Всё, кончилось золотое время, в стране всё за деньги…
В платных туалетах посетители, у которых запор, требуют вернуть деньги
обратно, и суды их поддерживают. По любому вопросу можно обратиться в
суд и получить оправдательный приговор. Главная задача суда – не
связываться, главная задача церкви – не ввязываться. Суд, церковь и
народ полностью отделились от государства, учителя отделились от
учеников, милиция отделилась от воров, врачи отделились от больных,
всё, спросить не у кого.
На экране непрерывно стреляют, любят друг друга в крови, в грязи, и
поют там же. Песни по смыслу приближаются к наскальной живописи. Секс
полностью отделился от любви, на свадьбах под крик "Горько" уже не
целуются, а идут дальше. Любимые называются партнёрами, объятия
называются позой, поцелуй называется началом игры, женихи и невесты
исчезли как класс, среди венерических болезней самая редкая –
беременность.
Остальное нормально. Москва сверкает, Одесса хорошеет, Омск впервые
узнал, что такое автомобильные пробки. В правительстве вяло идут
дебаты когда давать пенсию – с 60 или с 65 (это при средней
продолжительности жизни в 57). Во время эпидемии гриппа особым шиком
считается подговорить гриппозного поцеловать начальника.
Радиации у нас никто не боится – считается, что умереть от неё мы
просто не успеем. В магазинах всё есть, только кому это всё есть?
Начиная с 17-ого года, едят только "новые русские".
Песен в стране стало в сто раз больше, зато стихов в песнях – в сто
раз меньше. Приятное новшество – пение под фонограмму: любимый певец
прилетает на гастроли, но голос с собой не берёт. То, ради чего
собрались, не происходит, хотя и рот открывает, и на нас кричит, мол,
не вижу ваши руки, не слышу аплодисментов, "браво" не слышу… "Вяло!"
– кричит он на нас, "вялые вы!". Это мы-то в зале вялые? "Не слышу
вас!" – кричит. Это нас он не слышит, как будто мы поём. Но в конце
концов он добивается нашего звучания, так что фактически это мы
выступаем под его фонограмму.
Все газеты о том, как вести себя в постели, как будто мы из неё не
вылезаем, хотя прохожие на улицах есть. Все советы как
спать-переспать, и никаких советов как жить. В результате: как
ограбить банк – знает каждый россиянин, как сохранить там деньги – не
знает никто.
Так как наше производство не работает, одеты мы прилично. Женщины
наоборот – раздеты ярко и броско, делают для этого всё, потом за это
подают в суд.
Президент новый для всех загадка. Раньше была загадочная страна, потом
загадочный народ, теперь загадочный президент… Умом никого из них не
понять. Тут надо чем-то другим думать, чем – мы ещё не подобрали.
Сегодняшнюю жизнь понять нельзя. Литературы нет, учебников нет.
Рассказать об этой жизни, как об этой новой водке: когда она даёт в
голову – перестаёшь соображать. В Москве пришли в новый ресторан,
стали ждать официанта, он пришёл и принёс счёт. То есть так по-новому
никогда не жили. Когда меня спрашивают: "Ты как по-английски?" –
"Читаю свободно, но не понимаю ни хрена".
Что хорошо в России – все живут недолго, сволочи в том числе, поэтому
весь вопрос в терпении. И всё же взамен мрачных и одинаковых появились
несчастные и счастливые. И весь этот кипяток со всеми его бедами и
загадками всё-таки больше похож на жизнь, чем та зона, где тюрьма,
мясокомбинат, кондитерская фабрика и обком партии выглядели одинаково.
