История дефибриллятора
Наука и образование
| 06.03.2023
| Читали: 605
Их считали безумными за попытки вживить в человека дефибриллятор. Сегодня прибор врачей Мауэра и Мировски спасает от остановки сердца миллионы жизней.
архив
В апреле этого года в больнице Денвера умер 89-летний Мортон Мауэр – один из двух создателей имплантируемого кардиовертера-дефибриллятора. Его соавтор Мишель Мировски ушел из жизни гораздо раньше – еще в 1990 году. Долгие годы Мортон Мауэр и Мишель Мировски выглядели в глазах медицинского сообщества как классические безумные ученые. Их идея вживить дефибриллятор в тело человека казалась абсурдной и опасной.
Два врача-еврея познакомились в 1960-е в больнице Синая в Балтиморе. Но их пути с самого детства были настолько разными, что удивительно, как они вообще пересеклись. Будущие кардиологи появились на свет за тысячи километров друг от друга с разницей в восемь с лишним лет. Мордехай Фридман – Мишелем Мировски он станет гораздо позже – родился 14 октября 1924 года в Варшаве. Мортон Мауэр – 31 января 1933 года в Балтиморе.
Оба происходили из небогатых семей и до поры до времени вели более-менее похожую мальчишескую жизнь. Отец Мауэра был сапожником, мать сидела дома с тремя детьми – так что уже в начальной школе маленький Мортон по мелочи подрабатывал в купальнях с соленой водой, принадлежавших дяде, а потом стал продавцом в дядином же магазине игрушек.
В 15 лет вполне, казалось бы, житейская ситуация определила его дальнейшую судьбу. Дядя заболел, и к нему стал регулярно приходить семейный терапевт. Сын Мортона вспоминал позже: «Отца восхитило, как его семья относится к врачу. На доктора смотрели снизу вверх и обращались с ним, как с королем». Мортон подумал, что и сам был бы не прочь стать столь уважаемым человеком, и решил посвятить себя медицине. Дядин терапевт, сам того не зная, оказался вершителем судеб.
По странному совпадению переломный момент в жизни его будущего коллеги и соавтора тоже наступил в 15 лет. Но, увы, совсем по другой причине: в 1939 году нацистская Германия оккупировала Польшу, и семья Мордехая Фридмана оказалась в Варшавском гетто. Чтобы спасти сына, отец записал его в метриках как Мечислава Мировского, пытаясь выдать за поляка. В результате сыну удалось бежать из гетто.
Мировский вместе с другом пересек советско-польскую границу и оказался на территории современной Украины. Но и туда вскоре пришли гитлеровцы – в следующие годы ему приходилось прятаться и перебираться с одного места на другое.
Ближе к концу войны Мировский вступил в Войско Польское. В его составе в 1944 году он вернулся в Варшаву, где узнал, что никого из родных не осталось в живых. Для него стало священным долгом исполнить последнее желание отца: при расставании в гетто тот сказал, что был бы счастлив, если бы его сын стал врачом.
Мировский поступил в Гданьский университет на медицинский факультет, но спустя год пришел к выводу, что с Польшей его уже ничто не связывает. К тому времени он успел стать убежденным сионистом. «После всего, что произошло, я понял, что евреи должны жить в собственной стране, чтобы выжить, – говорил он. – Польша для меня стала кладбищем, и я сказал себе, что больше никогда туда не вернусь». В 1947 году он уехал в Палестину, но на Земле обетованной, куда он так стремился, в то время не было действующих медицинских школ.
Поэтому он перебрался во Францию и поступил на медицинский факультет Лионского университета. Там он познакомился со студенткой Анной, на которой вскоре и женился. Анна называла его на французский манер Мишелем, а польская фамилия во Франции перестала склоняться. Так Мордехай Фридман, превратившийся было в Мечислава Мировского, наконец стал Мишелем Мировски – под этим именем он и обретет мировую славу.
Путь Мауэра к профессии врача не был столь тернист. В 1955-м он получил диплом бакалавра в родном Балтиморе. Затем продолжил обучение в Мэрилендском университете, отслужил в армии, женился – он проживет с супругой всю свою жизнь – и наконец стал работать врачом-кардиологом в местной Синайской больнице. Там же в 1968-м отделение кардиопомощи возглавил приглашенный из Израиля Мишель Мировски.
К тому времени Мировски уже вынашивал идею дефибриллятора, который можно было бы имплантировать в человеческое тело. На эту мысль его натолкнула личная трагедия – смерть коллеги и наставника Гарри Хеллера, под началом которого Мировски работал в Тель-Авиве.
Хеллер умер от желудочковой тахикардии дома за ужином. Ему бы мог помочь дефибриллятор, но его важно применить, пока сердце еще бьется. Вопреки стереотипу, который тиражируют фильмы и сериалы, дефибриллятор не запускает остановившееся сердце.
Если на мониторе появляется та самая прямая линия, бесполезно хвататься за дефибриллятор с криками «Мы его теряем!». В этой ситуации могут подействовать кардиостимуляторы и сердечно-легочная реанимация. А вот разряд – если сердце уже не бьется – только загонит последний гвоздь в крышку гроба.
Дефибриллятор призван устранять опасные нарушения ритма: он как бы «перезапускает» сердце. Но если его не применить в течение первых 8–10 минут, то с большой вероятностью человек умрет.
Поскольку приступы у Хеллера случались и раньше, ему предлагали лечь в стационар, где дефибриллятор всегда под рукой. Но он отказался, не желая провести остаток жизни в больничной палате. Мировски задумался: а можно ли создать такой дефибриллятор, который всегда будет при пациенте и позволит тому вести полноценную жизнь? Нельзя ли имплантировать прибор внутрь тканей грудной клетки?
Медицинское сообщество того времени нашло эту мысль даже не революционной, а еретической. Никто не мог представить, что человек может ходить со «встроенным» прибором. Мировски повсеместно критиковали, но когда в Балтиморе он поделился идеей с Мауэром, тот пришел в восторг от открывающихся перспектив. «Я не видел ни одной веской причины, по которой его нельзя было сделать», – вспоминал Мауэр позже.
Работу над проектом два врача начали в 1969 году. Коллеги приняли их идею в штыки: называли обоих «безумцами, которые пытаются заложить в грудь человека бомбу замедленного действия». На первых порах против них был настроен и создатель внешнего дефибриллятора Бернард Лаун – кстати говоря, тоже еврей родом из Литвы. Он заявлял, что приступы фибрилляции желудочков встречаются не так уж и часто, и что таких пациентов следует лечить в кардиоотделениях. Решение «вшивать» дефибриллятор прямо в тело Лаун называл «сомнительным» и «несовершенным».
Однако Мировски и Мауэр не обращали внимания на скепсис и продолжали работать над проектом. В 1972 году они начали сотрудничать с небольшой компанией по производству медоборудования Medrad. Ее основателя Стивена Хейлмана и ведущего инженера Алоиза Лангера в будущем укажут как соавторов революционной разработки. Как и Мировски с Мауэром они станут членами Национального зала изобретателей США. Но это признание придет много позже.
А до него команда четырех единомышленников долгие годы работала на голом энтузиазме без всякой поддержки и грантов. Испытанный действующий прототип появился только в 1980 году. Тогда же его запатентовали и впервые вживили пациенту с сердечной аритмией. «Операционное отделение было переполнено, – вспоминал Мауэр. – Вся больница говорила о том, что двое сумасшедших пытаются поставить автоматический дефибриллятор. Если бы что-то пошло не так, мы бы никогда этого не пережили». К счастью, обошлось без ЧП. Пациент прожил после операции еще десять лет, а его смерть никак не была связана с вживленным устройством.
Разработка Мировски и Мауэра получила официальное одобрение со стороны Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США в 1985 году. Тогда же началось ее коммерческое использование. На тот момент уже более 800 пациентов вели полноценную жизнь благодаря их дефибриллятору. Первый прибор был примерно с пачку сигарет и весил около 250 граммов. Его вживляли под кожу в области плеча.
С тех пор аппараты сильно уменьшились – сейчас они весят всего 70 граммов, но основной принцип их работы не изменился.
Два некогда «безумных», а теперь почитаемых ученых продолжали совершенствовать свой дефибриллятор. Мировски умер от рака в 1990 году, и дальше Мауэр работал один вплоть до самой смерти – тоже от рака – в апреле 2022 года.
Впрочем, Мауэр занимался не только дефибрилляторами. Ему принадлежит более 80 патентов в самых разных областях. Например, одной из его разработок стали лыжные ботинки, улучшающие перенос веса спортсмена во время катания: сам Мауэр был заядлым лыжником. Он также увлекался изобразительным искусством и благодаря деньгам, вырученным от изобретений, смог собрать завидную коллекцию.
Впрочем, далеко не все средства ушли на картины – немалую долю Мауэр направил на благотворительность. Он и его жена участвовали в работе нескольких еврейских организаций, помогающих людям с алкогольной и наркотической зависимостью вернуться к нормальной жизни. Но его главным творением все же остался дефибриллятор.
Сегодня только в США с ними живут более 800 тысяч человек: ежемесячно пациентам «вживляют» около десяти тысяч новых имплантов. До сих пор это самый надежный – и часто единственный – способ защититься от внезапной сердечной смерти.
/КР:/
Соблюдение традиций не должно мешать получению профессионального образования... Великолепная команда врачей - учёных евреев.../
Два врача-еврея познакомились в 1960-е в больнице Синая в Балтиморе. Но их пути с самого детства были настолько разными, что удивительно, как они вообще пересеклись. Будущие кардиологи появились на свет за тысячи километров друг от друга с разницей в восемь с лишним лет. Мордехай Фридман – Мишелем Мировски он станет гораздо позже – родился 14 октября 1924 года в Варшаве. Мортон Мауэр – 31 января 1933 года в Балтиморе.
Оба происходили из небогатых семей и до поры до времени вели более-менее похожую мальчишескую жизнь. Отец Мауэра был сапожником, мать сидела дома с тремя детьми – так что уже в начальной школе маленький Мортон по мелочи подрабатывал в купальнях с соленой водой, принадлежавших дяде, а потом стал продавцом в дядином же магазине игрушек.
В 15 лет вполне, казалось бы, житейская ситуация определила его дальнейшую судьбу. Дядя заболел, и к нему стал регулярно приходить семейный терапевт. Сын Мортона вспоминал позже: «Отца восхитило, как его семья относится к врачу. На доктора смотрели снизу вверх и обращались с ним, как с королем». Мортон подумал, что и сам был бы не прочь стать столь уважаемым человеком, и решил посвятить себя медицине. Дядин терапевт, сам того не зная, оказался вершителем судеб.
По странному совпадению переломный момент в жизни его будущего коллеги и соавтора тоже наступил в 15 лет. Но, увы, совсем по другой причине: в 1939 году нацистская Германия оккупировала Польшу, и семья Мордехая Фридмана оказалась в Варшавском гетто. Чтобы спасти сына, отец записал его в метриках как Мечислава Мировского, пытаясь выдать за поляка. В результате сыну удалось бежать из гетто.
Мировский вместе с другом пересек советско-польскую границу и оказался на территории современной Украины. Но и туда вскоре пришли гитлеровцы – в следующие годы ему приходилось прятаться и перебираться с одного места на другое.
Ближе к концу войны Мировский вступил в Войско Польское. В его составе в 1944 году он вернулся в Варшаву, где узнал, что никого из родных не осталось в живых. Для него стало священным долгом исполнить последнее желание отца: при расставании в гетто тот сказал, что был бы счастлив, если бы его сын стал врачом.
Мировский поступил в Гданьский университет на медицинский факультет, но спустя год пришел к выводу, что с Польшей его уже ничто не связывает. К тому времени он успел стать убежденным сионистом. «После всего, что произошло, я понял, что евреи должны жить в собственной стране, чтобы выжить, – говорил он. – Польша для меня стала кладбищем, и я сказал себе, что больше никогда туда не вернусь». В 1947 году он уехал в Палестину, но на Земле обетованной, куда он так стремился, в то время не было действующих медицинских школ.
Поэтому он перебрался во Францию и поступил на медицинский факультет Лионского университета. Там он познакомился со студенткой Анной, на которой вскоре и женился. Анна называла его на французский манер Мишелем, а польская фамилия во Франции перестала склоняться. Так Мордехай Фридман, превратившийся было в Мечислава Мировского, наконец стал Мишелем Мировски – под этим именем он и обретет мировую славу.
Путь Мауэра к профессии врача не был столь тернист. В 1955-м он получил диплом бакалавра в родном Балтиморе. Затем продолжил обучение в Мэрилендском университете, отслужил в армии, женился – он проживет с супругой всю свою жизнь – и наконец стал работать врачом-кардиологом в местной Синайской больнице. Там же в 1968-м отделение кардиопомощи возглавил приглашенный из Израиля Мишель Мировски.
К тому времени Мировски уже вынашивал идею дефибриллятора, который можно было бы имплантировать в человеческое тело. На эту мысль его натолкнула личная трагедия – смерть коллеги и наставника Гарри Хеллера, под началом которого Мировски работал в Тель-Авиве.
Хеллер умер от желудочковой тахикардии дома за ужином. Ему бы мог помочь дефибриллятор, но его важно применить, пока сердце еще бьется. Вопреки стереотипу, который тиражируют фильмы и сериалы, дефибриллятор не запускает остановившееся сердце.
Если на мониторе появляется та самая прямая линия, бесполезно хвататься за дефибриллятор с криками «Мы его теряем!». В этой ситуации могут подействовать кардиостимуляторы и сердечно-легочная реанимация. А вот разряд – если сердце уже не бьется – только загонит последний гвоздь в крышку гроба.
Дефибриллятор призван устранять опасные нарушения ритма: он как бы «перезапускает» сердце. Но если его не применить в течение первых 8–10 минут, то с большой вероятностью человек умрет.
Поскольку приступы у Хеллера случались и раньше, ему предлагали лечь в стационар, где дефибриллятор всегда под рукой. Но он отказался, не желая провести остаток жизни в больничной палате. Мировски задумался: а можно ли создать такой дефибриллятор, который всегда будет при пациенте и позволит тому вести полноценную жизнь? Нельзя ли имплантировать прибор внутрь тканей грудной клетки?
Медицинское сообщество того времени нашло эту мысль даже не революционной, а еретической. Никто не мог представить, что человек может ходить со «встроенным» прибором. Мировски повсеместно критиковали, но когда в Балтиморе он поделился идеей с Мауэром, тот пришел в восторг от открывающихся перспектив. «Я не видел ни одной веской причины, по которой его нельзя было сделать», – вспоминал Мауэр позже.
Работу над проектом два врача начали в 1969 году. Коллеги приняли их идею в штыки: называли обоих «безумцами, которые пытаются заложить в грудь человека бомбу замедленного действия». На первых порах против них был настроен и создатель внешнего дефибриллятора Бернард Лаун – кстати говоря, тоже еврей родом из Литвы. Он заявлял, что приступы фибрилляции желудочков встречаются не так уж и часто, и что таких пациентов следует лечить в кардиоотделениях. Решение «вшивать» дефибриллятор прямо в тело Лаун называл «сомнительным» и «несовершенным».
Однако Мировски и Мауэр не обращали внимания на скепсис и продолжали работать над проектом. В 1972 году они начали сотрудничать с небольшой компанией по производству медоборудования Medrad. Ее основателя Стивена Хейлмана и ведущего инженера Алоиза Лангера в будущем укажут как соавторов революционной разработки. Как и Мировски с Мауэром они станут членами Национального зала изобретателей США. Но это признание придет много позже.
А до него команда четырех единомышленников долгие годы работала на голом энтузиазме без всякой поддержки и грантов. Испытанный действующий прототип появился только в 1980 году. Тогда же его запатентовали и впервые вживили пациенту с сердечной аритмией. «Операционное отделение было переполнено, – вспоминал Мауэр. – Вся больница говорила о том, что двое сумасшедших пытаются поставить автоматический дефибриллятор. Если бы что-то пошло не так, мы бы никогда этого не пережили». К счастью, обошлось без ЧП. Пациент прожил после операции еще десять лет, а его смерть никак не была связана с вживленным устройством.
Разработка Мировски и Мауэра получила официальное одобрение со стороны Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США в 1985 году. Тогда же началось ее коммерческое использование. На тот момент уже более 800 пациентов вели полноценную жизнь благодаря их дефибриллятору. Первый прибор был примерно с пачку сигарет и весил около 250 граммов. Его вживляли под кожу в области плеча.
С тех пор аппараты сильно уменьшились – сейчас они весят всего 70 граммов, но основной принцип их работы не изменился.
Два некогда «безумных», а теперь почитаемых ученых продолжали совершенствовать свой дефибриллятор. Мировски умер от рака в 1990 году, и дальше Мауэр работал один вплоть до самой смерти – тоже от рака – в апреле 2022 года.
Впрочем, Мауэр занимался не только дефибрилляторами. Ему принадлежит более 80 патентов в самых разных областях. Например, одной из его разработок стали лыжные ботинки, улучшающие перенос веса спортсмена во время катания: сам Мауэр был заядлым лыжником. Он также увлекался изобразительным искусством и благодаря деньгам, вырученным от изобретений, смог собрать завидную коллекцию.
Впрочем, далеко не все средства ушли на картины – немалую долю Мауэр направил на благотворительность. Он и его жена участвовали в работе нескольких еврейских организаций, помогающих людям с алкогольной и наркотической зависимостью вернуться к нормальной жизни. Но его главным творением все же остался дефибриллятор.
Сегодня только в США с ними живут более 800 тысяч человек: ежемесячно пациентам «вживляют» около десяти тысяч новых имплантов. До сих пор это самый надежный – и часто единственный – способ защититься от внезапной сердечной смерти.
/КР:/
Соблюдение традиций не должно мешать получению профессионального образования... Великолепная команда врачей - учёных евреев.../
Переслал: ЗЗЗина Зарипова - Израиль
15
0
|
|
|
| |
