(ТЫСЯЧИ ЛЮДЕЙ СО ВСЕХ УГОЛКОВ ЗЕМНОГО ШАРА ПОСЧИТАЛИ ЭТОТ НЕБОЛЬШОЙ РАССКАЗ КРАТКОЙ ИСТОРИЕЙ СВОЕЙ СЕМЬИ…)
…Первая любовь нежданно-негаданно ворвалась в мою жизнь в начале девятого класса. У этой любви было удивительное имя – Надежда – и было ей четырнадцать лет. Отца Нади, Михаила Семеновича Кулагина, перевели в наш провинциальный городок из Белгорода на должность главного технолога местного хлебозавода. Как-то, уже в середине ноября, прямо посреди урока физики, завуч школы привел в наш класс новенькую, познакомил нас с ней и позволил самой выбрать место. В классе было четыре свободных места, и девушка внезапно подошла к моей парте. Внезапно, ибо в длинном списке "школьных сердцеедов" моя фамилия не значилась… Я не был красавцем и был очень скромно одет, но Надя, неожиданно для всех, подошла именно ко мне и, зардевшись, тихо спросила: "Можно?". Чувствуя, как предательски задрожали мои колени, а щеки мгновенно налились жаром и пунцовым цветом, я, молча, кивнул. И она присела рядышком… А я тут же ощутил, как сладко пахнет ее чистое девичье тело. У новенькой были густые рыжие волосы и необыкновенные светло-зеленые глаза… Я влюбился в нее с первого взгляда. На первой же большой перемене к Наде подошел школьный задира – Антон Белов – и неожиданно выбил у нее из рук яблоко, которое девушка ела. Та побледнела от страха и втянула голову в плечи, а Антон громко заржал: "Ну, что, рыжая, проголодалась? Витаминчиков захотелось, да?". Увидев эту картину, я сжал кулаки:
– Эй, ты, придурок, а ну подними! Какая она тебе рыжая?!… – и вплотную приблизился к Белову – грудь в грудь, глаза в глаза. Тот был старше меня на год и выше на целую голову, но я был чемпионом области по боксу и Антон прекрасно понимал, что мне ничего не стоит двумя ударами сбить его с ног и основательно намять шею. А потому он отвел взгляд, нехотя нагнулся, поднял с земли грязный плод и протянул его Наде: "На, держи …". Я вскипел:
– Да не "на, держи", а ступай к крану и вымой! – но Кулагина, которая минуту назад была испугана и бледна, вдруг робко вступилась за своего обидчика:
– Не надо… Не стоит… Зачем?… Не трогай его, пожалуйста… Ты же видишь, он слабее тебя… Пойдем лучше в класс… У меня в портфеле еще одно яблоко есть – разделим пополам! – а потом еле слышно, почти шепотом, глядя мне прямо в глаза, добавила: "Спасибо тебе большое… Меня еще никто никогда не защищал…" Из глаз ее улетучился страх и они светились теперь радостью и счастьем.
И целую неделю прямо на заднем дворе школы в рукопашных схватках я разбирался с теми, кто пытался дать Наде кличку "Рыжая". Под моим правым глазом образовалась приличная гематома, а на лбу – огромная шишка, но все любители наделить новенькую глупым прозвищем поняли, что лучше звать ее по имени. А мы не могли оторваться друг от друга! Все время были вместе: ходили в школу и из школы, бегали в кино, гуляли по городу, ели "Эскимо", пели любимые песни, целовались и подбирали имена нашим будущим детям. Весь мир вокруг нас был теперь только нашим! И мы оба были в нем смешны, наивны и счастливы…
Так промелькнули шесть чудесных месяцев. Но вот однажды (это случилось в самый последний день учебного года), вечером, после тренировки, на выходе из спортзала, меня почему-то встретил Надин отец:
– Привет, чемпион! Рад тебя видеть. Идем в машину – поговорить нужно…
Мы сели в его черную "Волгу" и Михаил Семенович тяжело вздохнул:
– Ты очень хороший парень… Мы все, Кулагины, – вся наша семья – полюбили тебя, как родного… И, наверное, лет через десять ты мог бы стать замечательным мужем для моей дочери, а мне – еще одним сыном, но … Но я должен сказать тебе, что… В общем, мы скоро уезжаем. Насовсем… Навсегда…
У меня защемило сердце:
– Как уезжаете?! Куда?! Зачем?!
Отец Нади пожал плечами и грустно улыбнулся:
– Ну, как бы тебе объяснить? Мы ведь не Кулагины, на самом деле… Наша настоящая фамилия – Гольденберг… Мы евреи, понимаешь?… И у нас уже готовы все документы на выезд в Израиль… Надя запирается вечерами в своей комнате и плачет, но не может набраться смелости, чтобы сказать тебе правду… Мне очень жаль, но у нее своя судьба, а у тебя – своя… И еще… Ты не звони ей больше, пожалуйста… А когда мы уедем – не пиши. Если даже она первой напишет тебе, чтобы сообщить наш новый адрес… Ты не должен отвечать ей, слышишь?… Для своего же блага!… Понимаешь, твой отец коммунист, он работает на военном заводе… И письма из-за рубежа могут здорово испоганить ему жизнь… Да и тебе тоже… Ну что, чемпион, договорились? По рукам? Ты же сильный, ты же боец!
Я ничего не ответил. Я просто резко распахнул дверцу автомобиля, живой пружиной выскочил из салона и понесся, куда глаза глядят, на ходу глотая горькие слезы. И не было в тот вечер на всей Земле человека, несчастнее меня. Больше я Наде не звонил. Но мы все же увиделись с ней еще один раз. Ровно за сутки до ее отъезда. Вечером кто-то робко постучал в дверь. Я щелкнул замком, рванул на себя дверную ручку и увидел то, чего никак не ожидал увидеть: самую красивую на свете копну рыжих волос и самые родные в мире светло-зеленые глаза. Мы обнялись. И оба заплакали… Потом Надя немного успокоилась и произнесла:
– Любимый, завтра вечером мы улетаем… Внизу у подъезда меня ждет отец на машине… Поехали с нами за город? Ненадолго… Я просто хочу попрощаться… С лесом… С полем… С речкой…
… Пять лет назад, выйдя в запас в звании полковника, я отыскал Надину страничку в "Одноклассниках" и написал ей письмо. Это была длинная-длинная исповедь. Я объяснил, что не имел права искать ее, ибо окончив высшее командное училище, стал военным разведчиком, прошел три "горячие точки" и в конце службы находился на ответственной должности начальника секретной части штаба корпуса. А еще написал о том, чего не успел сказать ей в далекой юности и все то, что терзало и жгло мою душу все эти долгие годы. Письмо я закончил фразой: "Наденька, безумно хочу видеть тебя: бросай все дела, покупай билет на самолет и прилетай – все расходы компенсирую!" Ответ пришел на следующий день, поздно вечером: "Здравствуйте. Меня зовут Ада. Я – младшая дочь Нади Гольденберг. Простите меня, пожалуйста, но я прочитала ваше письмо. Прочитала, ибо мамы давно уже нет на этом свете… Она ушла из жизни три года назад – сердце… Но я не стала закрывать ее страницу, я все это время ждала вашего письма. Мама долго, до самого последнего дня, искала вас, писала во все инстанции и не могла найти. А потому очень надеялась, что может быть вы сами когда-нибудь вспомните о ней, отыщете и напишете. И, слава Богу, это случилось. Пусть даже после ее смерти. Мама часто рассказывала нам, своим детям, о вас, о вашей любви, о вашей заботе и своего старшего сына – моего брата – назвала вашим именем. Я прочитала ваше письмо и проплакала весь день, потому что свою старшую дочь вы, в честь моей мамы, тоже назвали Надеждой. Завтра утром я закрою мамину страницу навсегда и совесть моя будет чиста… Ведь вы нашлись, вы написали, вы через целую жизнь пронесли в своей душе такое светлое чувство к моей маме – а это значит, что душа ее, там, на небесах, теперь совершенно успокоилась. Спасибо вам за письмо. Спасибо вам за память. И спасибо вам за любовь. Храни вас Господь… Ада."
… Мне не спалось в эту ночь… Я молча просидел на кухне до самого рассвета… В полном одиночестве… В компании нетронутой чашки с остывшим кофе и непочатой пачки "Мальборо"… Я не сделал ни единого глотка и не выкурил ни одной сигареты… А перед глазами все всплывала и всплывала картина нашего прощания… Май 1975-го года… Легкий треск полевых кузнечиков в загородной тиши … Огромный алый диск заходящего солнца… Черная "Волга" на обочине шоссе… Я, в голос рыдающий на капоте машины, самый несчастный на свете – пятнадцатилетний мальчишка… Михаил Семенович, отец Нади, уронивший голову на руль и закрывший ладонями лицо… А еще бескрайнее поле – огромный пахучий ковер, сотканный из зеленых трав и полевых цветов… И там, далеко в поле, в самой гуще этого ковра – одинокая фигурка еврейской девочки Нади Гольденберг, которая, устремив к небу тонкие руки, медленно удаляется от меня и уходит прямо на закат, словно плывет по зеленому морю, рассекая стройными ногами ароматные волны из ромашек, васильков и лютиков… И я, и она, где-то на самом донышке наших юных, в кровь истерзанных грядущим расставанием душ, конечно же надеемся и верим, что когда-нибудь мы непременно будем вместе! И у нас будет большой светлый дом, роскошный сад, много детей и еще больше внуков! Только вот ни я, и ни она еще не знаем, что больше мы никогда не увидимся ……………..
/ От редакции – Личное:
Мне сегодня 81 год. Живу в Израиле. 2 детей, 5 внуков, 4 правнука. Но и сегодня я помню себя в свои 16 лет и первую любовь. Мира Юнгельсон была старше меня на 1 год. Летом 1956 года мои мама и папа оба оказались в больнице, а меня с тётей отправили отдыхать из Ленинграда в Литву в Побраде. Мы жили на хуторе. Рядом жила семья Юнгельсонов из Вильнюса. Мама с 3 дочками. Старшая была Мирой. Её папа был директором какого-то предприятия в Вильнюсе и часто бывал в командировках. Очень быстро у нас взаимно возникло большое чувство. Её мама всё понимала и не возражала. Она разрешала нам с Мирой иногда по 3-5 дней самостоятельно жить на их квартире в Вильнюсе в отсутствии отца. Но… лето закончилось и мы разезжались в разные стороны со слезами и клятвами в вечной любви. Ближе к следующему лету Мира сообщила мне, что вся её семья улетает в Израиль. Её отец вернул партийный билет и уволился. Она написала мне, что до войны её семья была польскими поддаными и Польша разрешила йм вернуться в Польшу и, по своему усмотрению, ехать дальше в любую страну мира, стремясь избавиться от евреев. Она прислала письмо, что получила разрешение родителей полететь в Ленинград и попрощаться со мной.
Не знаю как, но письмо попало в руки моим родителям и они ни слова, не сказав мне о письме, под каким -то предлогом на это время выпроводили меня из Ленинграда, боясь, что я рвану вслед за ней в Израиль, что могло испортить жизнь моему старшему брату – молодому перспективному офицеру ВМФ СССР в Североморске. Много лет спустя сестра рассказала мне эту историю.
Мира , не застав меня, обиженная, улетела обратно в Вильнюс, а затем через какую-то страну в Израиль. Я долго искал её, но связи с Израилем в СССР не было.
Через икс лет я получил от неё последнюю весточку, что она в Израиле познакомилась с американцем, влюбилась и они улетают в США.
Вот и вся история первой прекрасной незабываемой Любви.
Леонид 11.07.21/
56 элементов 0,739 сек.