Страна победившего социализма органной музыкой интересовалась мало, пока на сцену не вышел он, сын политкаторжан и ученик знаменитого Гедике. Но он не только играл, он жил органом: искал старые инструменты и реставрировал их, помогал создавать новые, добивался строительства органных залов и, конечно же, учил. В этом году исполняется 100 лет со дня рождения Леонида Ройзмана, сыгравшего ключевую роль в развитии органного искусства в СССР.
Вообще-то, Леонид Ройзман виртуозно владел не только органом. Он окончил Московскую консерваторию и аспирантуру по двум специальностям: орган у Александра Гедике и фортепиано у Александра Гольденвейзера. Однако именно органное искусство он будет развивать всю свою жизнь, став преемником знаменитого профессора Гедике в консерватории. Организовав в 1958 году Постоянную комиссию по органостроению, Ройзман начал активно закупать новые немецкие и чешские органы, реставрировать старые. Параллельно делал все, чтобы увеличить число органных залов в стране. И это ему удалось: до него было два таких зала, после него – уже 60. Национальные органные школы во многих бывших советских республиках были созданы уже силами его учеников. Профессор много концертировал за рубежом, участвовал в работе жюри международных органных конкурсов. Заслуженный деятель искусств РСФСР, доктор искусствоведения, он был членом международной редакционной коллегии Нового собрания сочинений Иоганна Баха, которое выходит в Германии. Наконец, после 30 лет сбора материала он издал фундаментальный труд «Орган в истории русской музыкальной культуры».
Как мальчик из небогатой еврейской семьи смог пройти такой головокружительный и непростой путь в стране Советов? Пролить свет на это могут, пожалуй, немногочисленные родственники Ройзмана по материнской линии. Двоюродная племянница органиста, Надежда Айзенкоп, несколько раз встречалась с ним в Москве и Кисловодске. Вот что она вспоминает.
«Сын убеждённых революционеров, Леонид Ройзман появился на свет в Киеве 4 января 1916 года. Его мать, учительница Екатерина Гроцкая, была боевой женщиной. Она вышла замуж за преподавателя математики Исаака Ройзмана, который был социал-демократом и участвовал в революционной борьбе с самого начала. Среди его ближайших соратников был и Иосиф Сталин. Гроцкая тоже участвовала в этом движении, способствовала распространению светлых идеалов. Они были политкаторжанами – так это называлось. Они сами себя так называли. Её муж был маленького роста и щупленький, соратники звали его Исачок. Это имя говорит и об отношении к нему. Видимо, он был добрым и честным человеком. Бедный Исаак Ройзман сидел много и часто. И как только главный соратник в очередной раз, уже в советские времена, его сажал, жена тут же объявляла голодовку, начинала обивать пороги, писала письма. И, таким образом, через какое-то время его отпускали. После чего сажали снова. Бесконечные голодовки, естественно, не могут пройти бесследно даже для самого сильного человека. И у них обоих здоровье было подорвано. Сначала революционной, а потом, к сожалению, уже другой борьбой.
Моя мама, Софья Танкелевич-Айзенкоп, двоюродная сестра Леонида Ройзмана, часто бывала у них в гостях в Москве, она с 1943 года училась в Московской сельхозакадемии и жила в общежитии. А годы были голодные. И они мою маму подкармливали. Она мне много рассказывала про свою юность.
У Леонида Ройзмана было четверо дядьёв и тёть по линии матери, и они все дружно жили в Одессе. Все пятеро детей получили высшее образование, хотя их родители были необразованными. Чтобы выучить детей, они себе во всём отказывали. Мать, Софья, бабушка Леонида, была белошвейкой. Отец, Михаил, дед Леонида Ройзмана, был бригадиром извозчиков в Одессе. У него был свой экипаж, он очень любил лошадей. Он известен тем, что придумал панамку для лошади с прорезями для ушей для жаркой одесской погоды.
А юный Леонид Ройзман был с детства склонен к музыке, родители определили у него способности. И он стал подолгу заниматься на фортепиано. Потом он попал уже в руки к опытным преподавателям, закончил Академическое музыкальное училище при Московской консерватории, а затем и саму консерваторию.
Один из дядьёв Ройзмана, Николай Гроцкий, помогал ему деньгами. Семья его жила в Одессе. Ройзману удалось выучиться, в основном, благодаря дяде Коле. После смерти отца Леонид жил уже вдвоём с матерью, и они с трудом сводили концы с концами. Он всё время учился. Она получала какие-то гроши. Пенсии тогда были вообще копеечные, ещё меньше, чем сейчас. Николай же был врачом в Одессе, для послевоенного времени он был состоятельным человеком. Поскольку у него не было своих детей и они жили вдвоём с женой, существовали они неплохо. У них была большая, прекрасно обставленная квартира, и они ни в чём себе не отказывали. Из всех родственников Гроцкий помогал именно Леониду, потому что одного его считал талантливым. Купить кооперативную квартиру в Каретном ряду Ройзману помог именно дядя. Николай скончался в начале пятидесятых.
Леониду повезло и с преподавателями в консерватории – он учился у выдающихся музыкантов. При этом он был достаточно строгим человеком. И в то же время остроумным, любил развлечься, повеселиться. Однажды мы встретились с ним и его женой, Ларисой Мохель, в Кисловодске. Мне было тогда лет десять. Они отдыхали в санатории, и мы часто с ними гуляли. А потом я уже сама приезжала к ним в Москву. Леонид взял меня на концерт Эмиля Гилельса в Большом зале консерватории. Это был пианист мирового уровня. Я сидела в ложе, и оттуда было очень хорошо видно сцену. Меня поразили руки Гилельса – я привыкла, что у музыкантов тонкие длинные пальцы. У Гилельса были короткие руки с толстыми пальцами, но он так быстро с ними управлялся, что это была просто фантастика. Невозможно было даже предположить, что такими руками можно играть на фортепиано.
У Леонида не было в характере никакой заносчивости. Жили они с женой скромно, квартирка у них была маленькая. В одной комнате стояли сдвинутыми один к другому два рояля, каждый занимался на своём. С женой они жили практически в одной оставшейся комнате. Жена его преподавала в Гнесинском училище, она была ученицей самого Ройзмана, поэтому намного его моложе. Детей у них не было.
Естественно, у профессора были в консерватории не только преданные ученики, но и недоброжелатели, как бывает во всех творческих организациях. Были бесконечные склоки, от которых он довольно сильно страдал. Особенно, когда подходило время распределения выпускников. Тогда он говорил, что его самая большая мечта – как можно быстрее убраться из Москвы, чтобы не видеть, не слышать и не иметь к этому никакого отношения. Шла ожесточённая борьба, кого в какой город распределят. Излюбленным местом летнего отдыха четы Ройзман была Прибалтика, туда они и уезжали. В основном, они отдыхали на эстонском курорте Пярну. Там у Леонида были друзья.
Он ездил на гастроли довольно часто, объездил всю Европу. В свободное время любил фотографировать, сам проявлял плёнку и печатал снимки, ему это было интересно. Он снимал пейзажи, города, где бывал, знакомых и родственников. По стране он тоже путешествовал много, так как занимался установкой органов, сотрудничал с немцами. Ройзман был невероятно активен. Но с сердцем у него были большие проблемы. Он перенёс инфаркт и постоянно наблюдался у врача. Это было вызвано энергичной деятельностью и бесконечной борьбой. Когда он писал книгу “Орган в истории русской музыкальной культуры”, он чрезвычайно серьёзно над ней работал. Все первоисточники читал сам, сам переводил – у него было много словарей. Он свободно владел немецким, читал литературу на английском и французском. Все сведения он собирал без чьей-либо помощи. Работа была довольно напряжённой. Вообще, он был трудолюбивым человеком, не вёл светский образ жизни. Когда родственники советовали ему уменьшить нагрузку, поберечь себя, он всегда отвечал: “Деревья умирают стоя”. Это был его девиз, он всегда целиком отдавался любимому делу». Леонид Ройзман скончался в Москве 26 марта 1989 года.
Материал подготовил Дмитрий Васин
