[]
Иерусалим |
|
Москва |
|
Нью-Йорк |
|
Берлин |
ЛИШЕННЫЕ ГРАЖДАНСТВА - Анжелика Огарева
Очерки, воспоминания
| 12.09.2023
| Читали: 530
Галину Вишневскую в нашем доме не любили. Жены композиторов патологически ей завидовали. А Вишневская просто и со вкусом их презирала. У нее действительно был прекрасный вкус, она всегда была чудесно одета, без плебейской вычурности.
архив
Я ей всегда симпатизировала. У Галины Вишневской был прямой и сильный характер. Она говорила то, что думала, невзирая на лица. Композиторским женам Вишневская не давала спуску, и они ее боялись.
К Мстиславу Ростроповичу наш дом относился неплохо. Всем женам композиторов Ростропович дарил комплименты и называл их «девчОнками». Это действовало подобно бальзаму для души, поэтому, когда Ростропович сразу после вселения в дом в 1956 году обходил все квартиры, чтобы получить подпись, без созыва кооперативного собрания, они радостно подписывали. При каждом визите Ростропович шутил, рассказывал что-то интересное. Он был веселым и остроумным человеком. Подписи были нужны для предоставления в Моссовет, когда в его квартире нужно было сносить стены, чтобы сделать небольшой зал. Мэр Промыслов был другом Ростроповича и дал разрешение на перестройку. Ну как тут не завидовать!
Проблемы с жильцами нашего дома у Ростроповича начались с самого начала. Он, Вишневская и на тот момент одна дочь Ольга должны были въехать в четырехкомнатную, уже выплаченную квартиру. Кооперативное собрание решило, что четыре комнаты на троих — это чересчур много. Борьба была долгой, семья не могла въехать в свою квартиру. В конце концов Галина Вишневская обратилась к председателю совета министров Николаю Булганину. Он был ее поклонником. Присутствовал на спектаклях Большого театра с участием Галины Вишневской, с энтузиазмом аплодировал и дарил цветы. Проблема была решена. Вишневская, Ростропович и дочь въехали в свою квартиру. Именно с этого момента в нашем доме стали муссировать сплетню, что Галина Вишневская — любовница Булганина. Я воспринимаю это как месть Мстиславу Ростроповичу за победу над кооперативным собранием нашего дома.
Не помню точно, в каком году в нашем дворе появился микроавтобус компании «Мерседес». Все подходили и смотрели. Четыре койки, холодильник, умывальник. В гараж автобус не поместился, слишком большой. Микроавтобус Ростропович приобрел для семьи, и очень кстати: когда поездки за рубеж запретили, остались в основном поездки по областям и деревням! И вдруг конфуз! Из-под носа министерства внутренних дел, находившегося на Огарева, 6, украли микроавтобус «Мерседес» с Огарева, 13. Но воры оказались исключительно незадачливыми. Такая машина в Советском Союзе была только одна, и принадлежала она Мстиславу Ростроповичу. Чета Вишневская-Ростропович дружила с семьей Щелокова. Микроавтобус нашелся мгновенно.
Расскажу теперь о периоде, предшествовавшем отъезду Ростроповича и Вишневской на Запад. Уезжали выдающиеся музыканты из-за травли, которая началась вслед за тем, как Ростропович и Вишневская поселили Солженицына у себя на даче в Жуковке в 1969 году. После этого жить семье Ростроповича и Вишневской в Москве с каждым днем становилось все тяжелее. Многие друзья, которых принимали у себя дома Ростропович и Вишневская, теперь перестали здороваться и отворачивались при встрече. Некоторые господа-композиторы вели себя омерзительно. Жены этих композиторов, которым было нечего делать, создали домком и судачили на лестничных клетках. Сплетницы говорили, что в таком положении Ростропович и дети оказались только из-за Вишневской. Что это была ее идея – поселить Солженицына на даче, и называли Мстислава Ростроповича «подкаблучником». Мстислав Ростропович все больше погружался в депрессию. У меня было впечатление, что жены-общественницы выслуживаются перед КГБ, ибо издевательства, чинимые этой организацией, происходили на глазах жильцов дома композиторов.
Вот один из эпизодов, рассказанный не один раз лифтером второго подъезда нашего дома: в тот день она, как обычно, спросила у незнакомого мужчины, в какую квартиру он поднимается. Мужчина назвал номер квартиры, фамилию жильцов и проследовал в открытую дверь лифта. Находившаяся в кабине лифта старшая дочь Ростроповича Ольга слышала это. Человек был модно одет и по виду вполне располагал к общению. Лифт начал медленно подниматься, и мужчина потребовал у нее часы и деньги. Денег в кошельке почти не было, часы ценности не представляли. Лифт остановился. Мужчина спокойно открыл внутренние дверцы лифта, потом металлическую дверь и вышел. Спустился «вор» уже через первый подъезд. Ольга была сильно испугана. Вишневская была в бешенстве. Мстислав Леопольдович сильно подавлен. Такого рода эпизоды случались не единожды. Однажды девочки раньше времени вернулись из ЦМШ. Отменили два последних урока. Они прибежали домой, а туалет закрыт изнутри. Оказалось, что там Мстислав Ростропович. Вызвали нашего слесаря. Он вынул дверь. Мстислав Ростропович выпил почти смертельную дозу снотворного. Успели. Откачали.
К 1973 году звездную пару полностью лишили возможности вести концертную деятельность.
В 1973 году в Москве гастролировал Сейдзи Озава. Он узнал о бедственном положении Мстислава Ростроповича, которому на государственном уровне запретили гастроли за рубежом, лживо утверждая, что он тяжело болен. Озава заявил, что не выступит в Большом зале Консерватории без участия Ростроповича. Мстислав Ростропович исполнил свой любимый концерт Дворжака для виолончели с оркестром.
В январе 1974 года министр культуры Фурцева находилась в Париже. Там у нее была встреча с Иегуди Менухиным, который организовал приглашение Ростроповича за границу. У Ростроповича должны были быть концерты в Париже.
— Зачем вы тогда на международном симпозиуме в Москве (1971 г.) говорили о Солженицыне и Шостаковиче? Вы встречались с Солженицыным? — спросила Фурцева. Менухин вовремя вспомнил, что писатель все еще жил на даче Ростроповича, и ответил отрицательно. Фурцева продолжала:
— Ростропович очень больной человек. Он не может участвовать в международных конкурсах и концертах.
Менухин немедленно позвонил в Москву. Вишневская ответила: «Слава прекрасно себя чувствует! Он час назад звонил из Тбилиси. У него гастроли в Грузии. Кто тебе сказал, что он болен?!» Менухин тут же дал телеграмму Брежневу, в которой сообщал, что в случае отмены гастролей Ростроповича на Западе ему, Менухину, придется также отказаться от выступлений и тогда весь мир узнает о лжи советского министра культуры.
Виза была готова на следующий день, и Ростропович вылетел в Париж.
«Когда я встретил в аэропорту Славу, он бросился ко мне, мы обнялись, он заплакал. На следующий день после репетиции мы пошли гулять по парижским улицам. Слава напоминал школьника после сурового наказания. Он смеялся, шутил, радовался парижской весне. Это был замечательный день».
18 апреля 1974 года с официальным визитом в Москву прибыл сенатор Эдвард Кеннеди. Его жена передала Брежневу письмо Леонарда Бернстайна и других деятелей искусства США. В письме содержалась просьба выпустить из Советского Союза Ростроповича с семьей. В ходе того визита в Москву сенатор Кеннеди ратовал за право советских евреев эмигрировать из СССР.
Вслед за этим Мстислав Ростропович обратился к Леониду Брежневу с просьбой о разрешении выезда за границу на длительный срок. Министерство культуры, как видно, ожидало такого шага звездной пары, ибо отреагировало мгновенно, не прошло и часа с момента подачи, как положительный ответ был получен. Министерство оформило отъезд как командировку на два года. На самом же деле советский режим вынудил Галину Вишневскую, Мстислава Ростроповича и дочерей Ольгу и Елену покинуть СССР. Уезжали они по очереди. 26 мая улетел Мстислав Ростропович с ньюфаундлендом Кузей и виолончелью, а 26 августа Галина Вишневская с дочерьми.
Перед отъездом в 1974 году Ростропович получил разрешение дать последний, прощальный концерт в БЗК. Он выступил как дирижер. Мстислав Ростропович дирижировал шестой симфонией Чайковского. В концерте принимал участие его ученик Иван Монигетти, который исполнил фантазию Чайковского «Рококо». В тот год он получил вторую премию на конкурсе Чайковского. Мстиславу Ростроповичу играть в этом концерте запретили. Прощальный концерт запомнился навсегда. Многие плакали. У Галины Павловны по щекам текли слезы. Все присутствующие понимали, что Ростропович и Вишневская уезжают не на два года, а покидают страну навсегда…
Я тоже так думала…
Перед отъездом Ростропович заблаговременно отправил свой дом на колесах в Лондон вместе с виолончелями и нотами. Забегая вперед, расскажу, что, прибыв в Лондон, Ростропович немедленно его покинул, ибо закон, принятый более 100 лет назад в Британии по поводу собачьего бешенства, гласил, что любимый, добрейший, лохматый бело-коричневой масти ньюфаундленд Кузя должен был шесть месяцев находиться в карантине. Ростропович и Кузя уехали во Францию. В Париже Мстислав Леопольдович снял трехкомнатный номер в отеле неподалеку от Булонского леса. Из СССР он уехал абсолютно без денег и рассчитывал на гастроли в Лондоне, но, как известно, покинул его сразу по прибытии. Ростропович собирался одолжить деньги у Солженицына, покинувшего Советский Союз в середине февраля 1974 года, и позвонил тому в Цюрих. К телефону подошла жена и заявила, что мэтр занят. На следующий день Мстислав Леопольдович позвонил опять. Ответ был тот же. Прошел еще один день, и Ростропович снова позвонил вечером. Солженицын трубку не взял. На Западе у Ростроповича и Солженицына была только одна встреча.
Все это время наши композиторы и главным образом их жены помнили о «проигранном кооперативном собрании» и жаждали реванша. Они решили отнять квартиру у Ростроповича и Вишневской и прибрать к рукам еще одну квартиру в нашем доме, которая принадлежала их дочерям. И это несмотря на то, что дом наш кооперативный, и квартиры семьи Ростроповича были выплачены, в отличие от многих других квартир. В 1977 году в головы общественницам пришла идея, а может быть, подсказали «сверху»: отнять эти квартиры в пользу «нуждающихся» в них композиторов. Как раз в это время в газетах началась травля Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской как отщепенцев, предателей Родины.
И отправились домкомовцы-общественницы за подписями по квартирам нашего Дома композиторов. Главным квартиросъемщиком нашей квартиры был папа. Мы прочли письмо, и я спросила у жены композитора Бернова:
— Юдифь Михайловна, а кому намечается передать эту квартиру?
— Холминову, — ответила она.
Я сделала вид, что не знаю такого композитора.
— Как, он же пишет замечательные песни о Владимире Ильиче Ленине!
— Холминов может выплатить за квартиру Ростроповича и антикварную мебель, белый роскошный Стейнвей, картины и остальные вещи?
— Нет. Он получит ее безвозмездно за честное служение Родине и коммунистической партии…
Папа не подписал.
— Ты представляешь этот ужас, если хор Пятницкого будет горланить песни Холминова в квартире Ростроповича?! — спросила я у отца, когда Бернова ушла. Я ненавидела эти помпезные песни не меньше, чем китайскую музыку!
Решением кооперативного сообщества Дома композиторов Ростроповича и Вишневскую лишили собственной квартиры на Огарева, 13.
Веронику Леопольдовну — сестру Ростроповича из квартиры выгнали, квартиру отняли. Вернее, господа композиторы так думали.
15 марта 1978 года Мстислава Ростроповича и Галину Вишневскую лишили советского гражданства.
А перед этим была организована травля на высшем уровне. Было организовано собрание артистов Большого театра, другие собрания против Вишневской и Ростроповича как предателей родины. Беспрецедентная (на тот момент) травля в центральных газетах. Мстислава Ростроповича лишили членства в Союзе композиторов. Их лишили всех званий, медалей и орденов. Но правительству СССР не удалось организовать «письмо» против Вишневской и Ростроповича. Эмиль Гилельс, Юрий Темирканов, Святослав Рихтер письмо не подписали. Акция была сорвана.
Сестра Ростроповича Вероника жила на даче в Жуковке. В том самом трехэтажном доме, в котором стоял орган и собирались оркестр и хор. Вероника Леопольдовна понимала, что после лишения гражданства будет проведена немедленная конфискация имущества. Она волновалась, зная, что в ходе конфискации квартиры и всего содержимого в ней конфискуют и белый рояль, единственный в СССР. Вероника позвонила музыковеду Раисе Глезер.
Семья Ростроповичей и Глезер дружили десятки лет, и квартиры в ДК они купили на одном этаже. Первая мысль была перенести рояль к Раисе Глезер. Ира Шостакович, жена Дмитрия Дмитриевича, сказала, что можно поставить рояль у нее в квартире, рядом с черным роялем, который Ростропович подарил на шестидесятилетие Шостаковичу. Но к утру пришло сообщение, что Миттеран звонил Брежневу и потребовал, чтобы квартиру Ростроповича не трогали. Затем Мстислав Ростропович подал жалобу в Международный суд в Гааге и квартиры отыграл.
Через день после лишения гражданства СССР Галина Вишневская написала письмо Брежневу:
"Гражданин Председатель Верховного Совета Союза ССР! Верховный Совет Союза ССР, который Вы возглавляете, лишил нас советского гражданства. Точнее, Вы лишаете нас возможности жить и умереть на своей земле, на которой мы родились и которой небезуспешно отдали почти полвека нашей жизни, посвящая наш труд и талант своему народу. Наш вклад в советское искусство был оценен советским правительством присвоением нам высших наград СССР: солистке Большого театра Галине Вишневской — звания народной артистки СССР и ордена Ленина, а Мстиславу Ростроповичу — Сталинской премии, Ленинской премии, звания народного артиста СССР и степени профессора Московской консерватории.
Мы — музыканты. Мы мыслим и живем музыкой. Наше мироощущение, наши взгляды, наше отношение к людям и событиям полностью вытекают из пашей профессии. Предъявленные нам Верховным Советом обвинения являются чистейшим вымыслом. Мы никогда ни в каких антисоветских организациях, как на своей родине, так и за рубежом, не участвовали. Вы не хуже других знаете, что единственной нашей «виной» было то, что мы дали приют в своем доме писателю А. Солженицыну.
За это, с Вашей санкции, на нас были обрушены всяческие преследования, пережить которые было для нас невозможно: отмены концертов, запреты гастролей за рубежом, бойкот радио, телевидения, печати, попытка парализовать нашу музыкальную деятельность. Трижды, еще будучи в России, Ростропович обращался к Вам: первый раз с письмом и дважды с телеграммами с просьбой помочь нам, но ни Вы, ни кто-либо из Ваших подчиненных даже не откликнулся на этот крик души.
Таким образом, Вы вынудили нас просить об отъезде за границу на длительный срок, и это было оформлено как командировка Министерства культуры СССР. Но, видимо, Вам не хватило наших слез на родине, Вы нас и здесь настигли. Теперь Вашим именем «борца за мир и права человека» нас морально расстреливают в спину по сфабрикованному обвинению, лишая нас права вернуться на родину. Советское правительство имеет возможность издеваться над ныне живущими в России большими писателями: Владимовым, Войновичем, Зиновьевым — и Вы, наверное, думаете, что выбросили нас на свалку, куда в свое время выбросили Рахманинова, Шаляпина, Стравинского, Кандинского, Шемякина, Неизвестного, Бунина, Солженицына, Максимова, Некрасова.
В Ваших силах заставить нас переменить место жительства, но Вы бессильны переменить наши сердца, и, где бы мы ни находились, мы будем продолжать с гордостью за русский народ и с любовью к нему нести наше искусство.
Мы никогда не занимались, не занимаемся и не намерены заниматься политикой, ибо органически не расположены к этому роду деятельности. Но, будучи артистами по профессии и по призванию, мы не могли и не можем остаться равнодушными к судьбе своих собратьев по искусству. Этим и были продиктованы все наши человеческие и гражданские поступки.
Мы не признаем Вашего права на акт насилия над нами, пока нам не будут предъявлены конкретные обвинения и дана возможность законной защиты от обвинений.
Мы требуем над нами суда в любом месте СССР, в любое время с одним условием, чтобы этот процесс был открытым.
Мы надеемся, что на это четвертое к Вам обращение Вы откликнетесь, а если нет, то, может быть, хотя бы краска стыда зальет Ваши щеки.
Париж, 17.III.1978"
В январе 1990 года Галине Вишневской и Мстиславу Ростроповичу вернули советское гражданство. Вишневская заявила, что они никогда не отказывались от гражданства и поэтому и возвращать его не надо. Для того чтобы они приехали в СССР, правительство должно принести им извинения на самом высоком уровне, через газеты, телевидение, так, чтобы весь мир узнал об этом! Так, чтобы услышали в самых глухих уголках СССР. Принести извинения с точно таким усердием, как тогда, когда объявили их предателями Родины.
Мстислав Ростропович приезжал в Москву в 1990 году. В нашем доме по-разному воспринимали его приезд. Дом был наполнен радостью и страхом тех, кто приложил руку к тому, что свои квартиры Ростроповичу пришлось отвоевывать.
В тот день за дверью квартиры Ростроповича что-то происходило, что-то готовилось. Некоторые композиторы уже знали, что приглашены вечером на фуршет, другие справедливо понимали, что они изгои, и приглашения им не последует. И вот в назначенный час двойные двери квартиры открыли и Мстислав Ростропович пригласил всех жителей Дома композиторов на банкет!
К Мстиславу Ростроповичу наш дом относился неплохо. Всем женам композиторов Ростропович дарил комплименты и называл их «девчОнками». Это действовало подобно бальзаму для души, поэтому, когда Ростропович сразу после вселения в дом в 1956 году обходил все квартиры, чтобы получить подпись, без созыва кооперативного собрания, они радостно подписывали. При каждом визите Ростропович шутил, рассказывал что-то интересное. Он был веселым и остроумным человеком. Подписи были нужны для предоставления в Моссовет, когда в его квартире нужно было сносить стены, чтобы сделать небольшой зал. Мэр Промыслов был другом Ростроповича и дал разрешение на перестройку. Ну как тут не завидовать!
Проблемы с жильцами нашего дома у Ростроповича начались с самого начала. Он, Вишневская и на тот момент одна дочь Ольга должны были въехать в четырехкомнатную, уже выплаченную квартиру. Кооперативное собрание решило, что четыре комнаты на троих — это чересчур много. Борьба была долгой, семья не могла въехать в свою квартиру. В конце концов Галина Вишневская обратилась к председателю совета министров Николаю Булганину. Он был ее поклонником. Присутствовал на спектаклях Большого театра с участием Галины Вишневской, с энтузиазмом аплодировал и дарил цветы. Проблема была решена. Вишневская, Ростропович и дочь въехали в свою квартиру. Именно с этого момента в нашем доме стали муссировать сплетню, что Галина Вишневская — любовница Булганина. Я воспринимаю это как месть Мстиславу Ростроповичу за победу над кооперативным собранием нашего дома.
Не помню точно, в каком году в нашем дворе появился микроавтобус компании «Мерседес». Все подходили и смотрели. Четыре койки, холодильник, умывальник. В гараж автобус не поместился, слишком большой. Микроавтобус Ростропович приобрел для семьи, и очень кстати: когда поездки за рубеж запретили, остались в основном поездки по областям и деревням! И вдруг конфуз! Из-под носа министерства внутренних дел, находившегося на Огарева, 6, украли микроавтобус «Мерседес» с Огарева, 13. Но воры оказались исключительно незадачливыми. Такая машина в Советском Союзе была только одна, и принадлежала она Мстиславу Ростроповичу. Чета Вишневская-Ростропович дружила с семьей Щелокова. Микроавтобус нашелся мгновенно.
Расскажу теперь о периоде, предшествовавшем отъезду Ростроповича и Вишневской на Запад. Уезжали выдающиеся музыканты из-за травли, которая началась вслед за тем, как Ростропович и Вишневская поселили Солженицына у себя на даче в Жуковке в 1969 году. После этого жить семье Ростроповича и Вишневской в Москве с каждым днем становилось все тяжелее. Многие друзья, которых принимали у себя дома Ростропович и Вишневская, теперь перестали здороваться и отворачивались при встрече. Некоторые господа-композиторы вели себя омерзительно. Жены этих композиторов, которым было нечего делать, создали домком и судачили на лестничных клетках. Сплетницы говорили, что в таком положении Ростропович и дети оказались только из-за Вишневской. Что это была ее идея – поселить Солженицына на даче, и называли Мстислава Ростроповича «подкаблучником». Мстислав Ростропович все больше погружался в депрессию. У меня было впечатление, что жены-общественницы выслуживаются перед КГБ, ибо издевательства, чинимые этой организацией, происходили на глазах жильцов дома композиторов.
Вот один из эпизодов, рассказанный не один раз лифтером второго подъезда нашего дома: в тот день она, как обычно, спросила у незнакомого мужчины, в какую квартиру он поднимается. Мужчина назвал номер квартиры, фамилию жильцов и проследовал в открытую дверь лифта. Находившаяся в кабине лифта старшая дочь Ростроповича Ольга слышала это. Человек был модно одет и по виду вполне располагал к общению. Лифт начал медленно подниматься, и мужчина потребовал у нее часы и деньги. Денег в кошельке почти не было, часы ценности не представляли. Лифт остановился. Мужчина спокойно открыл внутренние дверцы лифта, потом металлическую дверь и вышел. Спустился «вор» уже через первый подъезд. Ольга была сильно испугана. Вишневская была в бешенстве. Мстислав Леопольдович сильно подавлен. Такого рода эпизоды случались не единожды. Однажды девочки раньше времени вернулись из ЦМШ. Отменили два последних урока. Они прибежали домой, а туалет закрыт изнутри. Оказалось, что там Мстислав Ростропович. Вызвали нашего слесаря. Он вынул дверь. Мстислав Ростропович выпил почти смертельную дозу снотворного. Успели. Откачали.
К 1973 году звездную пару полностью лишили возможности вести концертную деятельность.
В 1973 году в Москве гастролировал Сейдзи Озава. Он узнал о бедственном положении Мстислава Ростроповича, которому на государственном уровне запретили гастроли за рубежом, лживо утверждая, что он тяжело болен. Озава заявил, что не выступит в Большом зале Консерватории без участия Ростроповича. Мстислав Ростропович исполнил свой любимый концерт Дворжака для виолончели с оркестром.
В январе 1974 года министр культуры Фурцева находилась в Париже. Там у нее была встреча с Иегуди Менухиным, который организовал приглашение Ростроповича за границу. У Ростроповича должны были быть концерты в Париже.
— Зачем вы тогда на международном симпозиуме в Москве (1971 г.) говорили о Солженицыне и Шостаковиче? Вы встречались с Солженицыным? — спросила Фурцева. Менухин вовремя вспомнил, что писатель все еще жил на даче Ростроповича, и ответил отрицательно. Фурцева продолжала:
— Ростропович очень больной человек. Он не может участвовать в международных конкурсах и концертах.
Менухин немедленно позвонил в Москву. Вишневская ответила: «Слава прекрасно себя чувствует! Он час назад звонил из Тбилиси. У него гастроли в Грузии. Кто тебе сказал, что он болен?!» Менухин тут же дал телеграмму Брежневу, в которой сообщал, что в случае отмены гастролей Ростроповича на Западе ему, Менухину, придется также отказаться от выступлений и тогда весь мир узнает о лжи советского министра культуры.
Виза была готова на следующий день, и Ростропович вылетел в Париж.
«Когда я встретил в аэропорту Славу, он бросился ко мне, мы обнялись, он заплакал. На следующий день после репетиции мы пошли гулять по парижским улицам. Слава напоминал школьника после сурового наказания. Он смеялся, шутил, радовался парижской весне. Это был замечательный день».
18 апреля 1974 года с официальным визитом в Москву прибыл сенатор Эдвард Кеннеди. Его жена передала Брежневу письмо Леонарда Бернстайна и других деятелей искусства США. В письме содержалась просьба выпустить из Советского Союза Ростроповича с семьей. В ходе того визита в Москву сенатор Кеннеди ратовал за право советских евреев эмигрировать из СССР.
Вслед за этим Мстислав Ростропович обратился к Леониду Брежневу с просьбой о разрешении выезда за границу на длительный срок. Министерство культуры, как видно, ожидало такого шага звездной пары, ибо отреагировало мгновенно, не прошло и часа с момента подачи, как положительный ответ был получен. Министерство оформило отъезд как командировку на два года. На самом же деле советский режим вынудил Галину Вишневскую, Мстислава Ростроповича и дочерей Ольгу и Елену покинуть СССР. Уезжали они по очереди. 26 мая улетел Мстислав Ростропович с ньюфаундлендом Кузей и виолончелью, а 26 августа Галина Вишневская с дочерьми.
Перед отъездом в 1974 году Ростропович получил разрешение дать последний, прощальный концерт в БЗК. Он выступил как дирижер. Мстислав Ростропович дирижировал шестой симфонией Чайковского. В концерте принимал участие его ученик Иван Монигетти, который исполнил фантазию Чайковского «Рококо». В тот год он получил вторую премию на конкурсе Чайковского. Мстиславу Ростроповичу играть в этом концерте запретили. Прощальный концерт запомнился навсегда. Многие плакали. У Галины Павловны по щекам текли слезы. Все присутствующие понимали, что Ростропович и Вишневская уезжают не на два года, а покидают страну навсегда…
Я тоже так думала…
Перед отъездом Ростропович заблаговременно отправил свой дом на колесах в Лондон вместе с виолончелями и нотами. Забегая вперед, расскажу, что, прибыв в Лондон, Ростропович немедленно его покинул, ибо закон, принятый более 100 лет назад в Британии по поводу собачьего бешенства, гласил, что любимый, добрейший, лохматый бело-коричневой масти ньюфаундленд Кузя должен был шесть месяцев находиться в карантине. Ростропович и Кузя уехали во Францию. В Париже Мстислав Леопольдович снял трехкомнатный номер в отеле неподалеку от Булонского леса. Из СССР он уехал абсолютно без денег и рассчитывал на гастроли в Лондоне, но, как известно, покинул его сразу по прибытии. Ростропович собирался одолжить деньги у Солженицына, покинувшего Советский Союз в середине февраля 1974 года, и позвонил тому в Цюрих. К телефону подошла жена и заявила, что мэтр занят. На следующий день Мстислав Леопольдович позвонил опять. Ответ был тот же. Прошел еще один день, и Ростропович снова позвонил вечером. Солженицын трубку не взял. На Западе у Ростроповича и Солженицына была только одна встреча.
Все это время наши композиторы и главным образом их жены помнили о «проигранном кооперативном собрании» и жаждали реванша. Они решили отнять квартиру у Ростроповича и Вишневской и прибрать к рукам еще одну квартиру в нашем доме, которая принадлежала их дочерям. И это несмотря на то, что дом наш кооперативный, и квартиры семьи Ростроповича были выплачены, в отличие от многих других квартир. В 1977 году в головы общественницам пришла идея, а может быть, подсказали «сверху»: отнять эти квартиры в пользу «нуждающихся» в них композиторов. Как раз в это время в газетах началась травля Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской как отщепенцев, предателей Родины.
И отправились домкомовцы-общественницы за подписями по квартирам нашего Дома композиторов. Главным квартиросъемщиком нашей квартиры был папа. Мы прочли письмо, и я спросила у жены композитора Бернова:
— Юдифь Михайловна, а кому намечается передать эту квартиру?
— Холминову, — ответила она.
Я сделала вид, что не знаю такого композитора.
— Как, он же пишет замечательные песни о Владимире Ильиче Ленине!
— Холминов может выплатить за квартиру Ростроповича и антикварную мебель, белый роскошный Стейнвей, картины и остальные вещи?
— Нет. Он получит ее безвозмездно за честное служение Родине и коммунистической партии…
Папа не подписал.
— Ты представляешь этот ужас, если хор Пятницкого будет горланить песни Холминова в квартире Ростроповича?! — спросила я у отца, когда Бернова ушла. Я ненавидела эти помпезные песни не меньше, чем китайскую музыку!
Решением кооперативного сообщества Дома композиторов Ростроповича и Вишневскую лишили собственной квартиры на Огарева, 13.
Веронику Леопольдовну — сестру Ростроповича из квартиры выгнали, квартиру отняли. Вернее, господа композиторы так думали.
15 марта 1978 года Мстислава Ростроповича и Галину Вишневскую лишили советского гражданства.
А перед этим была организована травля на высшем уровне. Было организовано собрание артистов Большого театра, другие собрания против Вишневской и Ростроповича как предателей родины. Беспрецедентная (на тот момент) травля в центральных газетах. Мстислава Ростроповича лишили членства в Союзе композиторов. Их лишили всех званий, медалей и орденов. Но правительству СССР не удалось организовать «письмо» против Вишневской и Ростроповича. Эмиль Гилельс, Юрий Темирканов, Святослав Рихтер письмо не подписали. Акция была сорвана.
Сестра Ростроповича Вероника жила на даче в Жуковке. В том самом трехэтажном доме, в котором стоял орган и собирались оркестр и хор. Вероника Леопольдовна понимала, что после лишения гражданства будет проведена немедленная конфискация имущества. Она волновалась, зная, что в ходе конфискации квартиры и всего содержимого в ней конфискуют и белый рояль, единственный в СССР. Вероника позвонила музыковеду Раисе Глезер.
Семья Ростроповичей и Глезер дружили десятки лет, и квартиры в ДК они купили на одном этаже. Первая мысль была перенести рояль к Раисе Глезер. Ира Шостакович, жена Дмитрия Дмитриевича, сказала, что можно поставить рояль у нее в квартире, рядом с черным роялем, который Ростропович подарил на шестидесятилетие Шостаковичу. Но к утру пришло сообщение, что Миттеран звонил Брежневу и потребовал, чтобы квартиру Ростроповича не трогали. Затем Мстислав Ростропович подал жалобу в Международный суд в Гааге и квартиры отыграл.
Через день после лишения гражданства СССР Галина Вишневская написала письмо Брежневу:
"Гражданин Председатель Верховного Совета Союза ССР! Верховный Совет Союза ССР, который Вы возглавляете, лишил нас советского гражданства. Точнее, Вы лишаете нас возможности жить и умереть на своей земле, на которой мы родились и которой небезуспешно отдали почти полвека нашей жизни, посвящая наш труд и талант своему народу. Наш вклад в советское искусство был оценен советским правительством присвоением нам высших наград СССР: солистке Большого театра Галине Вишневской — звания народной артистки СССР и ордена Ленина, а Мстиславу Ростроповичу — Сталинской премии, Ленинской премии, звания народного артиста СССР и степени профессора Московской консерватории.
Мы — музыканты. Мы мыслим и живем музыкой. Наше мироощущение, наши взгляды, наше отношение к людям и событиям полностью вытекают из пашей профессии. Предъявленные нам Верховным Советом обвинения являются чистейшим вымыслом. Мы никогда ни в каких антисоветских организациях, как на своей родине, так и за рубежом, не участвовали. Вы не хуже других знаете, что единственной нашей «виной» было то, что мы дали приют в своем доме писателю А. Солженицыну.
За это, с Вашей санкции, на нас были обрушены всяческие преследования, пережить которые было для нас невозможно: отмены концертов, запреты гастролей за рубежом, бойкот радио, телевидения, печати, попытка парализовать нашу музыкальную деятельность. Трижды, еще будучи в России, Ростропович обращался к Вам: первый раз с письмом и дважды с телеграммами с просьбой помочь нам, но ни Вы, ни кто-либо из Ваших подчиненных даже не откликнулся на этот крик души.
Таким образом, Вы вынудили нас просить об отъезде за границу на длительный срок, и это было оформлено как командировка Министерства культуры СССР. Но, видимо, Вам не хватило наших слез на родине, Вы нас и здесь настигли. Теперь Вашим именем «борца за мир и права человека» нас морально расстреливают в спину по сфабрикованному обвинению, лишая нас права вернуться на родину. Советское правительство имеет возможность издеваться над ныне живущими в России большими писателями: Владимовым, Войновичем, Зиновьевым — и Вы, наверное, думаете, что выбросили нас на свалку, куда в свое время выбросили Рахманинова, Шаляпина, Стравинского, Кандинского, Шемякина, Неизвестного, Бунина, Солженицына, Максимова, Некрасова.
В Ваших силах заставить нас переменить место жительства, но Вы бессильны переменить наши сердца, и, где бы мы ни находились, мы будем продолжать с гордостью за русский народ и с любовью к нему нести наше искусство.
Мы никогда не занимались, не занимаемся и не намерены заниматься политикой, ибо органически не расположены к этому роду деятельности. Но, будучи артистами по профессии и по призванию, мы не могли и не можем остаться равнодушными к судьбе своих собратьев по искусству. Этим и были продиктованы все наши человеческие и гражданские поступки.
Мы не признаем Вашего права на акт насилия над нами, пока нам не будут предъявлены конкретные обвинения и дана возможность законной защиты от обвинений.
Мы требуем над нами суда в любом месте СССР, в любое время с одним условием, чтобы этот процесс был открытым.
Мы надеемся, что на это четвертое к Вам обращение Вы откликнетесь, а если нет, то, может быть, хотя бы краска стыда зальет Ваши щеки.
Париж, 17.III.1978"
В январе 1990 года Галине Вишневской и Мстиславу Ростроповичу вернули советское гражданство. Вишневская заявила, что они никогда не отказывались от гражданства и поэтому и возвращать его не надо. Для того чтобы они приехали в СССР, правительство должно принести им извинения на самом высоком уровне, через газеты, телевидение, так, чтобы весь мир узнал об этом! Так, чтобы услышали в самых глухих уголках СССР. Принести извинения с точно таким усердием, как тогда, когда объявили их предателями Родины.
Мстислав Ростропович приезжал в Москву в 1990 году. В нашем доме по-разному воспринимали его приезд. Дом был наполнен радостью и страхом тех, кто приложил руку к тому, что свои квартиры Ростроповичу пришлось отвоевывать.
В тот день за дверью квартиры Ростроповича что-то происходило, что-то готовилось. Некоторые композиторы уже знали, что приглашены вечером на фуршет, другие справедливо понимали, что они изгои, и приглашения им не последует. И вот в назначенный час двойные двери квартиры открыли и Мстислав Ростропович пригласил всех жителей Дома композиторов на банкет!
источник
Переслал: Инна Коновалова - Канада
Переслал: Инна Коновалова - Канада
19
0
|
|
|
|
|
| |
