме над морем, откуда открывался вид на всю коктебельскую долину. Гроб поставили на телегу, и маленькая процессия потянулась через накаленную солнцем степь. До подножия холма было километра три, но мы сделали гораздо больший путь, так как обогнули холм кругом – с той стороны на холм подъем был легче. И все же лошадь на холм подняться не могла, и метров двести вверх нам пришлось нести гроб на руках. Это оказалось очень трудным делом. Макс в гробу был удивительно тяжел, а мужчин среди провожающих оказалось только пятеро… Солнце жгло немилосердно, и, добравшись до вершины, мы были еле живы от усталости. Отсюда мы увидели голубовато-лиловые горы и мысы, окаймленные белой пеной прибоя, и всю просторную, налитую воздухом впадину коктебельской долины и далекий дом Волошиных с деревянной башенкой, и даже дельфинов, движущихся цепочкой через бухту. Знойный воздух звенел от треска цикад в сухой траве. Могильщики уже вырыли яму, гроб закрыли крышкой и опустили в светло-рыжую сухую глину", – делился воспоминаниями Чуковский.
И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
— «Кто не за нас — тот против нас!
Нет безразличных: правда с нами!»
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
/КР:/
— «Кто не за нас — тот против нас!
Нет безразличных: правда с нами!»
Этот кошмар достиг апогея в сегодняшней россии царька…/
22
