В 1952 году посол Израиля в Соединенных Штатах Абба Эвен (1915-2002) передал Эйнштейну официальное предложение стать президентом Израиля. Вежливо отказываясь от этой чести, великий физик подчеркнул:
«Принадлежность к еврейскому народу стала для меня самой сильной человеческой привязанностью с тех пор, как с полной ясностью мне открылась опасность нашего положения среди народов» [Fölsing, 1995 стр. 564]
Трудно поверить, но свое еврейство Эйнштейн по-настоящему осознал только весной 1914 года, когда он переехал в Берлин и стал академиком Прусской академии наук. Про антисемитизм в школе, в Цюрихском политехникуме, в бернском Патентном бюро, пражском Немецком университете он никогда не упоминал. До Берлина его не интересовали ни дела религиозных еврейских общин, ни дискуссии сторонников и противников набирающего силу сионистского движения, зародившегося в 1897 году. В реальность планов сионистов собрать всех евреев на принадлежащем Турции клочке земли, где уже живут арабы, он не верил. Кроме того, будучи в душе гражданином мира и постоянно ощущая на себе ненависть немецких националистов, он к любому национализму относился отрицательно. Сионизм он тоже рассматривал как форму еврейского национализма.
Эйнштейн не принадлежал ни одной религиозной общине. Только для пражской было сделано исключение, и то по служебной необходимости. Дело в том, что в Праге ему впервые предложили место ординарного (или полного) профессора. Человек в этой должности становился высокопоставленным государственным чиновником, что предполагало процедуру служебной присяги, во время которой необходимо было дать клятву на священной для данного претендента книге. Возможность государственного чиновника-атеиста тогда даже не рассматривалась. Вот и пришлось Эйнштейну вступить в еврейскую общину, о чем он со смехом писал своему бернскому знакомому медику Генриху Цанггеру (Heinrich Zangger, 1874-1957) 24 августа 1911 года [Fölsing, 1995 стр. 564].
0
0
1
58 элементов 0,970 сек.