(из пионерской песни, должным образом исправленной)
Точно не знаю. Знаю только, что всех родителей срочно вызвали в школу, а зачем не сказали. Написали красным карандашом в дневнике, что де явиться. И все.
Это им все, а у нас полкласса предварительно выпороли.
Меня дома пальцем не трогали, зато существовали другие, не менее неприятные репрессии. Например, отец, прочтя приятную запись, выдал мне семьдесят копеек и велел постричься наголо. Я, не чуя за собой никакой вины, еле уговорил его подождать до завтра.
А назавтра выяснилось, что родителей вызывали, чтоб велеть купить всем нам пионерские галстуки. Большинство родителей вышло из школы, низко опустив глаза. Папа вообще, почему-то, люто любил пионерскую организацию. Главным его ругательством было – Павлик Морозов!
– Ну, ты, Павлик Морозов, – бранился он, – опять пение прогулял?
Или:
– Представляете, эти Павлики Морозовы швеллеры со стройки на металлолом утащили!
Или уже совсем:
– Зачем ты, Павлик Морозов, сказал мадам Берсон, что ее стекла разбил Валька?
– Папа, ты пойми, Валька уже неделя, как в пионерлагере, и ему ничего не будет, а так она тебе голову морочить не станет…
Вот такие дела. Но галстук мне папа все-таки купил.
В пионеры нас принимали на школьной пионерской линейке. Играли два барабана и горн, выступал ветеран партии, который почти видел Ленина. Так и сказал:
– Я видел нашего дорогого Ильича в гробу… – это он про то, как с делегацией ветеранов посетил мавзолей.
Старшеклассники, почему-то, начали смеяться, но их угомонили. А потом, видимо в наказание, заставили повязывать нам галстуки.
Вы будете смеяться, но сперва я очень гордился своим пионерством, даже расстегивал пальто, чтоб все прохожие видели мой красный, нет, алый, галстук. Из-за этого я простудился и заболел ангиной.
Выздоровев, я к своему пионерству подостыл и встречным-поперечным свой галстук больше не демонстрировал.
А потом… Потом я посадил на галстук кляксу. Клякса была огромной и очертаниями напоминала Африку. По этому поводу меня стали обзывать черно…попым пионером, африканцам всем примером.
Галстук пришлось снять, что вызвало возражения со стороны звеньевого Вити Власенко, который еще и настучал на меня председателю совета отряда Илюше Файнгольцу, а тот уже по всей форме доложил старшей пионервожатой школы Людмиле Михайловне. Меня вывели из строя на линейке и укоряли долго и нудно.
Пришлось обратиться к отцу с требованием купить мне новый галстук. Но я выбрал неподходящий момент, ибо папа наотрез отказался спонсировать такую обновку, зато разрешил мне выкручиваться самому.
Выкручиваться, так выкручиваться. Мне не привыкать. Самым простым было бы перестать ходить в школу. Идеальный вариант. Но родителям он шибко не нравился. В ход пошли нешуточные угрозы типа той же стрижки, лишения свободы передвижения и ежедневного конвоирования в школу и из школы.
И тут я вспомнил, что у бабушки есть красная косынка.
– Ошибка молодости! – называла ее она.
Косынку я нашел, но она оказалась квадратной. Другой бы поник головой, как боец молодой, но я не таков.
– Раз косынка квадратная, то ее надо разрезать пополам. И будет не один, а сразу два галстука!
Сказано-сделано! Вернее, сделано-то, сделано, но не сильно удачно. Нет, сначала все было довольно хорошо. Я сложил косынку, карандашом провел довольно ровную черту разреза… Вот только ножницы попались мне какие-то странные. Они резали зигзагами. Короче, косынка была погублена, а галстука как не было, так и не было.
И тут я вспомнил, что у бабушки есть еще и белая косынка, причем, даже треугольная.
Но белая…
А акварельные краски зачем? В те годы детям дарили или пластилин, или акварельные краски. У меня скопилось коробочек шесть этих красок «Радуга». Я выбрал красные краски и трудолюбиво покрасил косынку.
Высохнув, она даже стала напоминать пионерский галстук.
Назавтра был торжественный сбор, посвященный большому революционному празднику. На меня надели нарядную белую рубашку, новую курточку. Я сам повязал галстук и отправился в школу.
Все бы ничего, но на улице я попал под сильный дождь…
/КР:/
Прекрасно автор раскрывает детскую тему…/
