Золотой век русской дуэли начался при императоре Александре I и продолжался около пятидесяти лет. Дворяне, воспитанные на идеалах рыцарственности, были готовы защищать свою честь по малейшему поводу, а порой и совершенно без него. Просто чтобы показать собственную удаль.

В те годы лучшим подарком юноше, вступающему во взрослую жизнь, была шкатулка с парой дуэльных пистолетов — ведь оказаться на поединке мог любой, даже самый миролюбивый человек.

Офицеры несколько чаще дуэлировали холодным оружием, но вот для штатских символом чести были именно пистолеты.

Дуэль четверых

Всем известна «дуэль миньонов», состоявшаяся в Париже в 1578 году и блестяще описанная Дюма. В ней дрались сразу шестеро участников. Но и в России эпохи золотого века дуэлей состоялась знаменитая дуэль, в которой приняло участие не двое, а четверо человек. В числе её участников волей случая оказались знаменитый в будущем драматург Грибоедов и несостоявшийся цареубийца — декабрист Якубович.

После победы над наполеоновской Францией на петербургской сцене блистала балерина Истомина. Гвардейская молодёжь, вернувшаяся в столицу, составила целый круг её поклонников. Наибольшего внимания удостоился кавалергард Василий Шереметев. Офицер был в самых приятельских отношениях с Грибоедовым, в доме которого часто бывал с Истоминой.

Как-то раз в ноябре 1817 года Грибоедов пошёл в театр и после представления забрал Истомину. Вместе они отправились к общему приятелю — графу Завадовскому, тоже поклоннику балерины. О том, куда отправились Грибоедов и Истомина, прознал Якубович, имевший в столице репутацию буйного храбреца, готового на всё, только бы спровоцировать дуэль. Он немедленно кинулся к Шереметеву с рассказом, что его любимую увозят к сопернику.

Два поединка

Шереметев вызвал Завадовского, вовлечённые в конфликт Грибоедов и Якубович тоже решили стреляться.

Условия были выбраны самые опасные — по шесть шагов от барьера, то есть дуэлянтов разделяла всего дюжина шагов. Попасть на такой дистанции мог даже неумелый стрелок.

Утром 24 ноября участники поединка встретились. Начали бой Шереметев с Завадовским. Первым стрелял Шереметев — он попал, но лишь оцарапал противника: пуля пробила воротник сюртука. Завадовский был отличным стрелком, и все присутствующие уговаривали его пощадить жизнь Шереметева.

Завадовский был готов уступить. Но эти слова услышал Шереметев и решительно потребовал, чтобы никаких поблажек не делалось.

Завадовский стрелял честно, попал в живот, рана оказалась смертельной.

Пулю, вынутую из раны Шереметева, Якубович цинично подарил Грибоедову. После смертельного ранения одного из участников дуэль второй пары была отложена. Она состоялась лишь через год, когда Грибоедов встретился с Якубовичем на Кавказе. Якубович подтвердил свою репутацию негодяя и выстрелил в руку писателя, так как хорошо знал об увлечении Грибоедова игрой на фортепьяно. Грибоедов в ответ нанёс сопернику лёгкое ранение. Так закончилась, пожалуй, самая знаменитая дуэль той поры.

Каверин, бретёр и кутила, присутствовавший при этой дуэли, не отказал себе в удовольствии жестоко пошутить. Когда Шереметев катался по снегу с дырой в животе, он подошёл к раненому и спросил: «Что, Вася? Репка?» — в смысле: «Вкусно ли?».

Дуэль Новосильцева и Чернова

Ещё один поединок, вызвавший немало толков в обществе, оказался связан с проблемой социального неравенства. Эта история началась с того, что представитель самой верхушки столичного света, бывший гвардейский гусар и адъютант императора Новосильцев полюбил провинциалку Екатерину Чернову и сделал ей предложение. Чернова предложение приняла.

Свадьба уже была назначена, но после того как жених уехал устраивать свои дела, его властная мать, урождённая графиня Орлова, настояла на отмене брака. Её сын не ровня «какой-то там Черновой».

Брат Екатерины — поручик лейб-гвардии Чернов — вступился за честь сестры и вызвал Новосильцева на дуэль. Тут происходит крайне некрасивая по представлениям того времени ситуация: мать Новосильцева, безумно любящая своего сына, попыталась спасти его от дуэли, подключив к проблеме московского генерал-губернатора князя Голицына. Чернов и Новосильцев встретились, жених заверил, что не отказывается от свадьбы (что, вероятно, было правдой, потому что Екатерину Чернову он действительно любил), и разошлись миром.

Вскоре выяснилось, что конфликт не исчерпан. Чернов среди гвардейцев похвалялся, что заставил жениха сдержать слово, что несказанно обидело Новосильцева. Новое объяснение между сторонами опять привело к примирению, однако сроки свадьбы затягивались и становилось ясно, что мать Новосильцева всеми средствами препятствует браку. Тогда Чернов послал Новосильцеву очередной вызов — который и закончился дуэлью. Смертельные раны получили оба участника, Чернов умер на месте, а Новосильцев прожил ещё несколько дней, успев увидеть свою мать, спешно прибывшую из Москвы.

Первая политическая демонстрация

Так получилось, что поручик Чернов был участником декабристского «Северного тайного общества» и даже вызов на дуэль передавал через Рылеева — одного из лидеров заговорщиков. Поэтому декабристы решили использовать его смерть для первой в России политической демонстрации, которой власть никаким способом не могла воспрепятствовать, — траурной процессии за гробом. Всего собралось более четырёх сотен человек, что произвело на столичное общество огромное впечатление.

Больше публики собиралось разве что на похороны коронованных особ.

Ещё один декабрист — Вильгельм Кюхельбекер — написал к похоронам высокопарные стихи, разошедшиеся в рукописях.

«На наших дев, на наших жён \ Дерзнёшь ли вновь, любимец счастья, \ Взор бросить, полный сладострастья, \ Падёшь, перуном поражён», — угрожал прислужникам самодержавия поэт, совершенно несправедливо обвиняя Новосильцева в стремлении к «сладострастью».

Для наших современников особенно интересно отметить, что брак Новосильцева и Черновой не выглядел таким уж мезальянсом. Отец Черновой был генерал-майором, служил в столице, сама семья ни в чём не нуждалась, у них было имение. Да и защитник чести сестры служил не в захудалом гарнизоне, а в лейб-гвардии Семёновском полку — одной из самых привилегированных частей гвардии. Но разрыв между наследником состояния графа Орлова и дочерью генерала был столь большим, а тщеславие матери столь велико, что этот социальный конфликт привёл к двум смертям, взбудоражившим общественное мнение всей России.

Обычаи золотого века

Дуэль в эпоху золотого века была настолько привычной, что чуть ли не все знаменитости того времени отметились участием в поединке или, по крайней мере, вызовом к барьеру.

Множество раз дрались Пушкин и Рылеев, чуть было не стрелялся с Тургеневым молодой Лев Толстой. А другой граф Толстой — Фёдор, известный по прозвищу Американец, — прославился как первый бретёр (заядлый дуэлянт, готовый драться по любому, даже самому ничтожному поводу; бретёры часто намеренно провоцировали поединок. — Прим.ред.) России. За что он был даже лишён офицерского чина, который, впрочем, вскоре вернул себе благодаря необычайной храбрости. Он несколько десятков раз дрался на дуэли и убил одиннадцать противников. С ним даже чуть было не подрался Пушкин, воспевший великого дуэлянта, философа и картёжника в своих стихах.

Порой возникает ощущение, что русские дворяне дрались или чтобы продемонстрировать собственное благородство, осознанно отводя ствол в сторону, или же стремясь гарантированно убить обидчика.

Пушкин с Дантесом стрелялись с дистанции в 20 шагов, каждый должен был пройти ещё пять шагов до барьера и сделать выстрел на расстоянии всего десяти шагов (меньше, чем на поединке Новосильцева и Чернова). Такие условия иначе как смертельными не назовёшь.

А ведь случались дуэли, когда между барьерами было всего шесть шагов. В этом случае поединщики чуть ли не упирались друг другу в грудь стволами пистолетов.

Считалось нормальным отказаться от выстрела, но противник мог счесть это оскорблением и потребовать повторной дуэли.

Пушкин в повести «Выстрел» описывает, как один из дуэлянтов оставил за собой право на последний выстрел. Такое хотя и могло произойти, было крайне маловероятно: считалось, что если поединок завершился и дуэлянты разошлись удовлетворёнными его результатами, то требовать продолжения будет бесчестным поступком.

Когда в 1822 году сам Пушкин стрелялся с Зубовым, он после выстрела офицера просто опустил пистолет и ушёл, после чего дуэль завершилась сама собой.

На дуэль вызывали даже особ царственной крови. Вызовы получали и цесаревич Константин, и император Николай I. Но драться с носителем короны считалось недостойным, ведь член царствующей фамилии в ответе не только за свою честь, но и за всё государство. Поэтому такие вызовы заканчивались извинениями и примирением сторон.