Мою маму. Про которую я точно знаю две вещи:
1. Она вообще не тупая и вообще не примитивная.
2. Она очень очень очень очень добрая.
Ну скажем от папы мне достались мозги, а от мамы сердце, поэтому я умею складывать 2+2, любить и прощать.
Она была эвакуирована с семьей из Крыма во мировую войну и видела как взорвался второй пароход на котором вывозили людей, видела плавающие по воде кровь, руки и ноги.
Она должна была умереть от истощения, никто не верил, что она доберётся до Урала, куда их вывезли, но упрямо выжила во всех этих скотных вагонах.
Она ненавидит войну и бесконечно благодарна городишке который их тогда принял. Где честно и добросовестно проработала всю свою жизнь на металлургическом заводе.
Она бесконечно терпелива, совсем не ругается с людьми, помогает соседям, кормит всех кошек в округе, и всю жизнь очень много шутит, смеётся и никогда не унывает.
Она путешествовала, в кайф жила в Израиле, умеет слышать и мне всегда удавалось ее призвать к здравому смыслу.
В общем она Человек с большой буквы.
И сейчас она верит, что война это не война, а спецоперация. Что мы реально спасаем там кого-то.
Она бесконечно растеряна и очень сильно, до слез, переживает за украинцев. Думает, что Россия это делает ради них. Спасает от ужасных нацистов. Ведь ей показывают в телевизоре плачущих от счастья донбассцев.
А сама она так хорошо знает, что такое нацизм и как важно его победить, защитить бедных жителей Донбасса. Ведь ее тоже в войну спасли добрые люди.
Когда я спрашиваю видела ли она как украинцы пишут под моими постами «Русский солдат иди домой» – она послушно отвечает.
Спрашиваю, где Донбас и где Киев, снова отвечает.
Она вообще меня всегда хорошо слушает.
На вопрос «а почему танки под Киевом, если спасают Донбасс» и другие наводящие, она не может ответить и вот тут начинается страшное.
Я словно наяву вижу в этот момент, как ее ум пробуксовывает. То есть вера в одно, логика говорит другое, она все понимает, но НИ Х… не может сделать сама с собой и этим бешеным, рвущим в клочья диссонансом.
Ничего. Совсем. Это как морок какой-то. Словно ее заколдовали.
В итоге она совершено растерянным мёртвым голосом говорит
– Ну я не знаю, Наташа. Наверно так надо. Так говорят в ТВ. Зачем им врать?
– А зачем они врут про другое? Ты реально довольна тем, как они с вами обращаются?
Тут она оживает и ярко говорит какое у нас бестолковое, жадное и нечестное правительство – как обирают пенсионеров, как довели до таких цен и все вот это. Она же реально вообще и близко не путинистка. И не была ей.
– Так может и тут, – говорю я, – они бестолковые жадные, нечестные, и это не спецоперация, а война?
И в этот момент она снова становится растерянным полумёртвым зомби. И мне страшно. Что, б…., они сделали с моей радостной, счастливой, умной мамой!?!??
Но и это не самое страшное, хотя казалось бы – куда страшнее.
В какой-то момент я говорю:
– Ты понимаешь, что прямо сейчас русские солдаты умирают сами и убивают мирных жителей в Украине? В том числе женщин, детей. Стреляют в жилые дома.
И мама вдруг начинает говорить очень яростно, как она в общем то никогда не разговаривает.
– Нет, я ни за что не поверю, что русские солдаты убивают мирных людей. Нет. Нет. Нет. Я не поверю в это никогда. Они не убивают. Нет.
И в этот момент я понимаю, что этот любимый человек, очень добрый, честный и порядочный, переживший войну, голод и антисемитизм, вот этого – не переживет. Того, что русские убивают украинцев. Просто не справится с такой информацией. То есть буквально – или умрет или сойдёт с ума.
И я не имею ни малейшего понятия, что с этим делать, кроме как поговорить с ней о том, что дома у меня все хорошо, готовим пиццу и все такое. А потом положить трубку и заорать: «Будь ты проклят, тварь!!!!».
Я требую суда. За геноцид над двумя нациями – украинской и русской.
/КР:/
И в этот момент я понимаю, что этот любимый человек /мама/, очень добрый, честный и порядочный, переживший войну, голод и антисемитизм, вот этого – не переживёт. Того, что русские убивают украинцев./
