Все еврейские праздники прекрасны, и все же Симхат-Тора для нас, выходцев из бывшего СССР, праздник особенный. Трудно понять, какая магическая сила влекла советских евреев именно в этот день в синагогу, что заставляло среднестатистического советского еврея, убежденного атеиста и интернационалиста, вдруг забыть обо всех страхах и танцевать со свитком Торы, прижимая его к себе, словно ребенка, но это было, и многие из нас хорошо это помнят.
А сколько удивительных историй можно узнать в эти осенние дни о празднике Симхат-Тора! Вот лишь несколько из них, которые автору довелось услышать в синагогах Холона и Бней-Брака.
Виктор Гиршман (Холон): "Этот праздник помог нам остаться евреями…"
– Праздник Симхат-Тора сыграл решающую роль в том, что наша семья осталась еврейской и в итоге репатриировалась в Израиль. Сам я родом из Минска. Мы были крайне далеки от религии, ничего не соблюдали, но в каждый Симхат-Тора шли в синагогу.
– Почему именно в Симхат-Тора, а не в Песах, Рош а-Шана, Пурим, Суккот?
– У меня нет этому объяснения. Конечно, задним числом можно придумать, что у евреев есть подсознательная тяга к Торе, осознание того, что она – наше главное богатство, и т.д. Может, оно и так, кто знает… Я думаю, это был единственный праздник, когда евреям в СССР разрешалось открыто веселиться по, так сказать, собственному национальному поводу, а не в честь 1 мая или Дня Конституции. И мы шли в синагогу, танцевали там до упаду и, по большому счету, начинали осознавать, кто мы такие.
– Но вы говорите, что не соблюдали никаких традиций. Как же вы узнавали, на какое число выпадал праздник?
– Тоже не помню. Это как-то передавалось от одного еврея к другому, вот и все. Но хорошо помню, когда это началось: после Шестидневной войны. Люди знали, что в синагоге будет агенты КГБ, и все равно все шли. При этом, поймите, не только я, но и все, кто там собирался, до этого Тору в глаза не видели и весьма смутно представляли себе ее содержание. Но, танцуя, мы избавлялись от стыда за свое еврейство и начинали гордиться им. Поэтому для меня Симхат-Тора стала праздником гордости за еврейство. Для нас тогда это был скорее не религиозный, а национальный праздник. Была даже замечательная песня на русском языке об этом празднике, но я вам сейчас ее не напою – слишком много прошло времени. Там же, в синагоге, люди знакомились друг с другом, возникали связи, которые потом длились десятилетия. Туда приходили американцы, они приносили литературу об Израиле и помогали с выездом. Поэтому еще в 70-годах наша семья решила совершить алию, но мечту эту нам удалось реализовать только в начале 1990 года.
Сарэль Дворкин (Бней-Брак): "Еще раз о России…"
– Сам я родился в Израиле, по-русски не говорю, но у меня есть одна история, связанная с праздником Симхат-Тора и с Россией одновременно. Услышал я ее в начале 1970-х годов от одного старого еврея, который обычно в канун Судного дня ходил по домам и собирал пожертвования на какую-то "русскую иешиву". Думаю, он был не совсем обычным человеком, так как моя мать всегда принимала его с большим почетом, усаживала за стол, подавала чай с пирогами, и они некоторое время беседовали на идише. Причем я до сих пор помню, что даже на этом языке он говорил с жутким русским акцентом. Я всегда вертелся во время этих разговоров около стола, и однажды, когда мать отошла, чтобы налить очередную чашку чая, этот еврей спросил меня, знаю ли я, кто такие кантонисты. Я, естественно, понятия об этом не имел, и тогда он сказал, что его дед был из кантонистов – еврейских мальчиков, которых насильно забирали в царскую армию на 25 лет.
– Многие евреи специально калечили детей, чтобы они не подлежали призыву, но родители моего деда на это не решились, и он очутился в русской армии, – продолжил он свой рассказ. – Оказавшись в казарме, эти дети пытались продолжить соблюдать еврейские традиции, но их за это жестоко избивали, причем кнуты зачастую делали из ремешков их тфилин. Тела этих несчастных мальчишек были в шрамах от побоев, некоторых забивали до смерти, но были и такие, что выжили. Внешне они, повзрослев, мало чем отличались от других русских солдат, но все же пытались соблюдать хоть какие-то заповеди, и в итоге в некоторых полках для них были даже устроены синагоги. Но однажды мой дед с товарищами оказался на осенние праздники в каком-то местечке, далеко от кантонистской синагоги, и на Симхат-Тора они решили пойти в синагогу этого местечка, чтобы потанцевать с Торой.
Танцевали они как казаки, причем все были рослые и сильные, поэтому самый тяжелый свиток Торы был для них как пушинка. В какой-то момент кантонисты заметили, что местные евреи их сторонятся: они были для этих людей неучами, ничего не смыслящими в Торе, и вдобавок "апикойресами", так как не могли соблюдать заповеди как следует. Тогда на кантонистов что-то нашло, и они стали один за другим прямо в синагоге сбрасывать рубахи и танцевать со свитками Торы, рыдая и прижимая их к телу. Все, кто был в синагоге, увидели их спины, исполосованные шрамами. "Да, возможно, нам не посчастливилось, как вам, учить Тору в иешивах; да, возможно, мы не соблюдаем все, что требуется, но мы все равно остались верны Торе и заплатили за эту верность страшную цену – посмотрите на наши спины!" – вот что они хотели этим сказать…
Помню, старик на этом месте замолчал, а потом добавил:
– Здесь, в Израиле, очень легко быть религиозным, учить Тору и соблюдать заповеди. Но в СССР все иначе, там за то, чтобы просто остаться настоящим евреем, приходилось платить страшную цену. Тем не менее, большинство советских евреев остаются евреями. А некоторые евреи и здесь говорят, что не соблюдают Тору потому, что это, дескать, тяжело!
Этот рассказ в итоге и определил мое отношение к вашей алие. Помню, потом мне еще долго снились голые по пояс евреи, прижимающие к себе свитки Торы. Они танцевали с этими свитками и плакали. Танцевали и плакали…
Ави Миндельблат (Бней-Брак): "Танцуйте, несмотря ни на что!"
– У меня с праздником Симхат-Тора связана история, услышанная от одного из хасидов нашей синагоги лет десять назад. Тогда накануне Рош а-Шана умер мой отец, самый дорогой для меня человек. Ему не было и 70! Я был в таком состоянии, что просто не мог сосредоточиться на праздничных молитвах. Когда же наступил день Симхат-Тора, я почувствовал, что не могу заставить себя участвовать в этом празднике вместе с остальными. Как я мог радоваться и танцевать, когда всего несколько недель назад потерял отца?! Один старый хасид это заметил, подсел ко мне и сказал, что хочет рассказать историю рава Иекутиэля-Иегуды Хальберштама, одного из выдающихся раввинов Румынии. И в гетто, и в концлагере рабби продолжал давать уроки Торы и поддерживать находившихся там евреев. Самое удивительное заключалось в том, что он и в лагере умудрялся соблюдать кашрут, никогда не притрагивался к пище, если было хоть малейшее сомнение в том, что ее можно есть еврею, а часть воды, которую выдавали узникам, использовал для омовения рук перед вкушением хлеба.
Почти все евреи его барака относилась к нему необычайно трепетно и как могли помогали ему соблюдать заповеди. Это, разумеется, не укрылось от немцев, и те стали проявлять особое внимание к рабби. Когда он в дни праздника Суккот построил Бог весть из чего сукку и устроил там праздничную трапезу, терпение нацистов окончательно лопнуло. Утром они выстроили всех обитателей барака на плацу и на их глаза стали жестоко избивать раввина, явно стремясь забить его до смерти. Затем они запретили подходить к лежащему на земле раввину и погнали всех на работу. Возвращались все вечером в подавленном состоянии, готовясь оплакать смерть своего учителя и наставника. Каково же было их удивление, когда они увидели, что рабби пришел в себя, ползком добрался до ближайшего столба, цепляясь за него, сумел встать на ноги и, стоя у столба, словно то приседает, то снова пытается встать. Несколько человек бросились к раву Хальберштаму, чтобы отнести в барак, но тот еле слышно произнес: "Сегодня Симхат-Тора! Танцуйте со мной! Славьте Его за то, что у нас есть Тора!".
Услышав этот рассказ, я понял: как бы ни было велико мое горе, в этот светлый праздник я не имею права погружаться в собственные тяжелые чувства целиком. Я встал и принялся танцевать и петь вместе с другими. И вдруг понял: если бы отец увидел меня в этот момент, он был бы мной доволен…
Мордехай Горшечник (Бней-Брак). "Господи, посмотри на Свой народ!"
– У меня есть другая, не менее удивительная история о Торе, связанная с Катастрофой, – сказал Мордехай Горшечник, услышав историю Ави Миндельблата. – Есть у меня такая причуда: в день Симхат-Торы люблю побродить по нашему замечательному городу и заглянуть в разные синагоги. Несколько лет назад меня занесло в одну небольшую хасидскую синагогу, но вот к какому именно течению хасидизма она относится, я сказать не могу, да это и не столь важно. Когда дошло дело до "афакот" – обходов синагоги с Торой, хазан попытался вручить раву синагоги большой свиток Торы, но тот почему-то отказался. Вместо этого он достал из мешочка для талеса маленький, с ладонь, свиток, и сказал, что будет танцевать с ним. Разумеется, этот свиток вызвал интерес у всех молящихся, и рав пообещал, что перед последним обходом расскажет его историю.
– Как некоторые здесь знают, – начал раввин свой рассказ, – мой отец в годы Катастрофы оказался в трудовом лагере. Однажды, когда он вместе с другими узниками стоял в строю, мимо них проводили под конвоем эсэсовцев толпу других евреев. Вдруг один из них метнулся к отцу, что-то вложил ему в руку и прошептал: "Нас ведут на расстрел, сохрани это!". В ту же минуту какой-то эсэсовец ударами приклада загнал этого еврея в строй, и вскоре они исчезли из виду. Разжав ладонь, отец увидел резной деревянный футляр искусной работы, а в футляре лежали два миниатюрных свитка Торы, написанные с огромным искусством и совершенно кошерные. Отец посвятил в эту тайну своего близкого друга, и вместе они поклялись сохранить свитки. Вытащив палочки, на которые были намотаны свитки, они обернули их вокруг голеней и скрыли под брюками. Кто знает, может, эти свитки и хранили их все это время! Но в 1944 году стало известно, что немцы собираются провести повальный обыск узников. Испугавшись, отец и его друг зарыли оба свитка в землю, тщательно пометив место, где они это сделали. Когда опасность миновала, они решили вернуть свитки, но когда разрыли это место, то обнаружили, что один свиток бесследно исчез, а у второго оторвано несколько последних листков.
Немногие знают, что в лагере Берген-Бельзен справляли и настоящие еврейские свадьбы. Там поженились мои родители, там же вскоре после освобождения лагеря родился я. По окончании войны родители эмигрировали с этим свитком Торы в США. Туда же переехал и друг моего отца. Несколько месяцев назад отец скончался и завещал этот свиток мне и своему другу. Я приехал к этому старому еврею в дом престарелых и спросил, как будем делить наследство. "Никак, – ответил он. – Увези этот свиток в Эрец-Исраэль, там его место!". И вот сейчас я танцую с этим свитком. Он непригоден для чтения, но все равно он святой, ибо напоминает о том, через какие испытания наш народ сумел пронести и сохранить Тору!".
Разумеется, многие из находящихся в синагоге после этого рассказа захотели прикоснуться к драгоценному свитку. Нашлись в синагоге и плотник, выразивший желание изготовить для него резной футляр, и переписчик Торы, попросивший разрешения привести свиток в порядок и сделать его кошерным, то есть пригодным для чтения в синагоге. А я наблюдал за суетой вокруг свитка, и мне хотелось повторить слова рабби Леви-Ицхака из Бердичева: "Господи, посмотри на Свой народ!".
Арье-Лейб Вишняк (Холон): "Надо танцевать!"
– Слышал я как-то рассказ про одного хасида, который приехал накануне Рош а-Шана к Любавичскому ребе в Бруклин. Встретившись с ребе, он рассказал ему, что в ночь на Рош а-Шана к нему во сне явился покойный отец и сказал, что в этом году умрет один из его сыновей. Ничего не сказал в ответ на это ребе, только отвел глаза в сторону и сменил тему разговора.
По окончании праздников хасид засобирался домой и пришел к ребе проститься.
– Хочу заверить тебя, что в новом году у тебя не будет никаких неприятностей, и уж точно все твои домочадцы будут живы и здоровы, – сказал ребе. – Но у меня к тебе просьба: расскажи, как ты провел праздники, о чем думал, о чем молился…
– Все эти дни я был словно парализованный, – признался хасид. – После этого сна и после реакции ребе на него меня мучили самые мрачные мысли. Во время Симхат-Торы я молча стоял у стены синагоги и не мог заставить себя танцевать. Но потом я подумал: "Что это со мной?! Пока ведь никто, слава Богу, не умер!", – и начал танцевать вместе с остальными хасидами. В конце концов я так увлекся, что забыл обо всем на свете и целиком отдался радости праздника.
– Знай же, – сказал ребе, – что этим своим танцем ты и спас сына! Ибо хотя в Судный день приговор каждому из нас скрепляется печатью, он может быть изменен до Симхат-Тора.
А теперь, евреи, давайте сделаем немножко "лехаим"…
Менахем Горовиц (Холон): "Танец, который спасает"
– Я слышал от одного нашего хабадника вот какую историю… В 1953 году он загремел в Сибирь и попал на лесоповал где-то под Омском. В лагере он сразу же стал известен тем, что не работает в субботу и молится три раза в день. Когда над ними поставили нового бригадира, прежний так представил хасида: "Тут у нас из 18 человек один еврей, так он по субботам не работает. Я все перепробовал, заставить его невозможно!". Новый бригадир вызвал к себе хабадника и говорит: "Допустим, я пойду тебе навстречу и освобожу от работы в субботу, но тогда давай в другие дни работай как следует! К примеру, завтра…" "Завтра я работать не буду!" – отвечает хасид. "Почему? – удивился бригадир. – Завтра же не суббота!". "Завтра – последний день праздника Суккот, – объяснил наш еврей. – Никак нельзя работать". Бригадир сказал, что слышал об этом празднике и, так и быть, разрешает хасиду завтра не работать, но при условии, что тот найдет укромное место и не станет попадаться на глаза другим зэкам. Хабадник нашел такое укромное место и так истово читал весь день праздничные молитвы, что когда пришло время возвращаться в лагерь, его с трудом отыскали. Но поскольку на следующий день выпал праздник Симхат-Тора, наш еврей опять никак не мог работать, и бригадир снова все понял, но на этот раз приставил к нему двух соглядатаев, чтобы тот не пропадал. И вот, закончив молиться, наш хасид стал петь и танцевать, да так о, что соглядатаи только рты разинули и стали аплодировать. Вернувшись в лагерь, они всем рассказали, как еврей здорово поет и танцует, и тогда это захотело увидеть начальство. Вскоре хабадника перевели в лагерную самодеятельность. Вот так праздник Симхат-Тора спас еврея от каторжной работы. Так что лехаим!..
Автор:Петр Люкимсон
Источник:"Новости недели"
