Страхи не рождаются на пустом месте – я жила недалеко от аэропорта и с малых лет питалась тревожными историями, которые приносили в клювиках родственники, друзья и просто знакомые. А несколько позже одноклассницы-стюардессы подкрепили мою сухопутную убежденность секретными откровениями из летного опыта. Плюс высокая литература из-под пера Хейли и фильм «Экипаж». Он был снят талантливо, тем и запоминался. Из всех моделей самолетов я отчетливо представляла лишь киношный Ту-154 с трюковым воздухозаборником. Остальные же видела только высоко над головой, с ужасом осознавая : вот ведь – такие железяки, а летают.
В конце августа 1998 года пришлось-таки перешагнуть через свою надломленную психику. Комбинированный тур посуху в Италию за год до того доказал, что запас здоровья и выносливости не безграничен. И времени, кстати, тоже. Настала пора борьбы с фобиями, хотя сделать это было сложно – в стране разворачивалась пружина дефолта.
29 августа 1998 года. Ранее утро. На дорожном посту , в километре от терминала, нас остановил гаишник, соскучившийся по интересным собеседникам.
Вот – может, это первое предупреждение и лучше сразу же повернуть назад ? Да нет, вроде отвязался. Мысли разделились на разные голоса. Это была внутренняя полемика.
Обновленный аэропорт Домодедово откроют несколько позже, а пока там шла реконструкция первой волны. Сермяжный дизайн старого образца и серо-буро-малиновый фасад терминала омрачили и без того мутное настроение. Под ложечкой защемило, но ненадолго – надо было еще получить билеты и остальные документы у турлидера.
Череда формальностей всё же отвлекла от глупостей. Таможенники и прочие недоуменно поглядывали на мои трясущиеся руки, суетливо сующие им под нос билеты и паспорт.
Пригласили на посадку. Двери нехитрого накопителя открылись. Кривая металлическая инсталляция в виде лесенки вывела к полю. Там уже неприветливо пыхтел такой ветеран ЛиАЗ, что впору было заранее прощаться с жизнью. Шипящие пыльные двери сомкнулись. Десять минут дребезжащего передвижения по летному полю заполнили бронхи строгим запахом соляра, пробивающегося прямо в салон. А за окном разворачивалась любопытная для новичка панорама. Припаркованные самолеты были разными – ухоженными и потертыми; яркими и линялыми; большими и не очень ; толстыми, как сарделька, и худыми, как сигара. Доверие вызывал солидный Ил-86 – именно эту аббревиатуру я разобрала на самом достойном из увиденных. Но автобус тащился дальше, к одиноко стоящему худенькому летательному аппарату с полуприжатыми к корпусу, как у осы, крыльями. Воздухозаборник!!! Так вот ты какой в реалии, Ту-154. Ладонь потянулась к кресту на шее – то был на месте.
Наверняка первые пассажиры позапрошлого столетия испытывали сходные ощущения и осеняли себя крестным знамением, когда решались сменить езду на конных повозках на чудо технического прогресса – паровоз.
В момент отяжелевшие ноги налились свинцом и , волоча невидимые гири, стали отсчитывать каждую ступеньку трапа. Наверху, из-под порожка входного люка пробивался легкий полудымок-полутуман. Так и надо, что ли? Но стюардессы, улыбающиеся у самого входа, казалось, ничего не замечали. Мне совсем не хотелось выглядеть в их глазах дремучей дурой с комплексами. Попытка придать лицу безмятежный вид и принудительно улыбнуться в ответ привела к тому, что терзаемая зубами жвачка неожиданно упала в дыхательное горло и плотно угнездилась в нём. Вот и всё!!! Это конец !!! Туфли пока еще вышагивали по напольному ворсу, а сознание уже начинало ускользать. Ну вот! Еще не взлетели, а уже загадочная смерть на трапе – это всё что успело пронестись в голове за считанные секунды. Но спасительный кашель из последних сил смог-таки вытолкнуть зловещий бубль-гум. Тот приземлился далеко в салоне – попытка изящной безмятежности провалилась.
На панелях замелькали циферки и буковки. D, E, F, 4, 6… Скорее бы упасть, вернее – сесть. Мне досталось место у аварийного выхода в ряду из двух кресел. Третье же отсутствовало – ВЫХОД ведь. Может, это и к лучшему? Если что…
В спинке кресла торчали журналы и схема салона. Руки нервно выхватили последнюю – никогда в жизни, даже перед экзаменами, я так жадно не вчитывалась в инструкции. Ну и где тут кислородные маски? А жилеты? Ну и обшивка у салона – бычки об неё что ли гасили?! Сколько же лет этой колымаге ? Или это уже зрительные галлюцинации?
По громкой связи что-то проговорили, но я еще раз пробегала взглядом по схеме. Но вот лайнер неожиданно дернулся. Как ответная реакция, внутри живота сразу же образовался холодный вакуум. Не надо нагнетать обстановку – в конце концов, мы же еще не летим, а всего лишь медленно катимся, перебирая по стыкам.
Параллельно тянулась сама взлетная полоса. И она была занята – это был разгон Як-40. Такой ведь малюсенький, а всё туда же. Уж лучше думать о чем-нибудь приятном. О чём же? Даже предвкушение будущей встречи с берегом Одиссея не помогало сосредоточиться.
Море, море, скоро будет море… Рим, Колизей, Помпеи. Отдыхать – не работать! Выключила ли я утюг? А газ? Сколько будет стоить доллар через неделю? Может, не тратить всё без остатка? А положила ли я сланцы в чемодан?
Бац! Резкий разворот на 180 градусов прервал весь этот сумбур. Лайнер покинул рулежку и занял исходную позицию на взлетной полосе. Да ну их, эти Помпеи, ты ещё Геркуланум вспомни! Уж лучше ни о чём не думать.
Скорость нарастала, позвоночник всё больше стал ощущать напирающую силу спинки кресла, но шасси пока ещё выстукивало дробь. Потная ладонь прилипла к пряжке страховочного ремня. Когда же это кончится или начнётся ?! Так, наверное, приговоренный к казни следит за передвижениями своего палача. Отрыв. Машина стала напористо набирать высоту. Уши постепенно заложило, а спасительный леденец «Взлетная» на всякий случай накрепко прилип к щеке. Ноги становились ватными и слабыми, внутренности запросились наружу. Перед глазами замелькали то искры, то целый рой мушек, то снег. Резко потянуло в сон. Нижнюю половину туловища я уже не ощущала. Машина стала круто заваливаться на одну сторону. В окне засвистела молочная пелена облаков. Я закрыла глаза, но мушки не исчезли. Время то растягивалось, то сжималось.
– Пресса, пожалуйста,- это вежливое напоминание стюардессы возымело эффект нашатыря. Через прорезь разлепленных век стало видно, что салон живет своей жизнью. Казалось, что для большинства это простая обыденность. Другая стюардесса исполняла перед пассажирами костюмированную пантомиму со свистками, лампочками и шнурками.
Номер закончился, и снова стихло. Я усиленно стала вслушиваться в неравномерный шум турбин. Он то нарастал, то ослабевал почти до едва уловимого. Почему? Всё ли в порядке с моторами? Почему самолет начинает крениться на один бок? Не потому ли стало так тихо? Откуда этот сквозняк? Из аварийной двери? Разгерметизация !!!
Оказывается, душа материалистична. Она прячется в солнечном сплетении, и когда ей там плохо, начинает метаться – то в бок, то в живот, то между ребер. Я еще крепче уперлась головой в спинку кресла и вознесла глаза к потолку. Иже еси на небеси, да светится… Стоп ! Перед глазами возникли раструбы кондиционеров. Мою медитацию окончательно прервала вовремя обращенная по графику реплика : «Через полчаса вам будет предложено горячее питание». Питание??? Вообще-то я сегодня совсем ничего не ела. Это на всякий случай.
Мушки куда-то улетели, и дышать стало немного легче. Чтение! Вот отличное занятие. В сумке лежала парочка путеводителей. Новенькие и красочные, они неожиданно привлекли внимание дядьки, сидящего рядом. Он умоляюще растеряно косил глазами на буклет потолще, возможно испытывая сходные ощущения, хотя и не был похож на авиановичка. Ну что же, держи свою спасительную пилюлю.
Тут из-за переборки потянуло мясным духом. Такая ароматерапия помогла , как ни странно, растревоженным внутренностям обрести равновесие и в какой-то мере даже спокойствие. Впору было застучать большой ложкой по откидному столику, торопя события. И это несмотря на недавнюю почти агонию. В распотрошенной фольге оказался гуляш с макаронами. И это было божественно. Никогда ранее и да и потом тоже нехитрое блюдо не казалось такой замечательной вкуснятиной. А красное вино, словно анастезия, еще дальше отодвинуло эмоционально-болевой шок.
Жевательный процесс логично перетёк в познавательное изучение высотного туалета. Он , если не считать отсутствия матового окна, был похож на вагонный. Сэкономили на иллюминаторе. Можно подумать с той стороны кто-то станет подглядывать. Минуты три ушло на изучение педалей и откидывающихся клапанов мусорных карманов. И еще две – я с перепугу терзала складную дверь, сильно прищемив при этом палец ребром створки. Первая травма , если не считать инцидента со жвачкой!
Я уже сидела у иллюминатора. Свободные места в начале салона позволили сделать это. Палец болел, что в какой-то мере тоже помогло переключить внимание. Москва-Минск-Будапешт-Загреб-Анкона-Неаполь. Надо же, запомнила! Попробую определить где кто.
Лесистая с бликами водных пятен равнина ускользнула как-то быстро. На смену ей пришла степь. А вон та большая сверкающая проплешина, наверное, Балатон. Снова степь , а теперь еще и облака. Гористые отроги восточных Альп внезапно оборвались раскрошившимся берегом Далмации. Но ни одного города по ходу маршрута я так и не определила. Красиво !!! Страхи взяли тайм-аут. Только спокойствие и апатичное оцепенение.
Узкий аппендикс Адриатики задержался всего минут на пятнадцать. Удивительно , но время-то почти вышло. Осталось всего лишь перелететь через узкое итальянское голенище. И тут я осознала, что жалею расставаться со своим наблюдательным постом. Земля стала просматриваться четче – лайнер занял более низкий эшелон. Объявили снижение, после чего послышалось нестройное клацанье пряжек. Сердце внезапно напомнило, что оно у меня есть, подпрыгнув до самого горла. Стюардессы прошлись по салону, обращаясь к запоздавшим. Я попыталась что-то ответить, но не услышала собственного голоса.
Вот лайнер дернулся.
– Шасси выпустили, – донеслась до слуха радостная констатация.
Взгляд приклеился к иллюминатору. Казалось, что посадка проходит чуть ли не над самым центром. Ну да! За бортом остался большой собор. Да простит меня святой Януарий, мы не задели крылом его округлый купол.
Это было спринтерское снижение. Я даже не успела на всякий случай испугаться перед самим касанием. Неожиданно шасси обнаружило себя второй раз – уже на взлетной полосе. Под недружные аплодисменты стала заметно падать скорость. Уф! Ну вот я и «размочила» сухой счет и даже не узнала, что такое страшная турбулентность.
Слух вернулся минут через пятнадцать – уже на паспортном контроле. Вместе с ним меня накрыла волна эйфории, словно чемпиона после победы на Олимпийских играх.
Каподичино , «аэропорто ди Наполи», который кроме фасада толком так и не удалось разглядеть, остался позади. Ничего! Я еще увижу его во всех красках ровно через неделю. Три с половиной часа задержки позволят сделать это и усилят желание поскорее очутиться на борту да и в небе тоже. Уж какие там фобии , когда есть вещи пострашнее – Дефолт. А пока , целую неделю – море, солнце, поездки и даже, как ни странно, фестиваль пива.
По возвращении домой на меня обрушились высотные сны. То это был городской летающий автобус-кукурузник, курсирующий по-над трамвайными путями. То – вертолет с грузом матрасов, срывающийся в штопор. Падая, он успевал «подстелить соломку», жертвуя поклажей. А однажды приснилась катапультация. Сны окончательно рассеялись после следующего авиавояжа. А после третьего путешествия я уже с ужасом вспоминала свое железнодорожное прошлое.
И почему люди не летают, как птицы? А что делать! Классик был прав.
Ирина Малаховская, 2007
/КР:/
Всё точно…
Состояние перед первым полётом и потом…/
