Актёр. Актёрские байки Бориса Львовича

Мой педагог по Щуке Эуфер однажды пригласил меня полюбоваться

придуманным им розыгрышем. <<Видите вон того режиссера и вон того, —

показал он мне, — вы их знаете обоих

А они друг друга не знают! Сейчас смотрите — я их буду знакомить>>.

Эуфер подвел друг к другу Изю Борисова и Мишу Борисова. Сказал:

<<Знакомьтесь, господа режиссеры!>> Те протянули руки и почти

одновременно произнесли: <<Борисов!>> Ну, посмеялись. Но тут Эуфер

сурово повелел: <<А теперь еще раз пожмите друг другу руки и назовите

свои настоящие фамилии!>> Миша, помявшись немного, сообщил: <<Фишман>>.

Тут Изя посмотрел на нас с Эуфером, как на последних подлецов, и

угрюмо буркнул: <<ФИШМАН!>> Всеобщей радости, как говорится, не было

конца.

 

 

 

Миша Борисов стал знаменит на всю Россию как ведущий телеигры <<Русское

лото>>. Однажды он показал мне письмо, в котором некая пенсионерка

объяснялась ему в любви и между всем прочим писала: <<Надоели уже на ТВ

эти евреи! И только в вашей передаче у Ведущего истинно русское лицо,

лицо настоящего русского богатыря!!!>>Борисов-Фишман отчеркнул эти

строки фломастером, всем показывал и очень ими гордился.

 

 

 

Замечательный артист театра Сатиры Михаил Державин некоторое время был

зятем Буденного. Вот как-то он везет своего легендарного тестя на дачу

и по дороге развлекает его анекдотами про Василия Иваныча Чапаева.

Буденный слушал внимательно и серьезно, закручивая ус на палец, потом

досадливо крякнул: <<Э-эх, говорил я ему, дураку: учись!!>>

Чьим только зятем не был Миша Державин! И Райкина и Будённого! Вот прохиндей!

 

Великий Товстоногов и еще несколько видных деятелей советского театра

— на Международной театральной ассамблее в Лондоне. В один из дней

ассамблею принимал у себя в доме лорд-мэр английской столицы. Хозяин с

супругой стояли на верхней площадке парадной лестницы роскошного

дворца, а внизу гостей встречал двухметровый мажордом. Он шепотом

спрашивал у каждого входящего, как его зовут, и тут же громогласно

сообщал на верхнюю площадку, кто явился. Наклонившись к уху

Товстоногова, он спросил его: <<Уот из ё нэйм, сэр?>> Тот ответил. На

лице мажордома отразилось замешательство: странная фамилия,

произнесенная глубоким, да еще чуть пришепетывающим басом, оказалась

ему не под силу. 

 

<<Икскьюз ми, сэр, — переспросил он, — ай доунт

андестэнд! Уанс мо, плиз!>> <<Товстоногов!>> — уже несколько раздраженно

повторил мэтр. Служитель вновь не понял ничего. Пауза явно

затягивалась, и тогда мажордом, спасая профессиональную честь,

отстранился от гостя, посмотрел на его смуглое большеносое лицо,

повернулся всем телом к верхней площадке, стукнул в пол огромным

жезлом и прокричал: <<МИСТЕР МУ-ХА-МЕД!!!>>

 

 

 

Нет в театре более важной фигуры, чем помощник режиссера. Вроде бы не

видно его, но без хорошего помрежа ни репетиция не идет, ни спектакль!

И чтоб выгородку поставили, и чтоб реквизит и костюмы на месте были, и

актеры вовремя пришли, и тишина гробовая за кулисами… Всё это —

помреж! Однажды театр Армии приехал на гастроли в Ливан. Утром

прилетели — а вечером уже играть! Режиссер Борис Морозов пытается

что-то срепетировать, обстановка жутко нервная, а еще рядом с театром

мэдзин с мечети поет в микрофон дневной намаз: <<Алля! Бисмилля! Иль

рахи-и-м!>> И тут преданный морозовский помреж Валя пулей бросается на

улицу и, топая ногами и потрясая кулачками, изо всех сил кричит туда,

под шпиль мечети:

 

 

 

<<ПРЕ-КРАТИТЕ ОРАТЬ!ИДЕТ РЕ-ПЕ-ТИ-ЦИЯ!!! НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЕ ОРАТЬ!!!>>

 

 

 

 

Говорят, Пашенная, бывшая в силу своего положения, по существу,

хозяйкой Малого театра, недолюбливала артиста Кенигсона. И однажды,

отвернувшись от него, в сердцах брякнула: <<Набрали в Малый театр

евреев, когда такое было!>> <<Вера Николаевна, — вспыхнул Кенигсон, — я

швед!>> <<Швед, швед, — пробурчала своим басом Пашенная, — швед

пархатый!>>

 

 

 

Малый театр едет на гастроли. В тамбуре у туалета стоит в ожидании

знаменитая Варвара Массалитинова. Минут пятнадцать мается, а туалет

все занят. Наконец, не выдерживает и могучим, низким голосом своим

громко произносит: <<Здесь стоит народная артистка РСФСР

Массалитинова!>> В ответ из-за двери раздается еще более мощный и

низкий голос: <<А здесь сидит народная артистка СССР Пашенная!

Подождешь, Варька!>>

 

 

 

Уже на исходе лет своих, рассказывают, Турчанинова как-то звонит

Яблочкиной: <<Шурочка, я тут мемуары затеяла писать! Так не припомнишь

ли: я с Сумбатовым-Южиным жила?>>

 

 

 

 

 

Долгие годы в Малом театре шел спектакль <<Незабываемый 1919-й>>. Его

кульминацией была сцена, когда шпион Дэкс бросается к рубильнику,

чтобы взорвать кронштадтские форты, а красный комиссар убивает его из

револьвера. И надо же — однажды Комиссар выронил наган в оркестровую

яму! Ситуация пиковая: Дэкс уже схватился за рубильник, а выстрела нет

как нет! Шпион изо всех сил играет, что рубильник заржавел и не

поддается. Комиссар орет: <<Да я тебя… да я тебя щас!..>> — и понимая,

что долго это продолжаться не может, в отчаянии сдирает с ноги сапог и

бросает в спину Дэкса. Получив удар в позвоночник, Шпион ахнул, отлип

от рубильника, зашатался, повернулся к залу и обреченно прошептал: <<А

САПОГ-ТО ОТРАВЛЕН!>> Упал и умер. Занавес.

 

 

Великий дока по части театра, Станиславский в реальной жизни был

наивен, как малое дитя. Легендарными стали его безуспешные попытки

уяснить систему взаимоотношений при Советской власти. Имевший массу

льгот и привилегий, он никак не мог запомнить даже словосочетание

<<закрытый распределитель>>. <<Кушайте фрукты, — угощал он гостей, — они,

знаете ли, из "тайного закрепителя"!>> После чего делал испуганные

глаза, прикладывал палец к губам и говорил: <<Тс-с-с!>>…

 

 

Однажды Станиславский сидел в ложе со Сталиным, хаживавшим во МХАТ

довольно часто. Просматривая репертуар, <<лучший друг советских

артистов>> ткнул пальцем в листок: <<А па-чи-му мы давно нэ видим в

рэ-пэр-ту-арэ "Дны Турбыных" пысатэля Булгакова?>> Станиславский

всплеснул руками, приложив палец к губам, произнес <<Тс-с-с!>>,

прокрался на цыпочках к двери ложи, заглянул за портьеру — нет ли

кого, так же на цыпочках вернулся к Сталину, еще раз сказал <<Тс-с-с!>>,

после чего прошептал вождю на ухо, показывая пальцем в потолок: <<ОНИ

за-пре-тили!! Только это ужасный секрет!>>

 

 

Насмеявшись, Сталин серьезно заверил: <<Оны раз-рэ-шат! Сдэлаэм!>>

 

 

…Звоня Великому вождю, вежливый Станиславский всякий раз оговаривал:

<<Товарищ Сталин! Извините Бога ради, никак не могу запомнить вашего

имени-отчества!..>>

 

Идет заседание Художественного совета Министерства Культуры СССР по

приемке и закупке новых пьес. Министр на все лады расхваливает пьесу

Софронова <<Старым казачьим способом>>. С места звучит ехидный бас

Бориса Ливанова: <<А зачем так длинно? Почему бы ему не назвать пьесу

просто: <<Раком>>!

 

Под старость лет мхатовские корифеи при старательном участии <<власть

предержащих>> превратились в небожителей, почему и вытворяли, что

хотели. Была у них очень популярна такая игра: если кто-то из

участвующих говорит другому слово <<гопкинс!>>, тот должен непременно

подпрыгнуть, независимо от того, в какой ситуации находится. Не

выполнивших постигал большой денежный штраф. Нечего и говорить, что

чаще всего <<гопкинсом>> пользовались на спектаклях, в самых

драматических местах…  

 

Кончилось это тем, что министр культуры СССР

Фурцева вызвала к себе великих <<стариков>>. Потрясая пачкой писем от

зрителей и молодой части труппы, она произнесла целую речь о заветах

Станиславского и Немировича, о роли МХАТа в советском искусстве, об

этике советского артиста. Обвешанные всеми мыслимыми званиями,

премиями и орденами, стоя слушали ее Грибов и Массальский, Яншин и

Белокуров… А потом Ливанов негромко сказал: <<Гопкинс!>> — и все

подпрыгнули.