О взлетах и падениях души Фрай знает не понаслышке.

1. Главное, в чем я хотел бы быть уверенным, — что в нашем мире превыше таланта, превыше энергии, сосредоточения, целеустремленности и всего остального стоит доброта. Чем больше в мире доброты и жизнерадостности, тем этот мир всегда лучше. А все большие слова — добродетель, справедливость, истина — карлики по сравнению с величием доброты.
2. Бросьте выяснять, что общего у успешных людей, посмотрите лучше, что объединяет всех людей неуспешных: они все время говорят только о себе. «Мне нужно сделать это, мне нужно то…» — первые два слова обычно «мне нужно». Потому-то их никто и не любит, и поэтому они никогда не получат того, что хотят, из-за своего вечного «мне надо, я, меня, я, мой»… Интересуйся окружающими, пользуйся глазами, чтобы смотреть на мир вокруг, а не на самого себя, и тогда ты встроишься, станешь интересным, и люди к тебе потянутся. Они тянутся к теплу и очарованию, которые излучают те, кому искренне интересны другие.
3. Много раз я прикладывал руку к груди, чтобы ощутить, как под ее астматической дрожью бьется мотор сердца, вздымаются легкие, циркулирует кровь. В этих ощущениях меня поражало, насколько огромна сила, которой я обладаю. Не волшебная, а настоящая сила. Силы просто жить и сопротивляться трудностям уже достаточно, но я чувствовал, что у меня есть еще и сила творить, приумножать, радовать, развлекать и видоизменять.
4. Однажды я чуть было не издал книгу в жанре полезных советов. Она называлась бы «Стивен Фрай — о том, как стать счастливым: успех гарантирован!». Люди, купив ее, обнаруживали бы, что она состоит из пустых страниц, и только на первой написано: «Перестаньте себя жалеть — и вы будете счастливы». А остальные страницы предназначены для рисунков или записи интересных идей, — вот какая это была бы книжка, причем чистая правда. Так и хочется воскликнуть: «О, как все просто!» Но нет, на самом деле перестать себя жалеть вовсе не просто, это чертовски трудно. Потому что нам всегда себя жаль, в конце концов, вся Книга Бытия ровно об этом.
5. Мне иногда помогает думать о настроении и чувствах, как мы думаем о погоде. Вот несколько очевидных фактов: погода реальна; ее невозможно изменить, просто пожелав, чтобы она изменилась. Если темно и идет дождь, значит, темно и идет дождь, и мы это не исправим. Сумрак и дождь могут продержаться две недели кряду. Но когда-нибудь снова станет солнечно. Приблизить этот день не в нашей власти, но солнце появится, он настанет.
   Точно так же и с настроением, мне кажется. Неверно думать, будто наши чувства иллюзорны, нет, они вполне реальны. Депрессия, тревога, апатия так же реальны, как погода, и точно так же нам неподвластны. И никто в этом не виноват. Но и они пройдут, непременно пройдут. Как мы смиряемся с погодой, так же приходится смиряться и с тем, какой иногда кажется жизнь. «Сегодня мерзкий день», — констатируем мы, и это вполне реалистичный подход, помогающий нам обзавестись чем-то наподобие мысленного зонтика. «Эй-эй, тут дождь, я в этом не виноват и ничего не могу с этим поделать, надо переждать. А завтра вполне может выглянуть солнышко, и уж тут-то я своего не упущу».
6. Некоторые уверены, будто их самореализации мешают многочисленные азиаты в Англии, существование королевской семьи, интенсивность дорожного движения у них под окнами, злокозненность профсоюзов, власть бесчувственных работодателей, нежелание служб здравоохранения серьезно отнестись к их состоянию, коммунизм, капитализм, атеизм, да что угодно, на самом деле, — за исключением только их собственной тщетной и бездумной неспособности взять себя в руки.
7. У меня имеется теория — большая часть бед нашего глупого и упоительного мира проистекает из того, что мы то и дело извиняемся за то, за что извиняться ничуть не следует. А вот за то, за что следует, извиняться считаем не обязательным. […] Мне следует просить прощения за вероломство, пренебрежение, обман, жестокость, отсутствие доброты, тщеславие и низость, но не за побуждения, внушенные мне моими гениталиями, и уж тем более не за сердечные порывы. Я могу сожалеть об этих порывах, горько о них сокрушаться, а по временам ругать их, клясть и посылать к чертовой матери, но извиняться — нет, при условии, что они никому не приносят вреда. Культура, которая требует, чтобы люди просили прощения за то, в чем они не повинны, — вот вам хорошее определение тирании, как я ее понимаю.
8. Парадоксальным образом ненависть к себе — один из главных симптомов клинического нарциссизма. Лишь рассказывая самим себе и всему миру, как мы себя ненавидим, мы обеспечиваем себе водопад похвал и выражений восхищения, которого, как мы полагаем, заслуживаем.
9. Вероятно, сейчас я счастливее, чем прежде, и все же должен признать, что променял бы всего себя, такого, каким стал, на то, чтобы быть тобой, вечно несчастным, нервным, диким, недоумевающим и отчаявшимся 16-летним Стивеном. Злым, объятым тревогой и несуразным, но живым. Потому что ты умеешь чувствовать, а уметь чувствовать — важнее, чем то, как себя чувствуешь. Омертвление души — единственное непростительное преступление, а если счастье на что-то и способно, так это на то, чтобы замаскировать омертвление души.
10. Если вдуматься, у любви нет цели — это и делает ее столь величественной. Цель есть у секса, в смысле разрядки или, иногда, размножения, но любовь, как любое искусство, по выражению Оскара Уайльда, бесполезна. Именно бесполезные вещи делают жизнь заслуживающей того, чтобы жить, и одновременно полной угроз: вино, любовь, искусство, красота. Без них жизнь безопасна, но не стоит беспокойства.