Очерки. Обстоятельства и химеры

Израиль переживет Европу и дряхлеющий арабский мир

После двух «интифад» и трех военных кампаний европейцы обнаружили, что Израиль

«имеет право на самооборону»

В 2001 году, в разгар «интифады», с визитом солидарности в Израиль прибыл премьер-министр (ныне президент) Чехии Милош Земан. Ясера Арафата сравнил с Гитлером, а палестинцам предложил выбирать между израильскими условиями и трансфером.

Разумеется, в тот же день он был заклеймен всеми, без исключения, европейскими

деятелями.

После операции «Защитная стена» в 2002 году бывший премьер-министр Дании, а ныне

генсек НАТО, Андерс Фог Расмуссен, посмел сказать, что «Израиль имеет право на самооборону». Это было воспринято едва ли ни как призыв использовать кровь

палестинских мальчиков для приготовления мацы.
В 2006 году, во время второй ливанской компании, премьер-министр Великобритании

Тони Блэр позволил себе непозволительное: сказал, что «Израиль подвергся агрессии».

За это его чуть не «сожрали с потрохами» СМИ и товарищи по партии.

Те единичные европейские политики, которые высказывались в поддержку Израиля,

неизбежно превращались в изгоев в собственном доме – это все казалось данностью

столь же печальной, сколь и необратимой.
Сегодня 2014 год, и очередная контр-террористическая операция в Газе. Позиция Европы? Канцлер Германии Ангела Меркель заявляет, что «Израиль имеет право на самооборону». Министр иностранных дел Франции социалист Лоран Фабиус грустно констатирует,

что «усилия по достижению скорейшего прекращения огня провалились»; его босс,

президент Франсуа Олланд, выступает за запрет манифестаций солидарности с палестинцами; парламент Нидерландов единогласно требует прекращения перевода

средств ПА за поддержку ею террористов.

Что происходит «со старушкой Европой»? Изменила ли она себе? Забыла о своих

принципах? Прониклась сочувствием к Израилю? Вряд ли. Просто, как сказал герой

Оскара Уайльда: «Я не изменился. Но обстоятельства иногда сильнее человека».

С 60-х годов Западная Европа взяла курс на сближение с арабским миром. Во главе этой политики стоял Шарль де Голль, полагавший, что «союз цивилизаций» укрепит положение Франции и позволит ей стать «третьей силой», независимой ни от Вашингтона, ни от Москвы. Именно эта политика, по мнению английской писательницы и историка Бат Йеор, положила начало «Еврабии» – превращению Европы в придаток исламского мира. Поскольку главным соперником были США, то острие атаки на Ближнем Востоке было направлено против их союзника – Израиля.

В самой Европе концепции политкорректности и мультикультурализма должны были

привести к имплантации ислама в европейскую культуру. Любая критика ислама подпадала

под «статью» «исламофобия», а делегитимация Израиля виделась, как кратчайший путь

к сердцу араба. Кроме того, европейцы были убеждены, что с арабами им соседствовать вечно, а Израиль – случайное и искусственное образование, которое вот-вот прекратит существование.

Апогей проарабских настроений пришелся на «арабскую весну». Захлебываясь

от восторга, европейцы сравнивали арабские «революции» с демократизацией Восточной Европы в 90-х и трубили об эре «либеральной демократии» на Ближнем Востоке.

Британский журналист Роберт Фиск объявлял, что «Израиль уже вовсе не единственная демократия в регионе».

Воздушные замки не устояли под горячими ветрами хамсинов. «Арабская весна» залила кровью арабский мир, а там, где этого не произошло, то только благодаря появлению «сильного человека», как генерал ас-Сиси в Египте, или устойчивости монархий,

как в странах Персидского залива и Иордании. Хуже того, оказалось, что «власть народа»

на Ближнем Востоке – не что иное, как власть политического ислама в разнообразных его формах, но всегда организованного, мотивированного и необычайно агрессивного.

С удивлением европейцы узнавали, что есть сунниты, и есть шииты. И ненавидят они друг

друга больше, чем сионистов и собственных диктаторов вместе взятых. Что массовые убийства осуществляются не во имя плюрализма и прав человека, а по поводу того, кого считать приемником пророка Мухаммеда; что халифат – не исторический термин,

а – политическая реальность. Что, наконец, Израиль, который они считали историческим казусом, – единственное устойчивое и жизнеспособное образование на Ближнем Востоке.

Хуже того, в самих европейских государствах приверженцы «религии мира» вели себя,

как откровенные нахлебники, да к тому же еще истеричные, наглые и неконтролируемые.

Пока мультикультурализм подкреплялся экономическим благоденствием, с их выходками

еще можно было мириться. Но чем туже приходится затягивать пояса, тем меньше

возникает желания делиться сокращающимися как шагреневая кожа социальными благами.
Европейцы – в массе своей социалисты. Они привыкли к опеке государства и к необычайно высокому уровню жизни. Любопытно, но многие так называемые «ультраправые» партии Старого Света в социальной сфере стоят на позициях социалистов. Но оставаться социалистом хорошо лишь, когда казна ломится от золота, в противном случае нужно выбирать: или жить привычно и «красиво», или кормить многочисленных и вечно голодных гостей в ущерб себе. Идейные левые готовы затянуть пояса во имя идеи, но их – меньшинство. Обыватель
предпочитает
первый вариант. Тем более, что он сыт по горло «культурным многообразием»,

проявляющимся в том, что смуглые и крикливые подростки поджигают его машину,

называют его жену шлюхой, продают наркотики сыну, а его самого заставляют

отказываться от свиных сосисок с кислой капустой. Социализм вошел в противоречие

с идеологией мультикультурализма.

На первый взгляд, что должны были сделать Олланд и Фабиус после массовых протестов сжигающих израильские флаги мусульман? Осудить Израиль, само собой, причем в самой жесткой и категорической форме. Ибо мусульмане – их надежные избиратели. Что они делают? Запрещают массовые протесты. Почему? Потому что осознают, что поддерживая вандалов из Марокко и Алжира, подтолкнут миллионы соотечественников в объятия

Марин ле Пен. Привычная парадигма рушится и сменяется новой. Есть ли смысл возмущаться в этой ситуации Израилем? Не особенно.

Раньше Европа находилась в экономической и политической зависимости от арабского

мира, его нефти и политической мощи. Но где он, этот арабский мир? От него остались

лишь руины. Сирия, Ирак, Ливия существуют только на карте, а те, что уцелели,

как Египет и Саудовская Аравия, не скрывают, что жаждут разгрома ХАМАСа.

Но если так, стоит ли метать молнии в адрес Израиля?

Мир меняется настолько быстро, что мы не успеваем осознать масштабы перемен.

Но один вывод напрашивается сам собой: Израилю надлежит руководствоваться исключительно собственными стратегическими и национальными соображениями.

Время привычных схем и представлений уходит в прошлое, а вместе с ним и нелепое словосочетание «мнение международного сообщества».

Мир медленно, но верно возвращается к древней формуле: «каждый сам за себя».

И самая большая опасность для Израиля – это остаться заложником отживающих

свой век химер