Мальчик спрашивает: «Папа, какая разница между
катастрофой и бедой?»
«Понимаешь, — отвечает отец, — вот если козлик упал
с моста в реку и утонул, это беда, но не катастрофа.
А вот если упал самолёт с партийно-правительственной делегацией,
это катастрофа, но не беда».
(Анекдот советского времени)
Низкие цены на нефть для нашей экономики, по мнению председателя Центробанка Эльвиры Набиуллиной, более не проблема, снижение темпов экономического роста тоже не должно пугать. Глава Центробанка уверяет, что экономика приспособилась к новой реальности и стране более не грозит экономическая катастрофа. Как понять такое заявление?
Для российских чиновников катастрофа — это если тюрьма или если уволят, ну или если вдруг поменяется глава государства. Они ведь зависят не от народа, а только от назначившего их на эту должность президента. А так — голода нет, поезда ходят, деньги на развлечения в Москве есть… Народ, конечно, иногда жалуется на какие-то трудности: цены растут, доходы падают, взятки приходится платить, законы не соблюдаются, суды нечестно судят… Но чтобы люди об этом меньше задумывались, власти ведут две горячие войны и одну холодную, обсуждают, не восстановить ли военные базы во Вьетнаме и на Кубе. Создание мифов для народа дорогое «удовольствие». Зато за такими мифами куда проще скрывать нарастающие проблемы.
Тем временем, лишаясь всякой надежды на будущее, люди уезжают из страны. Об эмиграции задумываются 23% россиян (опрос «Левада-центра»), у молодых людей с высшим образованием этот процент и того выше — 29%. Так ведь можно остаться без будущего. Но нынешних чиновников это не волнует — «после нас хоть потоп». Поэтому учителям, пытающимся прокормить семью, глава правительства советует идти в бизнес. А у пришедших в бизнес этот бизнес отнимает лично мэр столицы. Власти решают задачи самосохранения, им не до людских проблем.
Как же может выглядеть экономическая катастрофа в XXI веке? Не из российских чиновничьих кабинетов, а с точки зрения профессиональных экономистов. Результатом обсуждения этого вопроса стали эти заметки.
ОПОЗДАНИЕ В БУДУЩЕЕ
Российская экономика действительно приспособилась и к низким ценам на нефть, и к ограничению доступа к внешним источникам финансирования. Панических настроений на рынке пока нет. Нет и резких скачков цен, нет волны банкротств и разорений, нет массовых закрытий производств. Да, общие условия ухудшились (в первую очередь это касается объёма и динамики спроса), но не настолько, чтобы всё бросить и бежать… Очень многие смирились с тем, что возврата в нулевые уже не будет и если уж жить и работать здесь дальше, то придётся приспосабливаться к тому, что есть. И большинство тех, чьё положение сегодня относительно благополучно, готовы проявлять гибкость, в том числе снижать запросы.
Правда, заявления властей о том, что «экономика приспособилась», не стимулируют создавать эффективную экономику. Карьера в неэффективной системе для многих оказывается более реальной альтернативой, чем попытки преобразовать саму систему. И это уничтожает перспективу. Поэтому если говорить о самом существенном, чего недосчиталась уже сегодня российская экономика, то это в первую очередь возможности.
Экономического роста у нас уже давно нет, его перестали закладывать в ожидания даже на среднесрочную, а то и долгосрочную перспективу. Это означает, что многие фундаментальные механизмы инвестиционного процесса перестали функционировать. И теперь уже неизвестно, когда эти механизмы будут перезапущены — мировой опыт показывает, что на это могут уйти десятилетия. Но для огромного числа бизнесменов, тех, кому мотивом служит развитие, а не сиюминутная прибыль, причём именно здесь, в России, утрата перспективы и «драйва», вызванная затяжной стагнацией, — это потеря темпа и курса. А ведь не нефть и не газ являются главными ресурсами и богатствами страны, а способные и внутренне мотивированные люди. Их разочарование политикой и «голосование ногами» — серьёзный удар по развитию страны и экономики.
Мир сильно изменился за последние годы. И если сейчас наше деловое сообщество в лице хотя бы нескольких российских компаний не войдёт в глобальную экономику на уровне мировых лидеров, то в будущей экономической иерархии наше место будет незавидным. И нам придётся очень дорого заплатить за потерю главного невосполнимого ресурса — времени.
Хорошо ли, что экономика приспособилась к новым реалиям? Вряд ли. Экономика перестала быть индикатором и ограничителем политической и социальной стагнации. Теперь не видна черта, за которой — необратимое опоздание в будущее.
ОТ КРИЗИСА К КРАХУ
Пока же в стране ещё не остановился транспорт, есть связь, работают больницы, открыты магазины и ничто не напоминает о приближении той катастрофы, о которой, вероятно, говорила госпожа Набиуллина. Да, при нынешнем уровне политической нагрузки экономика ещё как-то худо-бедно работает, поддерживает жизнь общества и даже оставляет некоторый (хоть и небольшой) излишек для геополитических игр. Но нет никакой гарантии, что соблазн власти увеличить эту нагрузку на экономику не возьмёт верх. Уже сейчас оборонный бюджет раздут до небывалых размеров, санкции и контрсанкции буквально душат экономику: со второй половины 2014-го по 2017 год Россия потеряла $280 млрд притока капитала, в том числе прямых инвестиций — $85 млрд (Е. Гурвич, И. Прилепский, «Влияние финансовых санкций на российскую экономику», Вопросы экономики), непредсказуемость достигла такого уровня, что всерьёз обсуждается возможность войны с США.
Экономить на масле, чтобы иметь больше пушек, пытаться реализовать несбыточные геополитические фантазии и балансировать на грани авантюры, напоминающей Карибский кризис, можно только до определённого предела. Наверху могут вовремя не почувствовать, что система от кризиса переходит к краху.
Катастрофа, согласно определению, — это «перелом, решающий судьбу, гибельный, бедственный». В этом смысле катастрофой для России и её экономики стал антиевропейский политический курс президента Путина, отказ от модернизации государства и страны, мировая изоляция России (см. «Осознанный выбор?»), политика бесконечной государственной лжи во имя сохранения себя во власти и создания видимости легитимности. Движение по «пути, которого нет», — вот настоящая катастрофа.
