Давид Малкин
Я затеваю романы, чтобы разобраться в человеческой жизни и смерти. Собирая материал для биографии третьего древнееврейского короля, Шломо, я встречал разные цифры: тысяча жён, тысяча притч, и всё это при длительности правления короля Шломо в сорок лет, то есть 480 месяцев. Делим тысячу на 480 – получается более двух свадеб в месяц. Где уж тут найти время на сочинение «Экклезиаста», на строительство Храма и укрепление империи! Не королевство в Иерусалиме, а сплошной «медовый месяц»!
«Что-то здесь не так», – сказал я себе. И открыл поучения Шломо сыну Рехаваму в пятой главе «Мишлей» («Притчей»):
«Сын мой, внемли мудрости моей, приклони ухо твоё к разуму моему / следуют наставления оберегаться «чужой женщины»/…Имей радости от жены юности твоей, любимой лани и прекрасной серны… её любви отдавайся постоянно. И для чего, сын мой, увлекаться тебе посторонней и обнимать лоно чужой?» / «Мишлей»,5:1,18-20/
Отец делится с сыном опытом жизни…
Так у меня зародилось подозрение, что король Шломо был однолюбом и до конца дней оставался верен своей первой женщине – она-то и воспета им в «Песне Песней» под именем Шломит. (Он Шломо, она – Шломит…)
Будем рассуждать иначе. Чего ж тут особенного: и в наши дня встречаются, тем более на Востоке, шейхи, владеющие десятками, а то и сотнями жён. Но в результате их неустанной гаремной деятельности дворцы таких шейхов бывают переполнены принцами – родственниками по отцу (такова, напр., Саудовская Аравия, где половина министров – сводные братья). Король Давид тоже питал слабость к женщинам и имел восемь жён, родивших ему одиннадцать сыновей и одну дочь – Тамар). Каждую жену короля Давида и каждого его сына Танах называет по имени. Упомянут даже первый сын Бат-Шевы, умерший во младенчестве.
А что с Шломо? Перелистываем книги Танаха, ищем, ищем и находим…одного единственного сына – Рехавама (для точности, и двух дочерей, Басемат и Тафат – в списке начальников округов о двух из них сказано, что они были женаты на дочерях короля Шломо: один на Басемат, другой – на Тафат).
Итак, от тысячи жён родился один сын!
Подозрение моё постепенно превращалось в уверенность: король Шломо был однолюбом.
Теперь оставалось найти в Танахе имя матери Рехавама. Это было несложно. Во второй части «Диврей айамим»(12:14) сказано: «А имя матери его НААМА, амонитянка».
С этого момента мне стало окончательно ясно и имя таинственной женщины, которая в «Песне Песней» названа Шломит и откуда пошли упрёки наших клириков королю Шломо за любовь к иностранке. Видимо, Шломо обожал свою жену, если в тех же «Мишлей» наставляет Рехавама: «Сын мой, храни заповеди отца твоего и не отказывайся от учения матери твоей» (амонитянки! – Д.М.) – / «Притчи», 6:21/
Очень рано Наама исчезает из летописей Танаха. По-видимому, она не успела родить любимому мужу других сыновей, кроме Рехавама. Во второй половине своего правления королю Шломо пришлось заключать «политические браки» – не удивительно, что никаких наследников от таких союзов в Танахе не зафиксировано.Да и сами жёны, включая египетскую принцессу, поданы «общим списком», даже без указания имён, что только подчёркивает их отличие от Наамы-амонитянки: «политические жёны» и только! (Для точности, укажем упоминание в Танахе в связи с королём Шломо ещё одной женщины – царицы государства Сабы. Но и здесь чисто интеллектуальная симпатия, а не любовь с рождением детей. Она приезжала в Иерусалим «за мудростью» Шломо и уехала вполне довольная тем, что легенды о его уме и богатстве подтвердились.
Такие рассуждения да ещё и чудесный текст «Песни Песней» подсказали мне характеры персонажей романа «Король Шломо».
Человек древний не мог, подобно нам, заглянуть в альбом с фотографиями или сверить свои воспоминания с письмами или вырезками из газет в семейном архиве. На чём же он основывал свои свидетельства о жизни короля Шломо? Учёные отвечают: «Ни на чём!» На воздухе, в котором были распылены легенды и сказки об этом всегда древнем и по мере удаления от событий всё более любимом короле. И ещё, так как в эпоху создания канона Священного писания летописцы могли допросить «очевидцев», т.е. тех, кто слышал от прадеда, а тому рассказывал… и т. д. – это даёт право реконструировать рассказы, на которых основывается версия о тысяче жён.
Сегодня Священные книги охватывают весь ТАНАХ, хотя, строго говоря, к ним относится только ТОРА. Формально, канонизированы были все книги. В Священных свитках со времени их появления нельзя было изменить и букву. А с «Книгами Царств», с этими летописями заведомо более позднего происхождения? Учёные относят их запись к III веку новой эры. Так или иначе, они более поздние: не могли же в дни Давида существовать хроники с подробностями смерти его пра-пра-пра…-внуков! Записи о жизни древних королей, с чьей смерти прошло уже почти полторы тысячи лет, делались по рассказам и пересказам потомков, в которые, судя по всему, уже вторгалась, выражаясь по-современному, журналистика. Видимо так и попало в жизнеописание короля Шломо народная легенда о его тысяче жён. Возможно, те кто записывал эту часть биографии короля Шломо, рассуждали, как индонезийский президент генерал Сукарто, провоцировавший КГБ на публикацию снимков о постельных подвигах старичка-президента в обществе советских секретарш: «Печатайте, печатайте! Мой народ это любит!»
Представим себе, что поведает журналисту будущего потомок современного американца, скажем, о президенте Клинтоне. Он вспомнит о том, как Клинтон спас свою страну от безработицы? Увы, нет. Он расскажет про адюльтер Била Клинтона с Моникой Левинской.
А ведь от времени жизни Шломо до записи этой жизни в книгу хроник ТАНАХА – «Книгу Царств»,– прошло не менее 30 поколений! Если каждый иври рассказывал сыну о романе короля Шломо с Моникой, пардон с «царицей Савской» и египетской принцессой – то, возможно, так и набралась «тысяча жён». Народ вообще любит, чтобы «тысячи»: и притчей король Шломо сочинил тысячу и пять, и на жертвенник возлагали тысячу овец, и т. д. Тысяча – «во-первых, это красиво».
Мне хотелось сделать героем романа-биографии Шломо построенный им Храм. Но прежде, чем объяснить, что это значит, поговорим о мудрости короля. Мне кажется, Шломо слишком рано задал себе вопрос о Божественной справедливости, то есть о смерти. В ту пору, когда молодая душа ещё плохо владеет искусством самоуговаривания и компромисса, очень опасно обнаружить, что «один конец у праведника и злодея».
Всю жизнь Шломо потратил на поиск спасительной формулы, позволяющей жить с таким знанием. Преуспел ли он в своём поиске? Помог ли ему в этом Храм? Книга моя писалась, чтобы разобраться в этом.
…За что же такое наказание человеку Шломо?
Ответ – в другой части Танаха – в Первой книге Царств. Когда Господь в Первый раз явился Шломо во сне и спросил, какой награды желал бы сын великого Давида, Шломо выбрал Мудрость.
Господь одобрил такой смелый выбор: не богатство, не бессмертие, не скальпы врагов, а Мудрость.
Наши комментаторы уже три тысячи лет восхищаются мудростью Шломо, не обращая внимания на то, чем он заплатил за всепонимание – плод с Древа Познания. Шломо прозрел: всё – суета! Зимний пар изо рта! (Другой перевод той же ивритской формулы)
Раз Господь решил, что всё на земле смертно, то любое наше занятие в этой жизни – суета.
Мог ли юный Шломо догадываться об этом? И если бы мог, если бы знал, какие открытия ему предстоят, он выбрал ли бы Мудрость ещё раз? Или предпочёл бы бессмертие, вечную молодость? Хотя бы попросил Господа избавить его от всепонимания (зверей – ладно, но людей!) Посильно ли такое для человека? Я чувствую, что здесь бунт, здесь причина того, что Бог ни разу не помянут в «Песне песней» и что «скрыл он от людей … притч». Здесь рядом такой важный вопрос Человека Разумного: зачем нужно знание? Делает ли оно человека счастливее или это – путь к изгнанию из Рая (если так, то Рай – это место счастливого неведения и заблуждений).
Давид, Шломо и всё человечество (Новое прочтение Книги Царств)
В годы, когда я каждый день мучительно старался понять жизнь короля Шломо, мне попался на глаза «Море а-невухим» («Наставник колеблющихся») – сочинение, в котором молодой Рамбам высказал предположение, что древние евреи «заразились» принесением в жертву животных – от язычников: сперва в египетском рабстве, а потом от соседей из заиорданских царств Амона, Моава и отчасти Эдома. Нужно было подготовить иврим к более возвышенным формам культа, и король Шломо по завещанию отца, короля Давида, построил Храм.
Построил Храм… Но к этому моменту, считается, что у древних евреев уже был в Эрец-Исраэль с десяток храмов: Бейт Эль, Дан, Пнуэль и др. Может быть, Давид хотел постройкой Храма придать святость новой столице? Но в Танахе описан торжественный перенос Ковчега Завета в Город Давида. Чего уж более!
Если Господь велел Давиду построить Храм, значит Он решил, что пришло время перевести человека в новое качество – Человека Молитвы, создать себе собеседника.
Что же это такое, молитва?
«Молитва… раскрывает такие глубины человеческой личности, которые без неё остались бы невыясненными. Она как бы освобождает все ресурсы человеческого духа. (Милтон Стейнберг «Основы иудаизма»). «Молитва по сути своей – это чувства человека в присутствии его Творца, когда человек обращается к Нему. «Молиться» может означать только одно: стоять перед Господом» – пишет рабби Соловейчик.
Благодаря Рамбаму я понял: все храмы в Эрец-Исраэль были просто жертвенниками. Все!
Древнееврейские короли Давид и Шломо создали для своего народа, а через него вместе с ТАНАХ-м подарили всему человечеству – МОЛИТВУ.
Трудно сегодня представить время, когда человек ещё не умел и не смел обратиться к Богу с молитвой. Но эпоха Первого Храма – именно такое время. По всей Плодородной Радуге боги беседовали между собой, говорили с пророками, очень редко – с царями, а простые люди получали божественное слово из уст прорицателя. Это относится и к древним евреям. «Так говорит Господь», – постоянный рефрен в речах пророков.
Заподозрив, что древние люди не молились, я кинулся к хрестоматиям и университетским учебникам древней истории. Кроме нескольких текстов царских обращений к хеттским и вавилонским богам, я не нашёл ничего. Народы только приносили жертвы. Но человек хочет сам говорить со своим богом. То есть молиться.
О причинах, по которым человек «ищет молитву», замечательно написал современный религиозный мыслитель рабби И.Д. Соловейчик (сб. статей «Катарсис»):
«Наши мудрецы утверждают, что причина стремления к молитве коренится в переживании ЦАРА (ивр. беда, несчастье), в душевных страданиях…Шаткое положение человека в мире служит стимулом к молитве. Наша молитва АМИДА наполнена главным образом молениями, отражающими многочисленные опасности переменчивой жизни. Даже богатый человек молится о материальном благополучии, даже абсолютно здоровый человек молится о здоровье. Почему? Ответ в том, что человек уязвим, а его благополучие через минуту может рухнуть. «Вечером ложится в слезах, а утром приходит радость».
Но с тем же успехом может произойти обратное. Никакая хвала Богу, никакая благодарственная молитва не может идти от всего сердца, если мы не отдаём себе отчёта в том, что в любой момент можем оказаться вынужденными прибегнуть к мольбам о помиловании. И в каком бы отчаянном положении мы ни находились, истинное ощущение горя и несчастия невозможно без благодарственной молитвы о благословении Господнем и без нашей веры в то, что рано или поздно Он спасёт нас».
Древний человек не мог молиться по двум причинам: он не умел и он не смел.
Когда молюсь, я протягиваю руку к книжной полке и снимаю оттуда молитвенник «Шомрей Эмуна» с текстами на будни и праздники. А древний человек ещё не знал, какие слова нужно говорить Богу. Давид дал ему Псалмы, где есть и благодарения Богу, и молитвы на все случаи жизни: родился кто-то или умер, уходит человек на войну или отправляется в дальнюю дорогу. Но слова – это полдела. Где их произносить? Храм, построенный Шломо, всюду в Танахе называется «Дом Бога». Если я обращаюсь к хозяину в его доме, он, наверное, не сочтёт это за наглость и не накажет меня. Народ начал привыкать к самостоятельному общению с Богом, сперва только в Храме короля Шломо. А первую, так сказать «показательную», молитву произнёс сам Шломо при открытии Храма. Он громко просил Господа за весь народ иврим и за тех, кто к нему присоединился. И люди видели: вот «человек из мяса и крови» говорит с Богом. И ничего!
Но вот Давид принёс людям свои «Теиллим», «Псалмы» и, выражаясь по-современному, перевернул вектор общения: не сверху вниз, а снизу вверх. Теперь человек сам, без посредников, мог обратиться к Богу с Благодарностью, с восторженной хвалой, а также с просьбой, с жалобой на несправедливость, с вопросом и покаянием. Давид научил людей, что нужно сказать Богу во всех случаях жизни: прося о благополучных родах и при смерти близких, собираясь в опасное путешествие и устраивая свои финансовые дела. И т. д. «Голос человека в «Псалмах» не является ответом голосу, сошедшему с высот. Он вырывается из сердца человеческого – это вопль и пение», – пишет рабби Носсон Шерман в эссе «Рут и семя Машиаха». Откроем книгу «Теиллим». Вот начала псалмов:
«Господи, как многочисленны враги мои, многочисленны поднявшиеся на меня…» – пс. 3
«Когда призываю, ответь мне, Бог справедливости моей» – пс. 4
«Словам моим внемли, Господи, пойми помысел мой…» – пс. 5
И т. д. Повторяя за Давидом слова псалма, человек напрямую обращается к Богу.
С момента появления псалмов верующий человек уже «умеет» молиться. И он это делает: «Теиллим» ежедневно читаются в синагогах.
Давид дал людям молитвенник. Теперь нужно было посметь им пользоваться.
Известны рассказы этнографов, как дикие люди из «найденного» племени, увидев, как молится «белый брат» приходили в ужас. Не каждый закалённый воин мог смотреть на такое: человек говорит с Богом напрямую, без посредников – жрецов, колдунов, шаманов или душ усопших предков. И сегодня, эмоциональное переживание таких молитв Судного дня, как «Неила» и «Изкор» в Судный день приводит нас в великий трепет.
Видимо, Давид хорошо изучил человеческие характеры и понял, что люди будут смелее говорить с Богом, то есть молиться в самом Его доме. Так Давид пришёл к идее Храма, который в Танахе чаще всего называется «Дом Бога».
«…чтобы были очи Твои отверсты на дом сей ночью и днём, на то место, о котором Ты сказал: "Там будет имя моё, чтобы слышать молитву, которою будет молиться раб твой на этом месте…", – просит король Шломо. – Всякую молитву, всякое моление, какое будет от народа Твоего, Израиля, когда кто-либо из них почувствует бедствие в сердце своём и прострёт руки свои к дому сему, – Ты услышь с небес, с места пребывания Твоего, и прости, и сделай, и воздай каждому по поступкам его, Ты, кто знает сердце его, ибо Ты один знаешь сердце всех сынов человеческих…»
Теперь я понимаю, почему из всего множества наследников король Давид выбрал именно Шломо. Только Давид и, вероятно, пророк Натан понимали главную идею жизни Давида – дать людям молитву. Давид сочинил «Теиллим» и всё подготовил для строительства Храма. Он купил гумно Арваны на горе Мориа, на месте жертвоприношения Ицхака, и стал собирать строительные материалы, но Бог решил иначе: запретил Давиду постройку Храма, но тут же и утешил старика: «Вот сын родится у тебя…Он построит дом имени моему, а я буду отцом ему и утвержу престол царства его над Израилем вовеки».
Шломо действительно построил Храм. И на его открытии обратился к Б-гу (мне кажется, это – непревзойденный до сих пор образец возвышенной молитвы):
– Услышь молитву раба Твоего и народа Твоего, Израиля, которой они будут молиться на этом месте! Услышь в месте обитания Твоего – на небесах. Когда услышишь Ты, то простишь… Да будут очи Твои отверсты на моление раба Твоего и на моление народа Твоего, Израиля, чтобы слышать все то, о чем они будут взывать к Тебе…
Рабби Йосеф Берл Соловейчик считал желание молиться врожденным человеку: «Бездомность – общепризнанный факт жизни. Даже великий человек, человек, который, по словам Псалмопевца, "лишь немногим ниже ангелов", – бездомен… Коэлет, добившийся в жизни всего, чего можно было пожелать, не был умиротворен… Человек даже в своем величии бездомен из-за ощущения беспокойства и тоски. В этом состоянии он должен молиться; он должен возвратиться к Дому Молитвы». И далее: «В изгнании мы ищем Б-га, который и есть дом для нас. В этих поисках крохотный, напуганный человек обретает ощущение безопасности, а великий и мечущийся – умиротворенность». И еще: «В метафизическом смысле все люди находятся в изгнании. На философский вопрос "Что такое человек?" иудаизм отвечает: "Человек – изгнанник". Изгнание начинается с высылки Адама из Рая и является характеристикой бытия неукорененного человека наших дней. "Я чужестранец на земле, временный житель, подобно всем моим предкам", – говорит Псалмопевец. Человеческая бездомность коренится в беспомощности. Человек уязвим, подвержен болезни и смерти. Зверь тоже уязвим, но не бездомен, поскольку не осознает своего положения… Изгнанный или бездомный человек должен молиться. Б-г придумал бездомность, чтобы побудить человека создать дом». Человек, говорящий с Б-гом в Храме, мог ощутить свою защищенность от любого зла – поэтому в «Теиллим» так часто встречаются словосочетания: «скала моя», «твердыня моя», «оплот мой» и вообще, «сыны человеческие укрываются под сенью крыл Твоих». Когда человек в беде, искренняя молитва приносит ему облегчение. «Молящегося наполняет чувство, что Господь близок к нему, – говорит Авраам Карив. – …В этом сила молитвы: она облегчает страдание и очищает душу. Она – целебное средство от бед и духовный взлет человека!»
Из иудейского ритуала никогда не исключались и жертвоприношения, короли Давид и Шломо сами стояли у жертвенника. Но, очевидно, что молитва – это другая ступень духа, требующая самостоятельной оценки человеком себя и событий в мире. «Меир натив» (энциклопедия иудаизма) в разделе «Тахануним» («Мольбы») сообщает: «После молитвы священников в Храме народ падал ниц, и каждый произносил свои личные мольбы. Впоследствии и эти молитвы перешли в синагоги, но содержание их не было регламентировано. Каждый молился по-своему».
Никто не может проверить искренность человека. Молясь, он делает это сам, а более жесткого контроля не придумано.
Я думаю, величайшим достижением короля Шломо было приучение древних евреев к молитве, причем не только к коллективной, но и к личной – к интимной беседе человека с Б-гом. Думаю, что именно для этого был построен иерусалимский Храм и упразднены старые храмы (по существу, жертвенники) по всей стране. Жертвоприношения, к которым древние евреи пристрастились еще в египетском рабстве, продолжались до последнего дня последнего Храма, погибшего от рук римлян, – это правда. Но молитва сохранилась, рассеялась по тысячам синагог, где и звучит сегодня, и если Б-г захочет, будет звучать всегда. Но для того чтобы еврей мог молиться в синагоге и даже дома, нужно было бесстрашное интеллектуальное служение многих поколений религиозных вождей. В Иерусалиме оно началось с созданием Первого храма древнееврейскими королями Давидом и Шломо, а в последние дни Второго храма их дело взялся продолжить рабби Иоханан бен-Закай, бежавший из окруженного римлянами Иерусалима незадолго до разрушения Храма.
Человек провел тысячелетия в дикости, в борьбе ногтями и зубами за выживание. Медленно, очень медленно, с опаской и оглядкой шел человек к тому диалогу с Б-гом, о котором писал Бубер. Соблазн вернуться в дикость сохраняется и поныне, а желание толпы разрушить Дом Божий никогда не остывало.
Задумаемся о грандиозной интеллектуальной драме, которую за все человечество вынесли на своих плечах древнееврейские короли Давид и Шломо. Создание ими молитвы и Храма, думаю, не оценено и поныне, как не придумано до сих пор никакой другой защиты от всеразрушительной дикости, кроме молитвы. Может быть, последний призыв короля Шломо ко всем людям: «Б-га бойтесь!» – это и есть рецепт выживания.
