Она его не слышала, конечно.
Но перед тем, как отдать, подержала на ладошке. И крепко сжала руку…
Сквозь пелену слез, словно калейдоскопом пронеслись фрагменты жизни.
Красавица-мама вышивает, льется музыка из дедушкиного патефона. А она, маленькая Анечка, с упоением танцует в наряде Снежинки рядом, пока ее не подхватывает на руки папа.
Потом вдруг видит разноцветные клубочки на полу.
– Смотри, мама, сколько я тебе их принесла! Ты сможешь связать все, что захочешь, мамочка, слышишь? Мам, вот, клубочки. Мама, вставай, пожалуйста. Мамочка… Мама, нет, папа, папа!
Анина мама прекрасно вязала. Словно украшая весь мир вокруг. Шарфики, игрушки, варежки, подушечки. И дарила все это людям.
Постоянно наводила красоту в доме, рисовала. Вместе с папой они гуляли, взявшись за руки. Вместе смотрели телевизор. Дышали друг другом. Благоухал цветами их сад. И в этой атмосфере любви и счастья росла их дочка.
Дальше Анечка выросла, вышла замуж. За красивого молодого человека, с должностью. Все вокруг восхищались. Но не мама.
С ней они были лучшими подружками. Но отговорить дочь от замужества мама не смогла.
Аня вцепилась в мужа, как утопающий в круг. Растворялась в нем, жила.
А то, что он приезжает домой поздно или ему постоянно кто-то звонит женскими голосами, так это по работе. И все эти пьянки-гулянки в выходные – он же сказал, надо расслабиться.
И даже когда он толкнул ее с лестницы, и Аня потеряла ребенка, она его простила.
Она да. Мама – нет. И пробовала поговорить с зятем. И переживала всем своим материнским сердцем.
А потом вдруг мама в одночасье тяжело заболела.
В тоже время Анин муж, пренебрежительно хмыкнув, сказал ей собираться:
– Мы уезжаем в другой город. Мне повышение предложили. Что? Мама твоя болеет? И что? Я свою маман в свое время сдал, куда следует, когда занемогла. Считаю, все должны так поступать. Там и уход за ними, и прочее. Бред это все, про домашний уют. И ничего, мать у меня там еще год прожила. Хотя все умирающую изображала. А с твоей отец рядом останется. Ты извини, но выбирать придется. Или я, или она. Прекрати истерику, поехали! Чего упираешься? Кому ты нужна будешь? Нас, мужиков нормальных единицы! Остальные быдло никчемное!
Аня влепила ему пощечину, сказав убираться. Долго на коленях просила прощения у мамы.
Все время посвящала ей. В тот последний день та вдруг открыла глаза, сжала руку дочери.
– Солнышко мое славное, любимая девочка. Как же ты будешь… И папа. Без меня. Ты сильная, дочка, сама не подозреваешь об этом. Не плачь, милая. Я так не люблю, когда ты плачешь. Все у вас будет хорошо, вот увидишь, Господь не оставит, он милостив, – прошептала мама.
Анечка принялась говорить, что мама поправится. И что она сейчас сбегает за клубочками пряжи. Мама встанет и что-то свяжет.
Она принесла клубочки. Но мама ее уже не слышала.
Первая неделя после похорон прошла в состоянии шока.
Аня очнулась только тогда, когда услышала, как у дверей кто-то трясется. Мамин мопс по кличке Хворост. Собака не могла ни пить, ни есть.
Кто-то, гуляя в сильный мороз с ним, простудил собачку. А папа был в больнице, пока она, Аня лежала в полузабытье.
И в январские праздники Аня моталась по городу, по лечебницам, дрожащими руками сжимая руль. Чтобы вылечить дорогое ей четвероногое создание. И папу потом выхаживала.
Дома были следы чужого присутствия. И волосатые котлеты на сковороде, как их Аня назвала. Они давно протухли, конечно, оттого и казались противно-волосатыми. Она даже не помнила, как их доставала. Вероятно, хотела приготовить, но сил не было. Да так и оставила.
Навсегда врезался в память этот запах горя. Мир рухнул. Без мамы.
Теперь они остались втроем: Аня, папа и собака.
Денег стало катастрофически не хватать. Аня подрабатывала, где могла.
А папа сидел, держа в руках часами мамин шарфик и беззвучно плакал.
Однажды срочно потребовалось ему купить лекарство. Вот тогда Аня и пошла в ломбард.
То кольцо ей подарила мама. Еще от бабушки досталось. Оно было тяжелое и широкое. Но вместе с тем не смотрелось массивным. А словно играло золотой пылью на пальчике.
И денег за него дали прилично.
– Ты чего хмурая такая, подруга? Я вон бабкины украшения все сдала. Чего их хранить-то? И обратно даже не думала выкупать. Подумаешь, кольцо. Оно и не модное уже нисколько. Зато купишь, что надо теперь. Еще и на себя останется! – тормошила Аню подруга Светка.
А колечко плакало в ломбарде.
Вначале его взяли незнакомые руки. Потерли щеточкой. Зачем-то смотрели, вертели. И положили в ящик.
– Эй, приятель. Чего грустишь? Бросили тебя? Так нас всех тут оставили. Ничего, может, кто получше прежних владельцев найдется, – блеснула боком сверкающая брошка.
– Переплавят! Переплавят! Его-то точно. Он весь золотой, без камушков. Будешь потом ожерельем! Чью-то тонкую красивую шейку украсишь. И будет тебе счастье! – завопили серьги в форме шариков.
– У меня уже было… счастье. Я обратно хочу. Домой, – всхлипнуло Анино колечко.
– Тю! Какое такое счастье? Раз ты тут очутилось. Ты же вроде обручальное? Что, хозяйка твоя с мужем развелась? Молчишь? Значит, да. Ну вот, ты ей о былых слезах будешь напоминать. Что в тебе хорошего? Снова замуж выйдет она. Молодая, красивая. И колечко новое купит, в тысячу раз лучше. Тебя она уже забыла, как вышла отсюда, – пренебрежительно вздохнул витой браслетик.
Колечко хотело возразить.
Но потом вспомнило, как ругался на Аню ее муж. Как она плакала. Пробовала его снять с пальца и спрятать подальше. А потом и вовсе принесла сюда. Выходит, правы они? И брошка, и серьги, и браслетик?
И у него будет новая хозяйка. Или оно станет ожерельем и вроде бы тоже все чудесное ждёт впереди. Но почему так плохо тогда? И колечко заплакало еще сильнее.
А дома, глядя в ночное небо с сияющими звездами, стояла на балконе Аня. Сил рыдать у нее уже не было.
Безумно тяжелые эти минувших 330 дней. Смерть мамы в Новый год. Когда все вокруг веселятся, сверкают салюты и блестят гирлянды…
И бегущие мимо веселые люди даже не подозревает, как кому-то сейчас больно, страшно и хочется кричать от невыносимого горя на весь мир…
Болезнь папы и Хвороста. Отчаянные попытки выжить на руинах еще недавно безоблачного семейного счастья. Тот уход мужа. Потеря ребёнка.
Аня хотела привычно тронуть колечко. Она всегда так делала, когда думала о чем-то важном. Но потом вспомнила – оно же в ломбарде.
Зато… купила, что хотела. Ей очень пригодились те деньги. И Светка говорит, что можно же сдать украшения насовсем, многие так делают. Только почему так отчаянно хочется плакать?
Это же просто кольцо. И брака ее уже нет.
– Это не просто кольцо. Оно – память о мамочке. Именно она мне его подарила. И какая разница, стала я счастлива или нет, будучи замужем. Оно мамино! И… я все исправлю! – Аня вытерла слезы тыльной стороной ладони.
А в ломбарде кипела жизнь. Брошка-советчица сегодня исчезла. И серьги тоже. Колечко знало, что сейчас придет его черед.
Точно. Вот его достают. Отдадут, ой, божечки, кому и куда?
– Пока. Счастливо тебе! – кивнуло колечко витому браслетику, стараясь казаться храбрым.
И замерло от страха, словно стянутое льдом.
Но вдруг чьи-то теплые губы поцеловали его. Дунуло знакомым запахом морских духов. И оно привычно скользнуло на любимый, только похудевший пальчик.
– Привет! Привет, родное! Это я. Прости меня, что оставила, бросила. Испугалось? Все позади. Ты мне очень помогло. Больше никогда и никому я тебя не отдам, слышишь? Мы с тобой будем счастливы, вот увидишь! Иначе и быть не может! Все выдержим. Я столько поняла за это время! – смеялась Аня.
– Девка вон та, в белой курточке, спятила, что ли? Сидит на лавке, на холоде и с кольцом разговаривает! – хохотнули двое прохожих.
Аня не замечала ни их, ни холода.
Она еще немножко посидела на скамеечке.
Нужно вечером зайти в магазин. Купить пирожное папе. Мяса Хворосту. Они выстоят, потому что они есть друг у друга. И стиснув зубы, будут строить планы и просто жить.
Ради мамы. Которую снова обязательно увидят! Когда сами тоже уйдут в тот, другой мир. Иначе и быть просто не может.
Впрочем, когда это будет, никто не знает. Все наши ушедшие родные и близкие ждут в прекрасном месте, где нет зла, боли, зависти и тоски. Там все залито волшебно-золотой пылью, скачет Пегас, рассекая облака. Там Вечность.
Девушка встала и побежала по тропинке. На руке у нее смеялось золотое колечко.
Они возвращались домой…
Татьяна Пахоменко, 2021
3
