Она не смогла бы всерьез повторить слова Патрик Кэмбелл из пьесы «Милый лжец»: «Мне никогда не будет больше тридцати девяти лет. Ни на один день», – слова, ставшие девизом великой, всю жизнь боровшейся с неумолимым временем Любочки – так звали в театре Орлову.
Марецкую звали Ве-Пе.
– Хоть бы постареть скорее, – говорила совсем еще юная Верочка, вертясь перед зеркалом. Она казалась себе нескладной и не способной для театра (рост маленький, нос уточкой). Для театра, о котором грезила с того момента, как начала себя осознавать. Возраст представлялся ей синонимом мастерства. Потому и старух любила играть, с детства. Да, да, всерьез (Рыжова! Садовская!) думала, что предназначена для ролей комических старух. Даже когда провалилась на экзамене в студию Малого. Когда солидные братья называли ее «беспартийной актеркой». Когда поступила в студию Вахтангова.
А первой ее «ролью» была Надежда Дурова. Гусар! Сестра Татьяна жженой пробкой нарисовала Верочке усы. И кто-то из зрителей сказал: «Судьба! Она и будет Надеждой Дуровой». Кавалерист-девицей. Хозяйкой своей судьбы.
И много лет спустя в Театре Моссовета ее назвали Хозяйкой.
Легенды мирового кино / Вера Марецкая
Снежный король
Она часто повторяла: «Театр мой дом. Мой банк. Вся моя жизнь». И это был не пафос, а констатация. Потому что театр и на самом деле, в самом прямом смысле стал ее домом. Она часто ночевала в студии. В театре было хорошо!..
В бывшем особняке миллионера Берга, где располагалась студия Вахтангова (дар власти), – мраморный подъезд, лестницы со статуями, бархатные диваны и кресла. А дома порой не было хлеба.
Прежде, до революции, отец арендовал буфет в цирке Никитиных, а мама смолоду была театралкой. Оба брата – Георгий и Дмитрий – учились так, что их за казенный счет приняли в Московскую практическую академию. После октября 17-го оба вступили в большевистскую партию. Младших сестер, Татьяну и Веру, агитировали «за комсомол». Татьяна вступила, а Вера анархически воздержалась. Поступила в университет на факультет философии. А через год бросила ради театральной студии, за что много интересного выслушала про себя от братьев.
После провала в студию Малого ее приняли в шаляпинскую. А она оттуда через неделю сбежала, решив поступать к Вахтангову. И при огромнейшем конкурсе (при 350 записавшихся брали 50) поступила. В то время Евгений Багратионович Вахтангов задумывал «Принцессу Турандот» – ему нужны были молодые, пластичные статистки.
Новый, 1922 год встречали в студии. Марецкая к тому времени была занята в «Турандот» в бессловесной роли цанни – служительницы просцениума. Один из педагогов студии Юрий Завадский проснулся знаменитым после роли Калафа в этом шедевре Вахтангова. Еще совсем молодой, прекрасно-холодный, загадочный, он покорял всех. И Верочкино сердце было разбито. А прекрасный Калаф несколько раз выгонял свою ученицу с занятий, тщательно скрывая свое неравнодушие к ней… В сущности, он так и остался единственным, «главным» мужчиной ее одинокой жизни. После него слишком трудно было встретить равного.
Тучи над третьей студией начали сгущаться сразу после смерти Вахтангова, ближайший родственник которого И. Ю. Козловский был председателем Малого Совнаркома. Вот тогда Завадский впервые и ощутил на себе, что такое травля, в том числе публичная, в прессе. Это многое определило в его настороженной, испуганной жизни. В 1924-м студию закрыли. Станиславский пригласил Завадского и еще нескольких студийцев к себе во МХАТ. Марецкой среди приглашенных не оказалось. У основоположника и своих «старух» хватало (запоздалое приглашение последует через 12 лет, но Марецкая его уже не примет). Параллельно Завадский основал собственную студию на Сретенке, в здании бывшего… паноптикума. Студия и стала прообразом Театра имени Моссовета. «Паноптикум единомышленников» – это, возможно, отсюда.
Репетиции, занятия, спектакли, эскизы к декорациям, монтировка декораций. Оба, и Марецкая и Завадский, жили в театре. Костюмы для спектаклей Верочка шила сама – это она-то, которую дома доставали попреками за незаштопанное белье. О зарплате в студии и речи не было. Наоборот, артисты, зарабатывавшие «на стороне», несли все на Сретенку. Актерами студии вскоре стали забракованные всеми режиссерами столицы Николай Мордвинов и Ростислав Плятт. Позднее – Осип Абдулов.
Дом там, где сцена… А дома, в Мансуровском переулке, вскоре стало холодно и отчужденно. Даже самые близкие не догадывались, что отношения Завадского и Верочки уже «исчерпали себя».
Загадочным и почти нечеловеческим образом Калаф расставался со своими женами без коммунальных надрывов. Он оставлял их, приручая пожизненно. Встретив во МХАТе молодую актрису Ирину Вульф, он влюбился, какое-то время скрывал это от Верочки. Она вскоре все узнала сама. И он ушел, взяв кое-какие книги, эскизы и свои неизменные карандаши.
Ушел из квартиры, но не из жизни Марецкой. Их продолжали связывать театр и маленький сын Женя. Уйти из студии?! У нее и мысли такой не было. Изменить Калафу?! Марецкая так и не смогла. Удивительно, но и Ирина Вульф после разрыва с Завадским (став впоследствии известным режиссером Ириной Сергеевной Анисимовой-Вульф) не ушла из его театра, несмотря на предложения создать свой. Каким-то колдовским даром пожизненного пленения обладал этот человек, созданный из вьюги и льда «серебряного века». Снежный король…
«Идеальное лицо для грима», – говорил он о Марецкой, имея в виду ее неистощимую тягу к перевоплощению. Она по-прежнему советовалась с ним по каждой роли, ловила каждое его слово. И, надо сказать, он продолжал опекать ее творчески. А в Мансуровский переулок запросто заходил пообедать, проведать сына… Безмерно далекий, совершенно неуловимый.
В 1932-м Марецкая сыграла первую свою крупную роль – Бетти Дорланж, в «Школе неплательщиков» Л. Вернейля, после чего вся Москва повторяла ее фразу: «Не с кем жить, господа, совершенно не с кем…» Эта театральная миниатюра была признана шедевром.
А вскоре она снялась в своем первом фильме вместе с Игорем Ильинским – «Закройщик из Торжка».
Вера Петровна и Юрий Завадский. Руза, 1976 год
«Как-то давно смотрела фильм, – спустя много лет записывала в дневнике Фаина Раневская, – но по сей день мне видится лицо, глаза прелестной девушки с гусем в руках, она с восхищением рассматривает незнакомую ей улицу. Все ее удивляло, забавляло.
Я подумала, любуясь ею, о том, что у нас появилась редкостно талантливая, обаятельная актриса. Увидев знакомого режиссера, спросила: «Что это за прелесть с гусем?» И впервые услышала имя, ставшее дорогим всем нам, – имя Веры Петровны Марецкой.
Нет, я знала актрис лучше Раневской».
Вера Петровна много снималась в начале тридцатых. В том числе в довольно странных фильмах. Один из них, например, пропагандировал борьбу с венерическими заболеваниями. Другой – борьбу с алкоголизмом. Третий – еще какую-то борьбу. Она удостоилась похвалы Максима Горького, после чего спародировала Буревестника с его оканьем прямо в его присутствии. Нет, не это, конечно же, стало причиной очередной порции газетной травли Завадского и Сретенки. Прекрасный Калаф с его эстетскими спектаклями, дружбой с Михаилом Чеховым и множеством другим противопоказаний давно ходил в неблагонадежных.
В 1938-м театр был фактически сослан в Ростов-на-Дону. Многие из актеров предпочли разными способами остаться в Москве. Марецкая последовала за учителем.
«Член правительства» и сестра врагов народа
Ростовский театр представлял собой довольно диковинное и диковатое сооружение в форме… трактора с залом на две с половиной тысячи мест. Акустика отвратительная. На сцене, способной выдержать участие бронированной техники, необходимо было орать. Эстета Завадского учили и таким вот образом. Массовки, монументальность – какой уж там «серебряный век»… Марецкая сорвала на этой сцене голос. Три операции на связках – память о «тракторном» творчестве и хождении в народ.
Впрочем, кто скажет, как бы все обернулось, останься они в Москве. Разгромленные театры, посаженные режиссеры, расстрелянные артисты – лицедеи разделили судьбу своего народа.
У Марецкой был свой жизненный сюжет, развивавшийся в параллельном измерении. В первом – дневном, парадном, освещенном софитами – гремели оркестры, пенилось шампанское кремлевских банкетов, сыпались награды – после участия в культовой картине «Член правительства». В другом, сумеречном, Вера Петровна Марецкая, как и миллионы рядовых граждан, отправляла посылки на Север. С какого-то момента – уже без надежды на то, что они дойдут. Оба ее брата, корившие сестру Веру за аполитичность, – книгочеи, партийцы, выпускники Института красной профессуры – работали в газетах. Григорий служил замом редактора «Комсомольской правды», младший – Дмитрий – был членом редколлегии «Правды». Расстрельные по тем временам места… Агитпропы, бухаринцы, правоуклонисты. Это им и припомнили. Дмитрия исключили из партии и арестовали по знаменитому делу Рютина (участие в оппозиционном союзе марксистов-ленинцев). Сначала ссылка, затем пять лет политизолятора в Верхнеудинске. Вскоре арестовали и Григория.
Родители к тому времени умерли. В 1941-м на второй день войны с общей бедой пришла весть: пропала младшая сестра Таня, ушла из дома и не вернулась. Обегав все морги, Вера Петровна решила позвонить туда, куда прежде звонила, узнавая о судьбе братьев. И не ошиблась: у них. Пошли в Сибирь посылки для Тани.
Народную, орденоносную актрису Марецкую «по законам военного времени» могли выслать как родную сестру государственных преступников. А из близких рядом был только Троша, Георгий Троицкий. Они вместе работали еще на Сретенке. Честный, исполнительный, никогда не претендовавший на первые роли, в театре он был на положении актера массовки, и ценили его прежде всего за работоспособность, золотые руки, немногословность. Он и в жизнь Марецкой вошел как некий «домохозяй», освободивший ее от бытовых хлопот. Как и в театре, все что-то чинил, приколачивал, готовил, ходил по магазинам, принимал простые решения. По серьезным вопросам – тем более творческим – Марецкая с ним не советовалась. Да он и не претендовал на это. Она принимала его безответную любовь, абсолютную преданность. А уж какие муки он терпел, какие бури бушевали в душе этого, в сущности, несчастного человека, не знал никто. Одно известно: в самом начале войны Троицкий, имевший право на бронь, отказался от всех привилегий и ушел добровольцем на фронт. Было ли это ответом на его двусмысленное положение в жизни Марецкой, кто знает… В Алма-Ате во время съемок фильма «Она защищает Родину» – того эпизода, где Прасковья склоняется над убитым мужем, – Вера Петровна получила стандартную похоронку, извещающую, что Георгий Троицкий пал смертью храбрых.
А на следующий день она снималась в сцене собственной казни. Какие события и люди могли сломить эту женщину?
Неоконченный роман
Замуж с тех пор она так и не вышла. Хотя о ее романе с Ростиславом Пляттом говорили как о возможном союзе. Если бы это было так… Плятт был женат, а Марецкая не собиралась разрушать семью обожаемого ею Ростика. Легкий, ироничный, он поддерживал ее во всех ситуациях. Вместе с Завадским они вернулись в Москву из Ростова – теперь уже в полной мере в свой театр – имени Моссовета. Их роман органично продолжался и поддерживался на сцене, где они с Пляттом стали постоянными партнерами: и в «Госпоже министерше», и в «Бунте женщин», и во многих других спектаклях, ничтожных по драматургии, но ставших аншлаговыми благодаря их блистательному дуэту. Они преодолевали текст, разыгрывали собственные сюжеты, купались в роскоши импровизации. На одном из спектаклей Плятт, великий мастер розыгрышей и «расколов», прямо на сцене объявил своей неизменной партнерше, что петь не способен по причине «катара верхних дыхательных путей».
– Пой нижними, – в одно касание реагировала Вера Петровна.
Она играла все. Пожалуй, не было на то время актрис, равных Марецкой по разнообразию и амплитуде ролей. Змеюкина в «Свадьбе» и Мирандолина в «Хозяйке гостиницы», Маша в «Чайке» и Елена Андреевна в чеховском «Лешем». В тридцать пять лет она сыграла четырнадцатилетнюю Машеньку – при распределении ролей никто, кроме Завадского, не верил, что это возможно.
Мало кто помнит, что «Свадьбу» – это актерское пиршество, в котором, кроме Марецкой, снимались Фаина Раневская, Зоя Федорова, Эраст Гарин, Сергей Мартинсон, Алексей Грибов, Михаил Яншин, Осип Абдулов, – обвинили в легкомысленной подаче Чехова, отсутствии «социального звучания» и прочем маразме. А дело было так. Режиссер Анненский просто собрал свободных и не успевших уехать в эвакуацию артистов и быстро снял фильм в павильоне. «Свободными» на тот момент оказались многие из великих.
Змеюкину Марецкая сочиняла буквально на ходу, как экспромт с Мартинсоном.
Сколько ролей буквально вытащено было Верой Петровной из драматургической невнятицы или откровенной халтуры. По старому уговору с Завадским, даже если роль очень не нравилась ей, Марецкая играла премьеру, а потом уступала место второму составу.
Мало кто знает, что открытие пьесы «Милый лжец» состоялось при ее непосредственном участии. Именно Марецкая должна была играть Патрик Кэмбелл с Пляттом. Но их опередили мхатовцы – Анатолий Кторов с Ангелиной Степановой. Время было упущено, а потом получилось так, что в пьесе этой с Пляттом сыграла Орлова.
А кино, это изменчивое, ненадежное кино, проэксплуатировав ее драматический дар, без сожалений рассталось с ней в начале 50-х. С тех пор Марецкая так и не снялась ни в одном достойном ее уровня фильме. И лишь в самом конце жизни судьба подарила ей встречу с Борисом Андреевым в картине «Ночной звонок»: первоначально утвержденная на роль жены, она сыграла его мать, глубокую старуху. Со старух она начинала, и вот теперь – под ногами «дышала почва и судьба». Гораздо позднее только из-за тяжелой болезни Марецкая не смогла принять участие в «Калине красной»: Шукшин просил ее сыграть мать своего героя.
Каждой из них только и оставалось, что эта последняя роль… Любовь Орлова и Фаина Раневская
Она хорошо знала себе цену. «В своей профессии я – маршал», – говорила Марецкая, когда возникала необходимость какого-нибудь деликатного разговора с начальством. Тогда она надевала свой «иконостас» и шла по инстанциям.
Про нее говорили – «хозяйка», но и она, действительно державшая в узде театр, сидела без ролей, искала материал, пьесы, а в периоды простоя ездила по стране с концертами. Впрочем, не только по стране. Марецкую хорошо знали и за границей. Эта «Сельская учительница» была вполне органична и на посольских приемах, и на кинофестивалях, свободно говорила на немецком и французском.
Свою личную жизнь она умела оберегать от сплетен и пересудов. Даже когда в ее дом входила беда. В ее прелестной квартире на улице Немировича-Данченко они жили одной семьей с дочерью Машей Троицкой.
Читать и смотреть далее:
http://amnesia.pavelbers.com/Aktery%20i%20sudba%202%20Vera%20Marezkaja.htm
58 элементов 0,677 сек.