Среди наших иммигрантов принято считать, что знание английского языка – необходимое условие для того, чтобы найти работу в Америке. Может быть, это и правда, но не всегда.
Во всяком случае, по моему личному опыту знание языка приносит только вред. А если вы мне не верите, то вот моя история.
По профессии я инженер-строитель. К тому времени, когда я приехал в Америку, у меня за плечами было пятнадцать лет опыта, и я был уверен, что в этой стране я рано или поздно найду применение этому бесценному опыту. Я составил хорошее резюме и начал рассылать его по инженерным компаниям.
К моей радости, все мои адресаты оказались чрезвычайно вежливыми и отзывчивыми людьми. Каждый день я получал от них в ответ по два-три письма, в которых меня искренне благодарили за то, что я проявил интерес к их фирме, выражали неподдельный восторг по поводу моей высокой квалификации и с огорчением объясняли, что как раз сейчас у них нет возможности взять меня на работу. Что делать, такие времена настали.
По прошествии нескольких месяцев моя уверенность в будущей инженерной карьере слегка поблекла, и я созрел для того, чтобы работать кем угодно – чертёжником, клерком, уборщиком – лишь бы работать.
В конце концов, фортуна сжалилась надо мной. Мне позвонил некий человек по фамилии Гольдберг и пригласил меня на интервью. Мистер Гольдберг владел небольшой мастерской по изготовлению простых металлоконструкций – таких, на которые вешают дорожные знаки, вроде «Стоп», «Объезд», «Осторожно канава» и тому подобное. Ему нужен был чертёжник. Черчение там было предельно простым, а уж для инженера с пятнадцатилетним опытом – вообще плёвое дело.
Мистер Гольдберг встретил меня с радостной улыбкой и немедленно повёл показывать своё производство, которым он гордился, как собственным ребёнком. Он явно хотел произвести на меня впечатление, а я, в свою очередь, хотел произвести впечатление на мистера Гольдберга, и поэтому наше первоначальное общение было похоже на встречу двух близких родственников после долгой разлуки. Но вскоре тон этой радостной встречи начал постепенно тускнеть.
Тут я должен сделать небольшое отступление и поговорить о специфике своей русской, или советской – как вам будет угодно – ментальности того времени. Что делает советский человек для того, чтобы произвести впечатление на другого человека? А вот что: он объясняет, что тот, его собеседник, мало чего понимает в своей профессии, всё делает неправильно и вообще соображает слабо. Вам это кажется странным? Мне тоже – сегодня. Но тогда это казалось естественным, и за этим стояла очень простая логика: если я говорю вам, что вы мало что смыслите в своей профессии, значит, я, естественно, смыслю больше вашего. Значит, вы должны признать моё профессиональное превосходство, зауважать меня от всей души и немедленно принять на работу. Понятно?
Поэтому всё, что мне показывал мистер Гольдберг в своей мастерской, встречало моё снисходительное неодобрение. Сначала он повёл меня в сварочный цех.
– Вот, – сказал он гордо и даже с некоторым самодовольством, – здесь мы делаем сварку. Мы почти полностью отказались от ручной сварки. У нас есть несколько современных сварочных автоматов.
Признаться, я никогда раньше не видел таких сварочных машин, какие показал мне мистер Гольдберг, но это не помешало мне сказать:
– Это так вы делаете сварку? Это всё никуда не годится. Когда я начну у вас работать, я покажу вам, как надо правильно варить стальные конструкции.
Радостная улыбка сползла с лица мистера Гольдберга, но я не обратил на это внимания. Мы вернулись в офис и зашли в комнату, где, склонившись над чертёжными досками, работали два чертёжника, один – китаец, другой – мексиканец.
– Ага, – сказал я, распираемый чувством превосходства, – это так вы делаете чертежи? Кто ж так чертит? Когда я начну у вас работать, я покажу вам, как надо чертить.
Тут мистер Гольдберг совсем перестал улыбаться, и в глазах его появилась некоторая тоска, но я всё ещё не придал этому значения. Продолжая тоскливо не улыбаться, он сказал:
– Спасибо, что вы пришли. Приятно было познакомиться. Пожалуйста, не звоните мне; я сам позвоню, когда надо будет. До свидания.
Я пошёл домой и начал ждать звонка мистера Гольдберга. Прошёл день, потом второй, а он всё не звонил. На третий день я решил позвонить ему сам. Когда мистер Голдберг услышал мой голос, он явно пришёл в раздражение:
– Зачем вы звоните? Я же сказал, чтобы вы не звонили. Я позвоню сам, если надо будет
На что я ответил вполне вежливо и безо всякого нажима:
– Конечно, мистер Гольдберг. Я понимаю, мистер Гольдберг. Просто я подумал: а вдруг вы потеряли мой номер телефона?
– Я не потерял ваш номер телефона, – сказал мистер Гольдберг. Пожалуйста, больше не звоните мне.
Я подождал ещё дня три, но он не звонил. Тогда я снова решил позвонить ему. На этот раз, услышав мой голос, мистер Гольдберг рассвирепел.
– Я просил вас не звонить мне! – нервно заверещал он. – Я уже сказал вам, что не потерял ваш номер телефона! Я знаю его наизусть! Пожалуйста, прекратите мне звонить!
Но я не хотел сдаваться. Мне нужна была работа. Я сказал:
– Мистер Гольдберг, если вы не возьмёте меня на работу, вы так и не будете знать, как правильно делать сварку.
И вот, когда я это сказал, мистер Гольдберг, который до того момента всё ещё сохранял некоторую видимость вежливости, окончательно потерял контроль над собой и заорал срывающимся голосом:
– Всё! Хватит! You go fuck yourself! * – И бросил трубку.
Как видите, мистер Гольдберг оказался не таким уж вежливым человеком. Но я на него не обиделся. Потому что я плохо понимал по-английски и не знал, что значит “go fuck yourself”. Я порылся в словаре, но не нашёл ни такого слова, ни выражения. Тогда я позвонил моему другу Володе.
Володя приехал в Америку на целых шесть месяцев раньше меня и потому считался коренным американцем и знатоком английского языка. К моему счастью, он оказался дома, и я спросил, знает ли он, что значит английское выражение go fuck yourself.
Как выяснилось впоследствии, Володя не знал, что это значит, но признаться в этом значило бы признаться, что он чего-то не знает по-английски, то есть потерять лицо. Володя не вынес бы такого позора. Он сказал:
– О чём ты говоришь, старик! Конечно, знаю! Это… ну, как бы тебе объяснить по-русски… ну, в общем, идиома.
– Ага, – согласился я. – Что она значит?
– Как бы тебе объяснить по-русски… ну, в общем, это зависит от контекста.
Тогда я рассказал Володе всю историю с самого начала: и про то, как мистер Гольдберг улыбался, и как он показывал мне свою мастерскую, и как я ему потом звонил много раз, и как он, в конце концов, сказал “go fuck yourself”.
– Ну, теперь понятно, – сказал Володя, дослушав мой рассказ. – Он тебя берёт на работу.
– Не может быть! – прошептал я, не веря своему счастью. – Ты уверен?
– Уверен ли я? – В Володином голосе зазвучал сарказм. – Представь себе – да, я уверен! Ты что, думаешь, я не знаю английского?
Моему ликованию не было предела. Наконец-то! Настоящая работа! Я набрал номер телефона, который уже знал наизусть.
– Мистер Гольдберг, это опять я, – сказал я, переводя дыхание. – Помните, я вам вчера звонил, и вы мне сказали go fuck yourself? Помните?
– Ну что ж, значит, я так и сказал, – признался мистер Гольдберг.
– Когда мне начинать?
Наступила пауза. Видимо, никогда в жизни мистеру Гольдбергу не задавали такого вопроса. Он немного помедлил, и сказал устало:
– You go fuck yourself right away!
И повесил трубку.
На следующее утро я надел мой самый лучший, он же единственный, костюм, повязал мой самый лучший, он же единственный, галстук, и без четверти восемь предстал перед мистером Гольдбергом в его кабинете. Когда он увидел меня, у него появилось такое выражение, как будто он только что вынул из супа волос.. При этом с его лицом случилось что-то странное: сначала оно порозовело, потом побелело, а потом пошло неровными синюшными пятнами. Он хрипло спросил:
– Что вы тут делаете?
– Я пришёл, чтобы fuck myself, – ответил я, гордясь своим знанием
изысканных английских идиом.
– Чтобы… что?
– Fuck myself, как вы просили, – повторил я. – Вы не беспокойтесь, мистер Гольдберг. Я знаю, как это делать. Я буду это делать хорошо.
Постепенно до мистера Гольдберга начала доходить суть происходящего. Лицо его снова порозовело, несколько секунд он, как рыба, открытым ртом хватал воздух, а потом разразился истерическим, громоподобным хохотом. Он ржал, как целое стадо жеребцов, и не мог успокоиться минут десять. За дверью офиса стали собираться встревоженные сотрудники. Пришла секретарша со стаканом воды, но мистер Гольдберг жестом отправил её обратно. В конце концов, он перевёл дух, вытер слёзы и сказал:
– Я не смеялся так уже восемь лет, с тех пор, как мой конкурент проиграл мне большой городской заказ и умер от инфаркта. Ты заслужил награду. Я беру тебя на работу на две недели. Я буду платить тебе два двадцать пять в час, потому что по закону не могу платить меньше. Но ты должен вкалывать на совесть, иначе эти две недели окажутся очень короткими. Так что давай… go fuck yourself.
Тут на него опять напал приступ хохота, и он знаком велел мне убираться.
Так началась моя первая работа в Америке, в маленькой мастерской по изготовлению металлоконструкций. Первые два дня я изучал новые для меня американские чертёжные инструменты и правила, а в последующие три дня первой недели произвёл на свет и положил на стол мистеру Гольдбергу пять чертежей. Это было примерно столько, сколько производили оба чертёжника в этой мастерской за целую неделю. В конце концов, я был инженером с пятнадцатилетним стажем, а советские инженеры в моё время чертили сами.
К концу второй недели мистер Гольдберг вызвал меня к себе, закрыл дверь кабинета и предложил мне постоянную работу с окладом четыре пятьдесят в час. Как только я принял его предложение, он уволил своих двух чертёжников, китайца и мексиканца, которые работали у него много лет.
– Это капитализм, Апекс, – сказал он мне. – Мы здесь собрались не дурака валять.
По-английски это звучало так:
– We don’t fuck around here, you know. We fuck ourselves. – И он разразился хохотом…
Много, много лет прошло с той поры. Я сделал успешную профессиональную карьеру. Я достиг уровня высшего руководства, по-английски говоря senior management в солидной инженерной фирме в Нью-Йорке. Моё имя хорошо известно в профессиональных кругах в моей области. Но никогда в течение моей многолетней карьеры в Штатах я не получал такую гигантскую, стопроцентную прибавку к зарплате, какую дал мне мистер Голдьберг тридцать лет назад. Вот так: что ни говори, а иногда лучше не понимать изысканные английские идиомы.
__________________________
* Грубое английское выражение, которое дословно значит “Иди – е… сам себя”.
Применяется в значении русского «пошёл на…»
Автор:Александр Матлин
1
58 элементов 0,637 сек.