В сентябре 1922 года высылкой первого из пяти «философских пароходов» председатель Совета Народных Комиссаров В.И. Ленин начал официальное изгнание культуры из советской России. На пяти пароходных рейсах были высланы, по разным сведениям, от 228 до 272 «инакомыслящих» – профессора-философы Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Михаил Осоргин, Питирим Сорокин, Сергей Трубецкой и еще восемнадцать, а также писатели, журналисты, инженеры и другие деятели культуры, искусства и науки.

Но еще до этой акции, то есть сразу после октябрьского переворота, из страны бежали наиболее прозорливые – Рахманинов, Прокофьев, Набоков, Бунин, Соколов-Микитов, Гиппиус, Мережковский, Бальмонт, Ремизов, Кандинский, Шаляпин, Цветаева, Шкловский, Берберова, Ходасевич, Шагал и менее знаменитые, но, возможно, не менее одаренные и талантливые. Кроме того, огромное количество профессионально образованных талантов ушли в эмиграцию с белым офицерством. Что позволяет мне не привязываться к конкретной дате отправки «философского парохода», а посмотреть на процесс избавления России от культуры исторически. При этом я не стану писать исследование на тему «Изгнание культуры из царской России», а ограничусь лишь экскурсом в прошлый и нынешний век.

От Временного правительства, состоявшее из образованных министров, страна избавилась всего за несколько месяцев, сменив его на Совет Народных Комиссаров, половина которых не только высшего, а даже среднего образования не имела. Зато «железной метлой» и другими радикальными средствами этот Совет принялся гнать из страны «образованных», сделав этот термин ругательным. «Надо поставить дело так, чтобы этих “военных шпионов” изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу», – распорядился Ленин.

Примечательно, что это правительство довольно быстро избавилось от нескольких комиссаров с высшим образованием, включая самого Ленина, заменило их на недоучек Сталина-Буденного-Молотова и, возможно, поэтому осталось у власти на десятилетия, как более соответствующее уровню оставшихся в стране граждан. А преемник Ленина Сталин придал инициативе учителя массовый характер и изменил ее направление: теперь «культурных» и «образованных» вместо Запада тысячами погнали на север и на восток в истребительно-трудовые лагеря или просто «ставили к стенке». Осип Мандельштам, Александр Введенский, Всеволод Мейерхольд, Николай Гумилев, Сергей Королев, Николай Заболоцкий, Николай Клюев, Андрей Туполев, Николай Лихачев, Борис Корнилов, Николай Вавилов, Георгий Лангемак, Георгий Жженов, Исаак Бабель, Юрий Домбровский, Николай Эрдман, Юлий Дунский, Валерий Фрид… несть числа! По официальным данным, только в 1937 году большевики расстреляли 353 074 человека, примерно по 1000 человек в день. И обратите внимание на особо творческий подход палачей к «образованным»: Всеволоду Мейерхольду после пыток, перед смертью, по очереди сломали все пальцы, а потом утопили в нечистотах. Писателя Бориса Пильняка пытками заставили подписать, что он японский шпион, после чего тут же расстреляли. Академика Вавилова голодом уморили в тюремной камере до смерти. Поэта Николая Заболоцкого пытали так, что он подписал признание, будто он рыл подземный ход до Бомбея. Академику Козыреву дали 10 лет за попытку «угнать Волгу из России на Запад». Семидесятилетнему скульптору Исааку Иткинду выбили барабанную перепонку и сапогом раздавили тестикулу.

Но даже после всех расстрелов и казней, на 1 января 1938 года в СССР насчитывалось 1 881 570 заключенных, на 1 января 1941 года – 2 368 548 человек, а на 1 января 1949 года – 2,4 млн заключенных плюс их военизированная охрана – 165 000 человек. При этом в 1939 году кадры НКВД по национальному составу составляли: русские – 80,2%, украинцы – 7%, ев­реи – 6,3%, белорусы – 2,1%… «Таким образом, – пишет Г.М. Иванова в работе «ГУЛАГ в системе тоталитарного государства», – кадры НКВД формировались преимуществен­но из русских слоев населения, что вполне соответствовало возрождавшимся имперским традициям Российского государ­ства… Среди охранников всеми способами культивировалась ненависть к заключенным, поощрялось жестокое обращение с осужденными, строго карались всякие намеки на гуманность… За годы существования ГУЛАГа в числе его работников побывало более миллиона советских граждан. Они жили в обществе, воспитывали де­тей, общались с родными и близкими и тем самым трансли­ровали субкультуру насилия, сформированную в лагерном мире, на семью и общество в целом… По мне­нию исследователя ГУЛАГа француза Ж. Росси, проведшего в сибирских лагерных бараках почти четверть века, «из всех концлагерных систем, включая концентрационные лагеря Гитлера, советский ГУЛАГ был не только самым долговеч­ным, просуществовав 73 года, но и самым точным воплоще­нием создавшего его государства».

Прошу прощения за длинную цитату, но она, во-первых, отвечает на известный вопрос Сергея Довлатова «Кто написал четыре миллиона доносов?» (Довлатов и сам служил вохровцем), а, во-вторых, обосновывает главный тезис моей статьи: весь двадцатый век Россия изгоняла из себя культуру даже яростней, чем изгоняют дьявола в любом из знаменитых фильмов на эту тему.

Вторая мировая война уравняла, возможно, шансы на гибель в боях «интеллигентов вшивых» с менее образованными, но мне трудно представить в СМЕРШе Иосифа Уткина, Булата Окуджаву или Виктора Некрасова. Впрочем, война заставила Сталина сохранить жизни и талантливым зэкам – Туполеву, Королеву, Глушко, Стечкину, Солженицыну, Вознесенскому, Тимофееву-Ресовскому, Урванцеву и еще тысячам труженикам сталинских «шарашек», без которых была бы невозможна победа.

Зато после войны возобновилось тотальное «закручивания гаек» – восстановление «железного занавеса», борьба с космополитизмом, повторные посадки, расстрел лидеров Еврейского антифашистского комитета и других представителей еврейской интеллигенции, в том числе писателей и поэтов Исаак Фефера, Переца Маркиша, Давида Бергельсона и моего любимого Льва Квитко, стихи которого я еще трехлетним декламировал, маршируя по дороге из детского садика домой: «Климу Ворошилову письмо я написал: товарищ Ворошилов, красный комиссар!..». Убийство Соломона Михоэлса, запрет на публикацию «идеологически вредных произведений» Михаила Зощенко, Анны Ахматовой и других «чуждых духу партии» авторов, истребление «декадентских тенденций» в музыке и театре, изгнание из академиков всех ученых-генетиков и запрет на саму генетику, как «антинауку».

Какое количество «сталинских соколов» и просто оперативников во всех сферах и щелях советского государства осуществляли эти патриотические акции?

При этом в школе и в школьных учебниках по истории нам рассказывали о прогрессивной роли Ивана Грозного и его опричников и настолько эффективно внушали ненависть ко всему Западу, что в шестом классе я отказался учить английский язык, заявив учительнице: «Я не собираюсь разговаривать с презренными империалистами!». Но одно дело, когда в 1950 году эту глупость говорит советский школьник, и другое – когда в 2022-м такую ахинею несет «спикер Государственного совета Крыма» Владимир Константинов. «Зачем нам слепо идти по пути английского языка? Зачем учить то, что не надо, если человек не поедет никогда в Лондон? – сказал он. – Англичане воюют с нами тысячу лет, а мы продолжаем их изучать, тратим деньги… Английский язык следует исключить из школьной программы». И вслед этому «спикеру» еще один – на сей раз спикер российского парламента Вячеслав Володин заявил, что «все фракции Госдумы готовы к ускоренной работе по законодательному отказу от Болонской системы образования». Интересно, когда они запретят пользовать в России английский, как будет называться их должность – «говорун», «болтун»?

Впрочем, я забежал вперед, извините. Ведь сталинизм не закончился смертью «вождя всех времен и народов». В этом отношении характерна дневниковая запись актера Георгия Буркова, моего, практически, ровесника: «Убейте меня, но сталинизм – это болезнь. Массовое психическое заболевание. Типа клептомании. Какое-то чудовищное сочетание бедности, отсутствия культуры, религиозности (с подменой «Бога»), стадности, доведенной уже до истерики… Сколько людей, умнейших людей, было втоптано в грязь или физически уничтожено! В угоду, на радость черни».

Вот, это уже близко к тому, куда я клоню свое непрофессиональное исследование. Дело не только в том, что в СССР нас растили в ненависти к Западу и презрению к «интеллигентам вшивым», «очкарикам», «культурным» и «образованным». Нам, лишенным доступа к достижениям мировой культуры и искусства, внушали чувство превосходства над всем цивилизованным миром, некую «высшую духовность советского человека», наше право хамить другим народам и управлять ими. И нет, это не было советским «ноу хау», стартапом Хрущева, стучавшего ботинком по трибуне ООН. «Россия назойливо командует, вмешивается, поучает весь мир, как надо жить. Преуспев только по части строительства ГУЛАГов и безумных, чудовищных расправ в них над собственным народом, эта страна по сей день (и сейчас еще больше, чем раньше) тешит свои мессианские комплексы, мнит себя Третьим Римом, единственно праведной цивилизацией, этаким пупом земли, призванным учить греховный Запад и весь прочий мир, как им жить. С упорством моськи Россия тявкает из подворотни на всех, в ком инстинктивно чует духовное превосходство над собой», – это из книги Бориса Стомахина «Азбука свободы», которую он урывками писал в российских тюрьмах в 2014–2019 годах.

Такого рода (и куда круче) цитат из писаний русских авторов я могу привести множество, но ограничусь еще парой: «В России культуры нет, ибо нет её в головах подавляющего большинства… У нас чуть ли не вся страна жульничает, обвешивает, обирает, приписывает и списывает, берет и дает… Моя Родина – это пьяные, наркоманские города и веси, вокзалы, смердящие бомжами. Школы, кишащие педофилами. Смертельно опасные ночные улицы и подъезды. Милиционеры, коррупционеры, аферисты, садисты, фашисты. Евсюковы, Пичужкины, Гречушкины, Агеевы… Весь русский патриотический запал уходит на болтовню о святых истоках, о коварности инородцев… А при подъезде к любому русскому городу – горы мусора и смердящая гниль», – Николай Варсегов, журналист.

«Кто из нас не хотел вырваться навсегда из этой тюрьмы, занимающей четвертую часть земного шара, из этой чудовищной империи, в которой всякий полицейский надзиратель – царь, а царь – коронованный полицейский надзиратель… Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком же государстве, что и другие; на самом деле это совсем не так. Россия – это целый особый мир покорный воле, произволению, фантазии одного человека, – именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаков это – олицетворение произвола. В противоположность всем законам человеческого общежития Россия шествует только в направлении своего собственного порабощения и в направлении порабощения других народов». – Александр Герцен, 1812 – 1870 гг.

Итак, «Кто из нас не хотел вырваться из этой тюрьмы?». Двести последних лет русской истории отвечают: А.С. Пушкин хотел, да не выпустили; подышать воздухом европейской свободы вырывались Тургенев, Гоголь, Гончаров, Фонвизин, Достоевский, Горький, Эренбург, Маяковский, Есенин… Но я обещал не углубляться в историю, перехожу в современность. «Я унес Россию. Апология русской эмиграции» – озаглавил Роман Гуль в 1981 году трехтомник своих мемуаров, а сколько России унесли с собой те, кого в те годы из СССР выбросили или кто сам бежал при первой возможности – дочь Сталина Светлана Аллилуева, а также Рудольф Нуреев, Людмила Белоусова и Олег Протопопов, Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, Эрнст Неизвестный, Виктор Корчной, Максим Шостакович (сын), Андрей Тарковский, Юрий Любимов, Александр Зиновьев, Александр Годунов, Савелий Крамаров, Михаил Александрович, Александр Галич, Александр Солженицын, Иосиф Бродский, Василий Аксенов, Владимир Максимов, Сергей Довлатов и еще сотни, а с еврейской эмиграцией – и тысячи. И в это же время были отправлены в ссылки, лагеря и психушки «диссиденты» – академик Сахаров, генерал Григоренко, Владимир Буковский, Рой Медведев, Игорь Шафаревич, Анатолий Краснов-Левитин, Глеб Якунин, Юрий Орлов, Александр Гинзбург, Алексей Мурженко, Наталья Горбаневская… По сведениям КГБ СССР, «потенциально враждебный контингент» в СССР «составлял 8,5 млн человек».

Но если веками выжимать из нации самое ценное, что останется? Отстой. «Вы не представляете, сколько накопилось у нас человеческой дряни за многие века истребления лучших людей, когда преимущественно выживали мелкодушные приспособленцы, доносчики, палачи, угнетатели», написал лауреат Сталинской премии Иван Ефремов в романе «Час быка». А кто-то из нынешних московских писателей сказал, что сегодня в России 25% населения настроено либерально, 25% – путинские «патриоты», а остальные 50% – топь, болото. А я думаю, что из первой четверти почти все способные двигаться пассионарии уже из России уехали, потому что только отстой отстоя может делать то, что делает сегодня русское нашествие в Буче, Мариуполе, Харькове – да по всей Украине. «Главной чертой российского национального характера является жестокость, и то жестокость садистическая. Говорю не об отдельных взрывах жестокости, а о психике, о душе народной. Я просмотрел архив одного суда за 1901–1910 гг. и меня охватил ужас от огромного количества невероятно жестокого обращения с людьми… За 1917–1919 гг. крестьяне закапывали пленных красногвардейцев вниз головой так глубоко, что из земли торчали ноги. Потом смеялись, как те ноги дёргались. Или высоко на дереве прибивали гвоздями одну руку и одну ногу и наслаждались мучениями жертвы. Красногвардейцы же сдирали из живых пленных деникинцев-контрреволюционеров кожу, забивали гвозди в голову, вырезали кожу на плечах, как офицерские погоны». – Максим Горький (1922).

И еще я думаю, что самую последнюю дозу озверения и оскотинизации принес России поголовный и публичный переход на мат. Причем, насколько я помню, сей лингвистический «новичок» начал внедряться с путинских «мочить в сортире», «повесить за яйца» и «наматывать сопли на кулак». Двадцать лет этой вакцинации и пожалуйста – поколение, выросшее в таком «великом и могучем», и есть российская армия. Как написал, выйдя из лагеря, известный археолог Лев Самойлов, «человечеству понадобилось сорок тысяч лет, чтобы из дикого состояния прийти к цивилизации, но человеку, оказавшемуся в лагере, порой достаточно минуты, чтобы вернуться к дикости». Если в девяностые годы прошлого века у России и была попытка «нового мЫшления», то с приходом нового века она успешно вернулась к себе, «высокодуховной». «Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали колонну беженцев и позабыв о долге и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек… Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают… А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не могу удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди, а телефонисточки мои давятся от хохота… До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей…» – Леонид Рабичев, писатель, бывший фронтовик.

Если из сегодняшней Украины, которую публично, на глазах всего мира, насилует ее сестра Россия, и из Германии, где в августе 1945-го немки Берлина сделали тридцать тысяч абортов, – если от этих исторических вех перебросить взгляд на Париж 1814 года, где француженки «бистро» выучили позу на четвереньках «а-ля казак», то вот вам диагноз трех знаменитых и чисто русских писателей:

«Есть две Руси. Первая – Киевская имеет свои корни в мировой, а по крайней мере в европейской культуре. Идеи добра, чести, свободы, справедливости понимала эта Русь так, как понимал их весь западный мир. А есть еще другая Русь – Московская. Это – Русь Тайги, монгольская, дикая, звериная. Эта Русь сделала своим национальным идеалом кровавую деспотию и дикую жестокость. Эта московская Русь издревле была, есть и будет полнейшим отрицанием всего европейского и яростным врагом Европы» – Алексей Толстой, во время работы над романом «Петр Первый», 1940 г.

«Русские – народ, который ненавидит волю, обожествляет рабство, любит оковы на своих руках и ногах, любит своих кровавых деспотов, не чувствует никакой красоты, грязный физически и морально, столетиями живёт в темноте, мракобесии, и пальцем не пошевелил к чему-то человеческому, но готовый всегда неволить, угнетать всех и вся, весь мир» –Иван Шмелёв, православный мыслитель, дважды номинировался на Нобелевскую премию по литературе.

«До тех пор, пока мы будем восхвалять патриотизм и воспитывать его в молодых поколениях, у нас будут вооружения, губящие и физическую и духовную жизнь народов, будут и войны, ужасные, страшные войны, как те, к которым мы готовимся и в круг которых мы вводим теперь, развращая их своим патриотизмом» – Лев Николаевич Толстой.

***

Ладно, про изгнание из России культуры можно говорить бесконечно, поговорим о русской культуре в изгнании. Но не о том изгнании, когда энная часть России все-таки слушала по ночам Александра Галича из Мюнхена, Довлатова из Нью-Йорка и, простите за хвастовство, мою «Красную площадь» из Лондона. Когда Солженицын жил «вермонтским отшельником» в США и писал там свое «Красное колесо», он писал его для русского читателя в России. И Бродский, и Аксенов, и Максимов, и, я думаю, даже Лимонов, работая свои стихи и прозу, видели перед собой читателя за железным занавесом. В августе 1989 года, прилетев из США в Москву, я получил самую ценную литературную премию – мои романы «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» в картонных самиздатских обложках и отпечатанные пишмашинкой на папиросной бумаге под копирку. «За эти книги у нас давали три года», – сказали мне.

Да и совсем недавно, до февраля с.г., многие русскоязычные авторы, живя по гоголевско-тургеневской традиции за пределами возлюбленной родины, писали для российского читателя. Но разве не этот читатель пришел сегодня в Украину?

«Моя подруга, практикующий киевский психотерапевт, написала у себя в фейсбуке об основном запросе ее клиентов после Бучи и Ирпени, – рассказала по радио “Свобода” поэт и журналист Елена Фанайлова. – Это не психотравмы от убийств родных и соседей, не жертвы изнасилований… Это граждане, в домах которых нагадили российские военные (не только грабили, не только громили). В спальнях, на обеденных столах, в детских комнатах. Написали дерьмом на стенах букву Z и угрожающие фразы: «“Костями ваших детей мы накормим собак”».

«Когда по разбитой танковыми гусеницами дороге мы вышли из Хорола и пошли догонять нашу ушедшую вперед армию, то постоянно натыкались на надписи, сделанные бурой, похожей на кровь краской на заборах и стенах разрушенных домов: «Мы в Полтаве и Хороле всех укропок отпороли!» и «Только пушки отгремели, мы укропок отымели. Пусть сражаются укропы – мы им тоже вдуем в жопы!». Над этими «стихами» сидели на заборах голодные кошки, под ними – тощие, грязные собаки, а людей нигде не было – ни в чудом уцелевших хатах и мазанках, ни в перекопанных минами огородах… Зато такого количества человеческих экскрементов, а попросту говоря, говна в брошенных домах я не видел никогда и даже не мог себе представить, что люди способны испражняться на стены, в кухонные раковины, на подоконники и – представьте себе ­– на потолки и люстры! То ли укропы, отступая, специально загадили всё, что не смогли взорвать, то ли наши солдаты съедали тут такое количество гусей, кур, поросят, яиц и сметаны с пивом и горилкой, что потом страдали поносом…»

Это, прошу прощения, цитата из моего романа «Упреждение», опубликованного в Москве в 2015 году издательством «АСТ». Заметьте, с какой осторожностью еще 2015 году я упреждал мир о специфических подробностях неизбежного вторжения российской армии в Украину. Но, оказывается, Станислав Лем высказался на эту тему куда раньше меня. Сравнивая рациональность зла немецких нацистов с поведением российских солдат в Германии, он в сборнике «Письма, или сопротивление материи» (2002 год), писал: «Россияне, забивая и наполняя своими экскрементами разгромленные салоны, госпитальные залы, биде, клозеты, гадят на книги, ковры, алтари; в этом сранье на весь мир – какая же это радость! растоптать, обгадить, а ко в+++++++++++++++++сему еще и изнасиловать и убить». И, комментируя это наблюдение, Елена Фанайлова предлагает: «Посмотрим на симптом, который Лем возводит в синдром страны… Солдаты в украинских городках гадили не только от страха и стресса. Они вели себя архаическим образом: если позволено убивать, то позволено все, а безнаказанное девиантное поведение – это синдром архаического “захватчика территории”, они ее метили, как агрессивные животные».

Не потому ли, доведенная до последнего, животного состояния армия выбрала себе в отличительный знак и последнюю – Z – букву алфавита? А Владимир Машков, безусловно, талантливый русский режиссер и актер, этой трехэтажной буквой украсил фасад своего театра, и вслед на ним то же самое сделали еще сорок театров по всей России. Интересно, какой культурный человек зайдет в театр под такой свастикой? «Вообще, порядочным людям не нужно находиться в России. Любой нормальный человек должен оттуда уехать, – сказал недавно Ровшан Аскеров, российский журналист и знаменитый участник телеигры “Что? Где? Когда?”. – Пусть они остаются наедине со своими законами, своими сторонниками и живут так, как хотят».

Но в таком случае, коллеги, кто из нас сможет теперь работать для оставшегося там российского читателя и зрителя с его заново вспыхнувшим синдромом «захватчика территории» и «сранья на весь мир»?

Конечно, Борис Акунин-Чхартишвили, мой земляк-бакинец Гарри Каспаров и Михаил Барышников могут откреститься от той, за новым железным занавесом, России и объявить «Настоящей Россией» сами себя. Хотя, по-моему, в том же праве они могут назвать эту инициативу «Настоящей Грузией» или даже «Настоящей Евре-Арменией». Но дело не в них. Дело в том, что даже двадцать миллионов русскоязычных граждан США и Европы уже не являются Россией и никогда ею не будут хотя бы потому, что их дети и внуки уже не будут ни писать, ни читать по-русски, а правнуки и вообще забудут русский язык. Как говорят в США, I have news for you: настоящая Россия – это путинская Россия, это ее нынешнее людское наполнение и содержание, это ее женщины, благословляющие своих мужей и сыновей насиловать украинок, пытать и убивать «хохлов» и «укропов» и ожидающие от них посылок с украинскими унитазами. А исключения, некоторое количество «культурных» и «образованных», недобитых или еще не изгнанных, только подтверждают правило. Когда-то я читал и даже цитировал академика АМН СССР Федора Углова и профессора Владимира Жданова, которые утверждали, что график зачатия дебильных детей в России ровно на 97,4% совпадает с кривой потребления алкоголя, и что при превышении энного процента рождения дебильных детей дебилизация всей нации становится необратимой. При этом Юлия Латынина утверждает, что дебилизация России совершается сознательно. Но это умозаключение бездоказательно, поскольку лет десять назад в России перестали публиковать сведения о рождении дебильных детей, и нынешнее состояние дел в этой области нам неизвестно. Зато метод Углова-Жданова я могу перенести на область культуры и утверждать, что после нынешнего окончательного изгнания и бегства из России культурно-пассионарной части ее населения дегуманизация страны тоже необратима.

И посему мы, русскоязычные авторы, обреченные на не снимаемые кандалы русского языка, оказались в новой реальности. «России собственно – нет, она – только кажется. Это – ужасный фантом, ужасный кошмар, который давит душу всех просвещенных людей… Никакой “русской цивилизации”, никакой “русской культуры”, – Василий Розанов. 1914 год.

А ведь «Товарищ, верь: взойдет она, звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна!..» – обещал Чаадаеву «наше всё» еще в 1818 году. Нет, коллеги, не воспряла даже за двести лет. Будем еще ждать?