Интервью Сбежавшая из ада

Откровенный рассказ беженки из Северной Кореи

В июне на сайте Радио Свобода было опубликовано интервью с бывшим гражданином Северной Кореи, которому в 2003 году пришлось бежать из родного Пхеньяна в Сеул. Захватывающая история взлета, падения и спасения господина Джона, рассказанная журналисту Роману Суперу, вызвала большой резонанс: интервью прочитали более 115 тысяч человек.

Радио Свобода продолжает тему кризиса корейского полуострова еще одним уникальным материалом. Нашему журналисту Роману Суперу удалось оказаться в редакции маленького малоизвестного южнокорейского онлайн-издания Daily North Korea, в которое несколько лет назад пришла работать Кан Ми Джин – перебежчица из северокорейской провинции Янгандо. В отличие от предыдущего героя, госпожа Кан не скрывает свое лицо и настоящее имя. В КНДР она росла в хорошей состоятельной семье, окончила университет и устроилась на престижную работу. Но ее жизнь и отношение к режиму круто изменились с появлением дочери, вместе с которой она чуть было не попала в рабство и в конце концов в 2009 году бежала через Китай в Сеул.

Северная Корея

– Расскажите о себе. Как вас зовут?

– Меня зовут Кан Ми Джин.

– Сколько вам лет?

– Мне 49 лет.

– Это ваше настоящее имя?

– Да.

– Почему вы не изменили имя и разрешили вас сфотографировать? Почему согласились рассказать о себе? Вы не боитесь?

Беженка из Северной Кореи Кан Ми Джин

– Я не скрываю свое лицо, потому что хочу показать на своем примере, что изменить свою жизнь можно практически при любых обстоятельствах. Я согласилась с вами поговорить, потому что хочу привлечь внимание всего мира к проблемам, которые рождает разделение Кореи на Юг и Север. Прежде всего – это проблема соблюдения прав человека. Те условия, в которых оказываются многие северокорейцы, недопустимы в современном мире. Система, которая много лет калечит человеческие судьбы и превращает людей в рабов, недопустима в современном мире. Не может в двадцать первом веке человек быть рабом, у человека должны быть базовые права – это нормально.

– Давайте начнем с самого начала. Вы родились в Пхеньяне?

– Нет, я родилась в провинции Янгандо, в городе Хесане. На севере провинция граничит с Китаем.

– Это маленькая провинция?

– Не такая уж маленькая. Около семисот тысяч человек там живет.

– Из какой вы семьи? Кто ваши родители?

– Мой отец работал в пункте снабжения продовольствием. Он отвечал за распределение продуктов питания в провинции.

– Полагаю, это очень хлебная, блатная должность, когда народ существует во многом благодаря карточной системе распределения продуктов.

– Да, работа в центре распределения товаров была желанной. Хорошая должность.

– Значит, в девяностые, когда в Северной Корее свирепствовал голод, у вас не было проблем с едой?

– Тогда у всех были проблемы с едой. Но наша семья была богаче многих других семей, это факт.

– Вы это каким-то образом подчеркивали? Это вообще было принято в Северной Корее – кичиться зажиточностью перед соседями?

Телевизор в моей жизни появился, когда я покинула родительский дом

– Нет, что вы. Наоборот. Мой отец мог позволить вести более красивую жизнь, чем позволял на самом деле. Бытовой техники у нас практически не было. Мы вели себя очень и очень скромно. Мы и телевизор не стали покупать, хотя могли. Телевизор в моей жизни появился, когда я покинула родительский дом.

– Где работала ваша мама?

– Моя мама много лет занималась маленькими детьми, работала в яслях.

– Какое у вас образование?

– Я окончила трехлетний колледж, затем поступила в университет там же, где и жила, в Янгандо.

Северная Корея

– Куда вы устроились, когда окончили университет?

– Я устроилась в местный комитет северокорейского демократического союза женщин.

– Звучит угрожающе.

– Угрожающе звучит моя следующая должность. За четыре года до побега из Северной Кореи я стала командиром взвода 380-й воинской части Янгандо.

– Чем вы занимались в вашей 380-й воинской части?

– Это была особенная воинская часть. По сути, я работала на специальной базе, которая регулировала и обеспечивала безопасность торговых отношений с заграницей.

– Вы контролировали валютные потоки, которые проникали в страну?

– Да, в том числе.

– Общаясь с вашим соотечественником – господином Джоном– я понял, что вместе с валютой в Северную Корею с начала нулевых годов начала проникать и западная культура, информация о внешнем мире. Это так?

Я лично держала в руках и листовки, присланные из Южной Кореи

– Информация и отголоски другой культуры начали проникать раньше. Уже в восьмидесятые годы мы довольно много, хотя и не без страха слушали запрещенное радио. Уже тогда я лично держала в руках и листовки, присланные из Южной Кореи.

– Что было в этих листовках? Южнокорейская пропаганда?

– Какая-то элементарная информация о мире, которая теперь кажется банальной и смешной.

– Получается, что северокорейцы узнавали о мире из двух источников: радио и листовки из Сеула?

– Да, в основном так.

– Больше никакой запрещенки не было?

– Была, но до нее было сложнее добраться. Я смотрела немецкие фильмы, советские фильмы, было китайское видео. И южнокорейские фильмы тоже удавалось смотреть. Но южнокорейские фильмы были под самым большим запретом. Потому эти фильмы были и самыми желанными. Я их смотрела время от времени, по ночам, даже ближе к утру, когда никто точно не застукает. Мы узнавали какие-то крохи о мире и с удивлением и грустью сравнивали все это с нашей жизнью в Северной Корее.

Северная Корея

– Вы уже тогда – в восьмидесятые – начали подумывать о побеге?

– Мысли стали появляться уже тогда. Было два больших события, которые на меня повлияли. Первое – это летняя Олимпиада в Сеуле в 1988 году. Второе – тринадцатый Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который проводился в Пхеньяне, куда приехало много разных людей. После этих мероприятий во мне отчетливо начал прорастать интерес к Южной Корее, к южнокорейской культуре, к южнокорейскому обществу.

– В какой момент этот интерес к Югу уперся в потолок и пробил его?

– Это все долго копилось. Мне кажется, что я очень многое сделала для Северной Кореи. Я усердно и хорошо работала. Я не делала никому ничего плохого и старалась жить честно и правильно, но атмосфера вокруг была совершенно неприемлемой.

– Вы имеете в виду идеологию, чучхе?

– Прежде всего я имею в виду человеческие отношения в обществе и отношение силовых служб к людям. Я имею в виду вымогательство взяток, я имею в виду наглость начальников и чиновников на каждом шагу, я имею в виду постоянную ложь, в которой рождаются, взрослеют, стареют и умирают люди.

– У вас вымогали деньги? Вы же были командиром взвода. Кому в голову могло прийти вымогать деньги у вас?

У меня начались в какой-то момент серьезные трения с властями из-за того, что я вела себя дерзко, не давала взяток, я пошла на принцип, а это было уже реально опасно

– Как только силовые структуры видят, что ты выбиваешься из общей бедной прослойки населения (а я выбивалась), так на тебя одна за другой начинают валиться всякие мелкие и крупные неприятности. И тут же появляется человек в погонах, который предлагает эти неприятности решить. За деньги, разумеется. Понимаете? Такое сплошь и рядом было. Являюсь я командиром взвода или кем-то другим – неважно совершенно. У меня начались в какой-то момент серьезные трения с властями из-за того, что я вела себя дерзко, не давала взяток, я пошла на принцип, а это было уже реально опасно.

Северная Корея

– Знаете, говорят, что ко всему можно привыкнуть. Почему вас это так раздражало? У вас ведь было больше еды, чем у других, вы контролировали внешние торговые отношения, а значит, имели доступ к товарам, денег у вас было больше, чем у других. Плохо, что ли?

Основная причина моего побега – это желание дать моей дочке лучшее образование и вообще – лучшее будущее

– У меня появилась своя семья, я много времени стала уделять воспитанию дочери и все чаще начала задумываться, что не хотела бы, чтобы этот фон был частью и ее жизни тоже. Это самое важное. Основная причина моего побега – это желание дать моей дочке лучшее образование и вообще – лучшее будущее, представление о котором я имела по фильмам, листовкам и радиопередачам.

– У вас тогда перед глазами уже были примеры успешных побегов из Северной Кореи?

– Да, были. Я знаю, что в нашем районе жили женщины, которые без особых проблем бежали из Северной Кореи. Но были и такие, кого поймали. Их задерживали, допрашивали и приговаривали к тюремным срокам.

– Вы психологически были готовы к тюремному сроку?

– Я готовилась к побегу. Я тщательно продумывала план. И, как мне казалось, я его придумала идеально.

– Вы решили бежать с дочерью?

– Да, я решила бежать вместе с дочерью и ради дочери. И в этом была главная проблема.

– Почему?

– Для северокорейской женщины самый очевидный и в каком-то смысле простой способ убежать – это продаться в рабство в Китай.

– Это метафора?

– Нет. В 2009 году, когда мы бежали, продажа северокорейских женщин в Китай была отлажена очень хорошо. Это настоящий бизнес.

– Вы так спокойно об этом говорите.

– Для вас это новость?

– Думаю, примерно для всех это новость.

Продажа женщин из Северной Кореи в Китай – это просто факт

– Нет, все, кто занимается этой проблемой профессионально, хорошо знают, что продажа женщин из Северной Кореи в Китай – это просто факт. В общем, я решила воспользоваться этой лазейкой и продать себя в Китай.

– Что значит продать себя? Есть некий черный рынок человеческих судеб?

– Можно и так это назвать. Рынок действительно есть. Есть участники рынка. У этого рынка есть правила.

– Расскажите, как это работает.

– В Северной Корее есть специальные "брокеры" – контрабандисты, которые занимаются торговлей людьми. Они обладают крепкими связями с разными высокопоставленными военными чиновниками и за деньги совершают всю эту процедуру "под ключ". Ты платишь им вознаграждение, они тебя продают в Китай, договариваясь с кем надо. В 2009 году, когда я бежала, расценки были такие: за молодых женщин до тридцати лет китайцы платили двадцать тысяч юаней. А за тех, кто постарше, от трех до пяти тысяч юаней.

– Получается три тысячи долларов за молодую девушку. И семьсот баксов за женщину постарше.