Анне Герман было отпущено судьбой всего 46 лет.
Её голос, который многие называли ангельским, разительно контрастировал с теми страданиями, которые ей пришлось пережить. Песни, исполненные Анной Герман, заставляли плакать зрителей, провожавших и встречавших её часовыми аплодисментами.
Ею гордились все поляки, принимая «за свою», но она не была полькой по происхождению. Анна появилась на свет в 1936 году в узбекском городе Ургенч. Ее предки были выходцами из Германии и Голландии, перебравшимися в Россию во времена Екатерины II.
Родителей Анны помотало по Советскому Союзу. И в какой-то момент её мама, Ирма Мартенс, оказалась на одном из нефтяных промыслов Узбекистана, где познакомилась с ей отцом, Евгением Германом. Случилось маленькое чудо. За тысячи километров от Германии и Голландии встретились два человека, которые имели голландские и немецкие корни. Между собой они общались исключительно на немецком языке.
Любовь была не просто настоящей. Она была всеохватывающей. Эти люди боготворили друг друга, и появление дочери было для них настоящим счастьем. Но…
Анне не было и двух лет, когда отец был арестован.
Немецкая фамилия Herrman — была достаточным основанием для приговора «десять лет без права переписки», который на деле означал «расстрел». Обвинение? — «Шпионаж»!
Подписывайтесь на наш телеграм канал https://t.me/newrezumeorg
Ирма вполне могла быть арестована, как жена врага народа
— Мама, собирайся! Мы уезжаем! — собирая чемоданы, бросила она бабушке Анны Герман
И, опасаясь ареста, суда и расстрела, несчастная женщина, утратившая самого любимого человека на свете, переезжала с места на место непрерывно, прислушиваясь вместе с маленькой дочкой к шагам на лестнице. Зная, что рука НКВД может добраться и до нее.
Они объездили почти всю Среднюю Азию, отчаянно нуждаясь, не имея средств к существованию, постоянной крыши над головой. В 1943 году Анна пошла в школу. В этот момент они с матерью находились в Киргизии.
Их положение было настолько катастрофично, что Ирма даже не могла приобрести для дочери обувь.
Под ноги Анны мать подкладывала обычные деревянные дощечки, а сверху перематывала их тряпками.
Получались «шлёры» — разновидность сабо. При ходьбе они издавали резкий звук, вызывающий смех окружавших Анну ребят. И этот грохот деревянной обуви, сопровождаемый восторженными гиканьем киргизской ребятни, был одним из самых ярких, странных и страшных воспоминаний юной немки Анны Герман.
Шла война. Ирме и Анне Герман приходилось под страхом ареста и передачи малышки в дом для детей врагов народа, скрывать свою национальную идентичность. В 1942 году, путая следы, Ирма заключила фиктивный брак с поляком, который по одним данным погиб на фронте, по другим — вскоре расстались, чтобы больше не встретиться никогда, так как ни намёка на супружеские отношения в этом браке не было.
Дома Ирма и Анна разговаривали на немецком языке. Но как-то раз Анна случайно произнесла несколько слов на родном языке на улице, забыв, что её могут услышать люди.
Ирма быстро присела перед ней и пристально посмотрела дочери в глаза:
— Никогда, слышишь? Никогда не говори со мной на немецком, когда мы на улице, — зашептала она на русском языке. — Только когда мы вдвоём. Слышишь? Только, если мы вдвоём!
Испуг в глазах дочери сменился пониманием, она обняла Ирму руками за шею и зарыдала, осознавая, что, возможно, её неосторожность едва не стала причиной беды.
Опасения Ирмы были оправданы. Вокруг находились люди, которые получали похоронки на своих отцов, братьев, сыновей и мужей. Что стоило им, услышав и распознав немецкую речь, расправиться с постаревшей за время скитаний Ирмой и белокурой Анной, внешность которой выдавало происхождение «истинной арийки».
— Я обещаю, мамочка, я обещаю, – шептала она.
Но однажды…
Весной 45-го года вернувшийся с фронта советский солдат увидел на улице эту белокурую девчушку и, на радостях, подхватил её на руки:
— Победа, дочка! Ты слышишь? Победа!
И Аня, от неожиданности забыв своё обещание, данное маме, произнесла:
— Wir haben gewonnen? — что в переводе на русский означало «Мы победили?!»
Солдат опустил девчонку на землю. Несколько секунд внимательно вглядывался в её глаза, а затем настороженно спросил:
— Ты что… немка?
Сердце Анны сжалось от ужаса. Но, всё ещё не отдавая себе отчёта в происходящем, она ответила:
— Ja…
Солдат ошарашено снял пилотку и вытер ею вспотевший от жары лоб.
— Иди-ка ты, дочка, домой, — наконец, сказал он, а затем огляделся. — Только не говори больше никому, что ты немка.
Анна всегда вспоминала о своём советском детстве, как о счастливом периоде жизни. Она любила ташкентский рынок, запах фруктов и свежеиспечённых лепёшек, царивший там. А Ирма, непрерывно опасавшаяся ареста, чувствовала себя глубоко несчастной. Она мечтала покинуть Советский Союз.
Помог фиктивный брак
Ирма, давно не получавшая никаких вестей от мужа-поляка, перебралась по окончании войны в практически уничтоженную бомбёжками Польшу. Возвращение в Восточную Европу не сулило им ничего хорошего. Жить пришлось в нечеловеческих условиях до той поры, пока им не удалось уехать во Вроцлав.
Вокруг Анны были люди, говорившие на совершенно чуждом для неё польском языке.
«Как же она пойдёт в школу?»
Как будет учиться среди поляков? Эти вопросы не давали уснуть Ирме, грезившей возвращением на свою историческую родину, в Германию, о чем, разумеется, не могло идти и речи.
И вдруг… она услышала, как Анна повторяет польские слова. И говорит их практически неотличимо от местных жителей. Как настоящая полька!
Что за чудо? Помог абсолютный музыкальный слух Анны. В школе она прекрасно успевала изучать все предметы наряду с польскими ребятами, но…
«Жираф»
Началась травля. Причиной её было не столько немецкое происхождение, сколько высокий рост девчонки. Спустя годы, когда Анна достигла международного признания, она с улыбкой смотрела с высока не в переносном, а в прямом смысле слова, даже на многих рослых мужчин. Но уже в детстве она выделялась среди сверстников, которые не упускали случая уязвить и оскорбить её. Анна плакала, не понимая, почему другие дети издеваются над ней. Ирма не выдержала и перевела её в другую школу.
Всё плохое рано или поздно заканчивается. И обучение в школе вымахавшей до 184 см девчонки подходило к концу. Её не покидала выпестованная на уроках рисования мечта стать художницей. Однако Ирма, вспоминая их голодные годы, понимала, что в социалистической Польше необходимо иметь «реальную профессию», которая сможет прокормить её дочь, случись вдруг опять война.
Документы из художественного колледжа пришлось забрать. В моду входила профессия геологов и… Анна чуть было не посвятила жизнь поиску полезных ископаемых, ступив на эту стезю и начав обучение на геологическом факультете.
«Ты никогда не думала стать певицей?»
В ходе одной из геологических вылазок студентов-практикантов, Аня удобно устроилась с подругами в стоге сена, где компания молодых девчат спряталась от проливного дождя.
— Кто споёт? — в шутку спросила подруга.
И… Анна запела. Когда она допела последние слова польской лирической песни, обратила внимание, что вокруг стояла пронзительная тишина, насторожившая её.
— Аня, ты никогда не думала стать певицей? — шёпотом спросила девушку её подруга. Она лишь рассмеялась в ответ.
Впервые голос Анны Герман звучал во Вроцлавском соборе
На обряде бракосочетания в те годы было принято исполнять «Аве Мария». И девушка, которая должна была вскоре сочетаться узами брака, попросила подругу с чудесным серебряным голосом сходить вместе с ней в собор, чтобы испросить разрешения священнослужителей спеть для неё на свадьбе великое произведение Шуберта.
В соборе поинтересовались профессией Анны и, узнав, что она всего лишь студентка геологического факультета, воспротивились этой идее.
— Я вас очень прошу, послушайте ее! — отчаявшись, упрашивала подруга местного органиста.
— У вас пять минут! Только пять минут!
И Анна запела
Её чистый голос заполнил собой пространство собора, а подруга победоносно взглянула на органиста и заметила, как он переменился в лице. Анна пела без аккомпанемента, потому что растерянный церковный музыкант не мог играть. Мешала дрожь в руках, которые затряслись от удивления, восхищения и волнения.
Ваш удел и ваша судьба – музыка!
Так сказал церковный органист. Послушавшись совета, она начала брать уроки у одного из профессоров консерватории. Её голос к тому времени восхищал многих. Но начать концертно-гастрольную деятельность в те годы было непросто. Для начала было необходимо предстать перед специальной комиссией и пройти что-то вроде экзамена на профессиональную пригодность.
«Умные люди» нашептали ей об этой аттестации: «Если ты понравишься комиссии, они послушают тебя минуту-другую, а потом подпишут разрешение. Делов-то!».
Но комиссия слушала её вот уже час. И не хотела отпускать. «Это провал», – думала Анна Герман. Спев последнюю песню, она опустила глаза, тихо произнесла: «Извините…», хотела уйти.
И вдруг за её спиной раздались аплодисменты
Седовласый председатель комиссии с горящими глазами подошёл и пожал ей руку:
— Вы простите, пожалуйста, за то, что мы так долго мучили вас. Просто… такой голос я никогда в жизни не слышал.
Вскоре ей был послан судьбой и её будущий супруг, Збигнев Тухольский, который познакомился с ней несколько «оригинально». Придя в бассейн, молодой человек увидел златовласую красавицу, но… не знал, как подступиться, ведь такая красота казалась поистине неприступной.
— Девушка, вы не могли бы посторожить мои вещи, – наконец, выдавил из себя он и, увидев недоумённый взгляд незнакомки, сказал. Ничего ценного у меня нет, но вот эти часы мне было бы очень жаль потерять. Он плавал в бассейне, она стерегла эти трёхгрошовые часы, ещё не зная, что этот человек займёт одно из самых важных мест в её сердце. И однажды спасёт её от падения в пропасть отчаяния.
Стрелки тикали… Шло время.
Анна профессионально занималась певческой карьерой, но так и осталась бы «певицей местного значения», если бы не…
«Танцующие Эвридики»
Эту божественной красоты песню ей предложила исполнить композитор Катожина Кертнер.
— Но ведь эту песню уже исполняют…
— И что? Исполни её по-своему!
И Анна переделала эту композицию «под себя», отправившись с ней в 1964 году на польский фестиваль в городе Сопот. Трансляция мероприятия шла на все страны соцлагеря.
Так её узнали в Советском Союзе, где были очарованы златовласой высокой девушкой из Польши. Певица Анна Герман стала популярной в одночасье. Её пригласили на гастроли в СССР, где певицу ждали не только на концертах в разных городах Союза, но и в студии звукозаписи фирмы «Мелодия», где она записала свою первую пластинку.
Этот диск был на двух языках – итальянском (певица обожала итальянские песни!) и польском. Пошли предложения звукозаписывающих компаний из Франции и Германии, Италии и других стран сыпались градом.
Договор длительностью в три года был подписан с итальянской компанией, которая отныне ведала вопросами выпуска музыкальной продукции Анны Герман и определяла порядок гастролей в Италии.
Збигнева она почти не видела. Но этот мужчина, занявший позицию её супруга (хотя жили они без росписи долгих 12 лет), относился к отсутствию рядом жены с пониманием, чувствуя, что женщина, которая принадлежит всему миру, не может принадлежать только ему одному.
Италия. Смерть мечты
Предусмотренные договором записи в студии и концерты были редки, а вот записи интервью и фотосессии для глянцевых журналов сомнительного содержания – до неприличия часты. Шла банальная раскрутка. Ничего предосудительного по нынешним меркам. Любой современный исполнитель из России и любого другого уголка мира отвесил бы продюсерам низкий поклон.
Но Герман, мечтавшая петь, а не раздавать интервью, негодовала. Первый концерт на Западе состоялся в городке Фарли (Италия) лишь 27 августа 1967 году. Успех был колоссальным!
Зал аплодировал певице стоя, долго не отпуская её и аккомпаниатора, роль которого сыграл в тот, как оказалось, роковой день Ренато Серио. Герман была счастлива. А вот молодой человек, которому не исполнилось еще и 21 года, отчего-то грустил и выглядел утомлённым.
— Что с тобой? – заботливо спросила его Анна после концерта. — Ты не рад?
— Семейные проблемы, — слабо улыбнулся парень, до этого не спавший несколько ночей кряду, садясь за руль.
Авария…
Она произошла исключительно по вине этого итальянского юнца. Кто знает? Если бы в тот день Анну Герман обслуживал профессиональный водитель, то она здравствовала бы и поныне, радуя почитателей, если не голосом, то хотя бы воспоминаниями о безоблачном творческом пути
Но Серио отрыл перед Анной заднюю дверь. Герман села в машину. Вдвоём они тронулись в тот злополучный путь, предопределивший её судьбу.
Она смотрела в окно. В памяти Анны всплывали лица благодарных итальянских слушателей, истово аплодирующих ей. И молодая женщина улыбалась, всё ещё слыша шум не стихающих аплодисментов.
— Как красиво! – восторженно сказала Анна, переведя взгляд на сидящего за рулём Серио.
Её сердце сжалось от ужаса. Водитель спал.
—Проснись! — закричала она.
И он проснулся. Уходя от столкновения, Ренато вывернул руль, направив автомобиль прямо в бетонное ограждение. Сидевшая позади него справа Анна была не пристёгнута. Удар был такой силы, что молодую женщину выбросило через лобовое стекло на асфальт.
Анна пролетела двадцать метров и оказалась в кювете. Дело было за городом. Темнота сгустилась над дорогой. Искорёженный автомобиль и умирающая от тяжелейших травм женщина не были никем замечены до утра, пока водитель проезжающего мимо грузовика не обратил внимания на лежавшего без чувств за рулём искорёженного авто Ренато.
— Парень… Ты жив?!
Ренато оторвал лицо от руля. Болела сломанная рука и ступня.
— Со мной была женщина… Анна Герман…
В больнице у нее было обнаружено 49 переломов. Потеря крови была запредельной. Назначили срочное переливание. Позже она будет грустно шутить, называя себя итальянкой. Ведь итальянской крови в ней было значительно больше, чем немецкой после того рокового дня.
В Италию были срочно вызваны мама и муж. Врачи давали худшие прогнозы:
Понимая, что музыка для Анны – это её жизнь, Збигнев спросил: «Она сможет петь».
Итальянский врач устало посмотрел на него.
— Сеньор Тухольский, вы не поняли. Шансов на то, что она выживет практически нет. А если случится чудо, и Анна выживет, то шансов на то, что она сможет ходить, нет доподлинно.
От шеи до пят Анна была закована в гипс
В её теле осталась не сломана только одна кость – позвоночник. Именно этот факт спас её от полной неподвижности на опущенные ей свыше 15 лет. Даже в этой ситуации к ней подобрались ушлые журналисты.
Ирония судьбы…
Ещё вчера всё, что было связано с Италией, вызывало в её сердце любовь. А теперь… Италия ассоциировалась с кровью, болью, не дававшим ей спать и есть гипсом, сковывавшим всё тело. И, конечно же, с этим человеком, Ренато Серио, поставившем крест на её здоровье и судьбе.
Збигнев смотрел во след Ренато Серио, который явился было с извинениями и цветами, но был незамедлительно выгнан умирающей от боли Анной. А она отчаянно сжимала руку супруга и шептала…
— Я хочу домой… Хочу домой… В Польшу…
Он молча прикрыл глаза в знак согласия и произнёс только одно слово:
— Хорошо…
А затем ненадолго вышел, чтобы отдать распоряжения, связанные с транспортировкой жены.
— Вы с ума сошли? — сказал ему всё тот же врач. — Вы привезете ее прямиком в польский морг.
Но Збигнев не слушал никого, кроме Анны. Она вернулась в Польшу, и страна, ставшая ей родной, помогла оправиться от тяжелейших травм.
Гипс сняли через полгода…
И за это время все без исключения мышцы 32-летней женщины атрофировались. Она не могла ходить. Не могла держать ложку. Невыносимую боль причиняли пролежни. Лишь слабо и благодарно Анна улыбалась мужу за то, что оказалась на своей земле после такого жестокого, такого предательски-случайного крушения её итальянской мечты.
Она была похожа на ребёнка
Ребёнка, которому заново необходимо учиться стоять, сидеть и ходить. Збигнев не бросил. Он взял на себя всю заботу о восстановлении супруги, нервная система которой после трагедии была в ужасающем состоянии.
Но он был старше супруги на целых 8 лет. Умудрённый опытом 40-летний мужчина по-настоящему любил её и терпеливо утирал с милого лица женщины, ещё некоторое время назад покорявшей сердца тысяч зрителей, а теперь ненужной никому, слёзы.
— Давай… ещё шаг, родная… Давай…
И она, опираясь на его руку, делала этот шаг.
Это была проверка их отношений на прочность. Она не смогла пожертвовать своей карьерой ради него. А он? Талантливый инженер, окончивший польский политех, смог вложить в жизнь и судьбу потерявшей здоровье супруги всю душу.
Инженерный талант Збигнева пришелся как нельзя кстати, когда врачи, уповавшие на то, что время лечит, разводили руками, наблюдая за Анной, лежавшей пластом.
А он смастерил специальные устройства, которые помогли супруге восстановить двигательную способность рук и ног самого любимого, самого дорогого человека на свете.
«Мы должны расстаться…»
Эту фразу произнёс не он, а она. Сказаны эти слова были на пике отчаяния, когда было ясно всем и каждому (кроме, разумеется, Збигнева!), что возвращение на сцену Анны Герман невозможно.
— Хорошо, – спокойно сказал Збигнев не дрогнувшим голосом. — Но для начала ты вернёшься в прежнюю жизнь. Ты вернёшься на сцену. Ты родишь мне ребёнка. А потом… Если захочешь, мы расстанемся.
Боясь ответа, он обернулся. По измождённому от боли и страданий лицу Анны Герман градом лились слёзы. Ему хотелось верить, что это были слёзы благодарности, а не отчаяния.
Стараясь не заплакать, он произнёс.
— А теперь мы попробуем еще раз.
И они попробовали.
Проверка чувств на прочность состоялась. Збигнев был тем человеком, который прошёл с Анной весь её путь. От начала и до конца.
— Не можешь петь? Пиши! — кричал он ей, когда больше не мог смотреть, как она жалеет себя.
И она писала. Итогом этого стало появление на свет книги «Вернись в Соренто?», пронизанной болью всё той же трагедии, укравшей у зрителей возможность и счастье слушать и слышать Анну Герман.
Случилось так, как сказал Збигнев
Она вернулась на сцену в 1970 году, дав первое после аварии выступление во Дворце науки и культуры Варшавы.
Когда объявили: «После долгого перерыва мы вновь счастливы видеть на сцене Анну Герман…» ей на мгновение показалось, что у неё предательски отнялись ноги. Она не могла сделать шаг…
И вдруг ощутила тяжесть твёрдой мужской руки на своей спине. Силы вернулись, и Герман сделала шаг навстречу ослепительно ярким софитам, которых не видела так долго. Но запеть смогла ровно через 40 минут.
Зал аплодировал стоя, всё это время. А затем со сцены, наконец, полились песни Анны Герман, не звучавшие так долго.
Итальянские воротилы шоу-бизнеса предлагали ей возобновить контракт и сулили миллионы за выступления на ТВ, где, по замыслу, она должна была рассказывать о своей судьбе и долгом восстановлении после болезни. Идея показалась ей омерзительной.
«Мелодия» предложила петь на русском
Предложение прозвучало из уст Анны Качалиной, редактора фирмы «Мелодия», на русском языке.
— Петь на русском? А что, например? – заинтересовано спросила Анна.
И Качалина предложила ей прочесть текст песни «Надежда» на музыку Александры Пахмутовой и Николая Добронравова. Так родилась песня, звуки которой и сегодня вызывают у миллионов людей чувство нежности, тепла и доброты в их сердцах.
Пахмутова и Добронравов писали песню для исполнителя-мужчины, но именно Анна Герман спела «Надежду» так, что её очарованием и красотой в СССР были покорены все — от мала до велика.
В Советском Союзе Анна Герман стала олицетворением женственности и красоты. Диски «Мелодии» с её лицом на обложке мгновенно сметались с прилавков. Регуляторы громкости приёмников включались на максимум в те минуты, когда начинал звучать голос Анны Герман.
Успех и божественность «Надежды» закрепила песня «Мы долгое эхо друг друга» на стихи Роберта Рождественского. Вслушайтесь! Слышите ли вы хоть малейший акцент в исполнении этой великой певицы. Немки, родившейся в Узбекистане, покорившей сердца итальянской аудитории, снискавшей поистине всенародную любовь и признание в Советском Союзе? Его нет.
Эта запись сделана на «Песне года 1977», за пять лет до смерти Анны. Такой ракурс съемки выбран оператором, чтобы визуально компенсировать разницу в росте Анны Герман и Льва Лещенко, который был значительно ниже певицы.
Лещенко стоял на подиуме, Анна была где-то внизу, и грамотно выстроенная мизансцена, коррелировала со смыслом лившегося волшебной рекой со сцены текста, ставшего откровением. Герои песни «Эхо» не могли сойтись. А зритель, сидевший в зале и у экранов, не замечал, что женщина на голову выше мужчины.
Анна Герман очень любила советскую аудиторию. Выступая в одном из залов Нью-Йорка, она решила прийти пораньше, когда в пустом зрительном зале хозяйничала лишь уборщица. Анна запела без музыки, чтобы проверить акустику, а женщина, оказавшаяся русской эмигранткой, выронила швабру из рук и замерла. По лицу её лились слёзы.
Позже Анна будет писать подруге: «Все холодные улыбки, вся американская напыщенность ничего не стоили по сравнению со слезами этой женщины».
Беременность…
Возможность стать матерью напрочь исключалась докторами. Ведь её тазовые кости были собраны из мельчайших обломков искусными итальянскими хирургами.
— Вы угробите и себя, и ребёнка! Делайте аборт! — кричали ей в лицо врачи. Но перед глазами Анны стоял Збигнев, сказавший однажды, что всё будет хорошо.
И случилось так, как предрёк однажды муж. 26 ноября 1975 года, за пару месяцев до сорокалетия Анны, на свет появился здоровый малыш — Збигнев-младший.
Он был назван в честь человека, который вернул к жизни Анну.
Семейное счастье будет настолько недолгим
В январе 1981 года у Анны обнаружат остеогенную саркому — по организму рикошетом ударит старая автокатастрофа, переломавшая её жизнь и судьбу.
За год до смерти Анна попросила мужа достать ей Библию и сообщила о желании креститься. Но в какую веру? Она родилась в семье адвентистов, жила в католической стране, а многие близкие Анны исповедовали православие. Сам Папа Римский Иоанн Павел II был ценителем её серебряного голоса.
Представители 4-х конфессий (православия, католицизма, двух ветвей протестантизма) приходили к ней в разное время домой и с каждым из этих духовных лиц она беседовала. Заглянул к ней и некий шарлатан-биоэнерготерапевт, на свою беду высказавший отрицательное отношение к Богу. Анна выгнала его, сказав «Ни минуты под моей крышей!».
Откуда такая набожность? Она была рождена предчувствием скорого ухода. Конец жизни был близок, и ей хотелось уйти в иной мир с чистой душой, чтобы память о ней на земле была по-настоящему светлой. В итоге она приняла веру своей семьи, став адвентистом.
Боли, вызванные прогрессирующей саркомой, были не только сильны, но и постоянны. Одной из своих подруг Анна писала: «Мучения прекращаются лишь на несколько минут. И в эти минуты, первое, что я хочу сделать – это запеть».
Она ушла из жизни 25 августа 1982 года в Военном госпитале в Варшаве, куда её устроили знакомые. Уровень ухода за пациентами здесь был несколько лучше, чем в обычных больницах. В день ее смерти к ней пришли друзья, а затем заглянул Збышек, рассказывавшей ей о сыне. Они прощались не навсегда. Но когда Збигнев стоял в дверях, Анна вдруг улыбнулась мужу и сказала:
— Знаешь, а ведь теперь мне будет нетрудно уйти.
Он насилу сдержал слёзы, но, закрывая дверь, понимал, что видит её милое лицо в последний раз. Нужно было держаться. Дома его ждал сын, которому в день смерти матери было всего 6 лет. А сейчас – 43 года. Збигневу-старшему в этом году исполняется 91.
После смерти Анны он больше не женился. Никогда.
Человек, виноватый в несчастном случае, сломавшем судьбу Анны Герман, вскоре отметит 73-летие. В той чудовищной автокатастрофе он сломал руку и повредил стопу. На протяжении своей творческой карьеры Ренато Серио сотрудничал со звёздами мировой величины, включая Би Би Кинга, Брайана Адамса и Адриано Челентано. Хочется верить, что и про Анну Герман он не забыл.
Такая история.
/КР:/
Необыкновенный голос, красивая женщина и такая трагическая судьба…/
1
