Мальчик Саша вылез из кроватки. Оделся. И решил не ждать, когда за ним приедут. Пятилетний ребенок, действуя на чистом инстинкте, оказался умнее многих взрослых образованных и многоопытных дяденек, которые сидели парализованные страхом, ожидая, когда придут их брать.
Саше Аскольдову было пять лет. Но он хорошо запомнил, как унизили мать, как она переодевалась под насмешливыми взглядами людей из НКВД. Она попросила их отвернуться, на что те, нагло ухмыляясь, сказали: «Ничего, привыкайте одеваться при мужиках». Мама была очень привлекательной женщиной. «И одевайтесь попроще», — сказал ей старший. «Вам теперь эти роскошные вещи не понадобятся»
А мальчик Саша, чтобы преодолеть ужас, играл в кроватке в метро. Он полз под одеялом в одну сторону кровати — это была одна станция. Потом в другую — это была другая станция.
Спустя 70 лет, рассказывая об этом в интервью, старик Аскольдов говорил: «Я до сих пор чувствую дрожь оскорбленной моей души».
Мать увели. Она с ним попрощалась: «Ты спи. Я вернусь».
Уходя, один из энкеведистов сказал другому: «Давай, ты её быстренько свяжи, и давай за мальцом». Они ушли. Пятилетний ребенок остался один.
Моему младшему сыну пять лет. Я не знаю, как бы он повел себя в такой ситуации. Мне это страшно представить.
Саша Аскольдов остался один в квартире. С включенным светом. И ощущал какой-то страшный холод. Чудовищный холод.
Он вылез из кроватки. Оделся. И решил не ждать, когда за ним приедут. Пятилетний ребенок, действуя на чистом инстинкте, оказался умнее многих взрослых образованных и многоопытных дяденек, которые сидели парализованные страхом, ожидая, когда придут их брать.
Натянул ботиночки. И тут была проблема. Ребенок не умел завязывать шнурки. Его учили. У него до этого не получалось. Никогда до этого у него не получалось. А тут они завязались.
Он подставил стул к двери, чтобы отворить её. Влез. Открыл английский замок. И ушел. В декабре. На заснеженную улицу. Ночью.
Он шел один. И не знал, куда идти.
Уже под утро он пришел к знакомому арестованного отца — бухгалтеру завода «Большевик» — еврею. Не мог дотянуться до звонка. Стучал в дверь. И разбудил всю коммунальную квартиру.
Как он узнал дом? Он запомнил, что один раз они праздновали в этой квартире. С многодетной еврейской семьей. А на столе была утка. И его мама отравилась этой уткой. И к ней вызывали неотложку. И машину «скорой помощи» ждали во дворе. Экстренный случай врезался в память.
Он пришел к этим людям. Там была девочка, с которой он когда-то играл. Вся коммунальная квартира, разбуженная им в предрассветный час, знала, чей он сын. И знали, почему пятилетний мальчик добрел до них в одиночку по ночному Киеву. Времена были страшные. 1937 год. Все боялись ночных гостей. Все боялись доносов. Того, что кто-то донесет первым. Донесет хотя бы на то, что остальные не донесли… Но все сделали вид, что ничего не заметили.
А через некоторое время в квартиру пришел человек в форме НКВД. Можете представить, как испугались спасители мальчика. Но энкеведешник достал из-за пазухи конверт. И сказал: «Это вам». Повернулся и быстро ушел, пока все находились в растерянности. В конверте были деньги. Деньги родителей мальчика.
Потом мальчика увезли к бабушке, которая работала в Москве уборщицей в трамвайном парке.
Аскольдов вспоминал: «После войны, уже став взрослым человеком, я искал след этих людей — он оборвался в Бабьем Яру, их расстреляли с тысячами других киевских евреев».
Булгаков и Палестина
Аскольдов пришел в режиссуру сравнительно поздно. По первой профессии он филолог, окончил МГУ, отделение драматургии и театра. Ещё студентом заинтересовался творчеством Михаила Булгакова. В Музее МХАТ прочитал машинописный экземпляр «Дней Турбиных». О Булгакове и его неопубликованном наследстве никто ничего не знал. Нашел в старом телефонном справочнике его номер. Позвонил вдове.
Елена Сергеевна Булгакова
«Будучи студентом, я пришел в булгаковский дом. Булгакова в нем уже не было, там жила одинокая вдова Елена Сергеевна — это было в 54 году, — и в течение 5-6 лет мы с женой из этого дома буквально не уходили. Три года мы спали на кровати, под которой лежала часть рукописи “Мастера и Маргариты”, — мы “пропитались” этим великим романом. По договору с Еленой Сергеевной рукопись романа была разделена, потому что в те годы рукописи странным образом пропадали. Вместе с Еленой Сергеевной мы работали над архивом Булгакова, который позже был пущен с молотка. Это были незабываемые годы, годы надежд, — лучшие годы в моей жизни.
Мы прочитали насквозь всего Булгакова. Мы не все могли понять, мы не были готовы, чтобы постигнуть весь мир Булгакова, — но мы его уже тогда прочитали. Вам, наверно, доводилось читать уже опубликованный Дневник Елены Сергеевны Булгаковой? К великому сожалению, этот Дневник позже ею был переписан, мне доводилось читать его, когда он выглядел иначе – открою вам маленькую тайну, которую еще никому не открывал, потому что мне эта перекличка видится очень важной. Когда Михаил Афанасьевич умирал, несколько ведущих МХАТовцев обратились к Поскребышеву, секретарю Сталина, с письмом примерно следующего содержания: врачи рекомендуют Булгакову особый климат, рекомендуют ему климат Палестины, — мы просим Вас дать разрешение на эту поездку Булгакова. И разрешение было дано. Елена Сергеевна записала в Дневнике, что Булгакову была рекомендована поездка, но она исправляла свой Дневник тогда, когда слово Палестина звучало не столь “комфортно”, как сегодня, и написала: Южная Италия, — что лично мне очень больно. Вот вам судьба Булгакова, вот вам булгаковский Иерусалим, вот вам его Палестина, в которой он не смог быть даже в воспоминаниях» — вспоминает Аскольдов (запись Андрея Сотникова).
Он помогал Елене Сергеевне до момента, когда открылся «ларец славы». Потом Елена Сергеевна, став официальной вдовой классика, резко переменилась. Их пути разошлись.
Сейчас письма Елены Сергеевной к нему, когда их печатают, снабжают сноской: «Александру Аскольдову. Адресат неизвестен»
Помощник Фурцевой
Была ещё одна известная женщина, которой он помогал до того, как стал режиссером. Это министр культуры Екатерина Фурцева.
О Фурцевой ходило множество анекдотов. Министр культуры Фурцева и патриарх в президиуме какого-то совещания. Фурцева: «Как у вас дела?». Патриарх: «Хорошо. Церкви полны, приношения богатые. А у Вас?». Фурцева: «Плохо. Сборов нет, народ в большинство театров не ходит». Патриарх: «А что если попробовать отделить театр от государства?»
Екатерина Фурцева
У Эдварда Радзинского описан замечательный эпизод: к советскому скульптору заявляется комиссия принимать композицию памяти павших в Великой Отечественной. Родина-мать разинула рот в скорбном крике.
— Чего она у вас кричит? — брюзгливо спрашивает министр.
— Она зовет Луначарского, — тоскливо отвечает скульптор.
Анекдот относился к временам Фурцевой, когда казалось, что ничего хуже на подобном посту быть не может. О Фурцевой говорили, что её отличает от Луначарского «пол и потолок». Что она демонстрирует ленинский тезис про каждую кухарку, которая может управлять государством.
Когда я смотрю на Мири Регев, я понимаю, что Фурцева в сравнении выглядит грамотной, начитанной, профессиональной и заботящейся о культуре.
Именно в момент, когда Фурцева управляла культурой, наступил знаменитый послесталинский культурный ренессанс шестидесятых. И кроме анекдотов стоило бы указывать на вещи, которые она реально сделала. А добилась она многого. И защитила многие начинания, в момент, когда их хотели, по обычаю, растоптать на корню.
Во многом добилась она этого благодаря хорошо подобранным помощникам, среди которых был Александр Аскольдов. Как он попал в её аппарат? Фурцева была подругой его репрессированной матери. Он знал её с малых лет. Видел её в эпоху войны. Она иногда приносила ему, мальчику, пирожки из райкомовской столовой. Он знал о её тайном романе с первым секретарем райкома (в сериале его сыграл Смехов).
Она ему доверяла. Это доверие сыграло большую роль в истории советской культуры.
Редактор Госкино
Несколько лет Александр Аскольдов был главным редактором Госкино. Все проходило через его руки. Его главной задачей было отстаивать новое кино перед партийным начальством.
Именно Аскольдов возил фильм Хуциева «Застава Ильича» на дачу к Хрущеву. И был единственным, кто выступил в защиту картины.
Это были годы взлета советского кинематографа. И средний уровень кино — был достаточно приличным по любым возможным критериям.
Тарковский говорил, что без Аскольдова он не выпустил бы первых собственных фильмов.
Он работал на многих административных должностях. Он помогал продвигать чужие произведения, прежде чем решил создавать свои.
Не говори: «Забыл он осторожность!«
Потом эпоха Оттепели сменилась наступающими заморозками брежневского застоя. Пошло наступление бюрократии. Честно работать в госаппарате стало невозможно.
Административная карьера в брежневскую эпоху была таким как Аскольдов категорически противопоказана.
В 1966 году он поступил на Высшие режиссёрские курсы. Его дипломной работой был фильм «Комиссар».
Тут важно подчеркнуть: 35-летний режиссер «Комиссара» не был наивным юношей, не знакомым с государственной цензурой и конъюнктурой. Он хорошо знал, на что идёт.
«Не говори: «Забыл он осторожность!
Он будет сам судьбы своей виной!..»
Не хуже нас он видит невозможность
Служить добру, не жертвуя собой».
Н.А.Некрасов
Рассказывают, что Андрей Платонов, с которым Гроссмана связывала многолетняя дружба, часто говорил ему: «Вася, ты же Христос».
Человек который снял в 1967 году фильм по произведению Гроссмана на еврейскую тему — хорошо понимал, что он сознательно выбирает Голгофу.
Но он очень хотел снять этот фильм. И будь что будет.
35 лет — это возраст о котором Данте сказал «Земную жизнь пройдя до середины, я оказался в сумрачном лесу».
«Комиссар» — это был его шаг к свету.
Оттолкнувшись от Гроссмана
«На мой взгляд, Гроссман — один из самых удивительных писателей. Я люблю у него буквально все: люблю его социалистические рассказики 30-х годов, в которых чувствуется невысказанная трагедия эпохи, люблю его роман “За правое дело”, который многие отринули, как произведение догматического, социалистического реализма и, естественно, я очень высоко оцениваю его последний великий роман. Вспомнив ранний рассказ Гроссмана “В городе Бердичеве”, я мысленно поменял все знаки препинания. Многие отождествляют этот рассказ с тем, что они видят на экране – да, это Гроссман, но это и не Гроссман. Фильм — это абсолютно самостоятельное произведение, по большому счету я только оттолкнулся от Гроссмана, вдохновился им» — вспоминал Акольдов.
Василий Семёнович Гроссман в Сталинграде
«Задумал большое дело. Ждет большое несчастье»
Он предложил идею корифею советского кино Сергею Аполлинариевичу Герасимову. Тот сказал: «Напиши сценарий, но никому в Москве не показывай. Приезжай ко мне на Урал».
На Южном Урале Герасимов снимал фильм «Журналист». Хороший фильм о любви столичного журналиста Алябьева к заводской девушке Шуре Окаемовой.
Аскольдов приехал. Отдал сценарий. Ждет день, другой. Ждал пять дней. Без ответа. Ну, думает: «Катастрофа». Потом Герасимов вдруг объявил: «Сегодня съемок не будет». И пошел с Аскольдовым на местный рынок: «Будем лепить пельмени». Герасимов был хорошим кулинаром. И любил серьезные разговоры вести под самолично вылепленные пельмени. Герасимов долго выбирал мясо. На выходе с базара стоял слепец. У него был картонный ящик. На ящике мышка. Слепец торговал предсказаниями. Герасимов предложил Аскольдову попытать счастья. Заплатили. И мышка нырнула в ящик и вытащила листочек. Корявыми буквами на этой бумажке было написано: «Задумал большое дело. Ждет большое несчастье. Хорошие люди помогут. Терпи».
«Да,.. Будем держаться, дружочек. Будем держаться», — сказал Герасимов.
С этого и начался фильм, который впоследствии стал «Комиссаром»…
«Товарищи евреи»
Снимали в городе Каменец-Подольский. На месте, где началась Катастрофа европейского еврейства в СССР.
Удивительный актерский ансамбль: Быков, Мордюкова, Недашевская. Шукшин.
Ролана Быкова он выбрал изначально. Ещё при написании сценария.
На съёмки привлекали раввинов и специалистов по местечковой еврейской жизни времен революции. Им не нравилось, как играл Быков — слишком истерично, суетно, еврей слишком грязный.
Быков ворчал: «Будут они меня учить, как евреев играть».
«Я очень благодарен Шукшину, что он согласился сниматься в картине, несмотря на небольшую роль, не просто сниматься, он был среди немногих, кто выступил в защиту картины, когда ее избивали» — говорил Аскольдов.
Мордюкову Аскольдов не знал. Увидев её, понял, что это Вавилова. И утвердил без проб.
Настоящее имя Нонны Мордюковой — Ноябрина. Он видел в ней необычное сочетание неженской силы духа и в то же время женской мягкости и доброты, которую проявляет Вавилова после рождения ребёнка и до ухода.
Евреи не хотели принимать участия в съемках, играть массовку. Боялись. Пришлось обращаться в ЦК Украины. Но и на съёмочной площадки жались и саботировали. Считали, что фильм всё равно не выйдет. «Товарищи евреи! — обратилась Нонна Мордюкова перед жителями Каменец-Подольского. — Как вам не стыдно?! Мы снимем очень хорошую картину, и она обязательно выйдет!». И добавила пару непечатных…
Потом Мордюкова ходила свидетелем на суд, защищая Аскольдова (его хотели, в придачу к увольнению за «профессиональную непригодность» и исключению из партии, ещё и осудить за порчу имущества — не все кони были подкованы).
Британская энциклопедия назовет Мордюкову одной из 10 лучших актрис ХХ столетия именно за игру в фильме “Комиссар”
Хождение по мукам
Сегодня даже трудно себе представить ту волну преследований и нападок, которую ему пришлось вынести. Не только со стороны антисемитов. Но и от евреев в ливреях, за то, что привлекает внимание, разжигает и пр.
Двадцать лет он был безработным. Чуть ли не единственным безработным в Советском Союзе.
Преследовали его жену, не давая защитить диссертацию. Дочку не хотели принимать в школу — из-за фамилии.
«Хорошие люди помогут» — предсказала мышка. Хороших людей всегда меньше. Но они были: веселый и элегантный актер и режиссер Владимир Басов, Георгий Товстоногов, Ростислав Плятт. Сподвижник Товстоногова — Роза Абрамовна Сирота налетела на Аскольдова после начала гонений: «Что мне для тебя сделать. Вот у меня талон на «Москвич». Может быть, ты хотя бы возьмешь его…». Он не взял. Ему было не до «Москвича». Несколько лет решали: посадят ли его в тюрьму…
История Аскольдова разбивает многие прекраснодушные либеральные мифы. Уничтожить картину решили коллеги кинематографисты, многие из которых до сих пор считаются жутко прогрессивными. А сохранить её помог Суслов — главный идеолог партии. Он это сделал после письма Аскольдова. Письма полного внутреннего достоинства и сознания своей правоты. Аскольдов писал, что уничтожение картины будет актом бессмысленного вандализма, который напомнит варварское сжигание книг в нацистской Германии. Суслов выдал резолюцию: «Прекратить безобразие», спася запрещенную государством государственную собственность и достояние страны.
Восстановил Аскольдова в партии член Политбюро Пельше. А заново исключал в 1986 году Борис Николаевич Ельцин. Аскольдов на заседание не явился, заявив: «У нас с вами разная партия».
Последние годы
После развала СССР Аскольдов долго жил в Германии. Преподавал в различных странах Европы.
«Я не эмигрант, я российский гражданин, у меня нет постоянного места прописки за рубежом, у меня так называемая “виза почета” в Германии за заслуги перед немецкой культурой, которую я продлеваю раз в два года. Я пишу, читаю лекции в академии кино Германии и Швеции — за этим не стоит больших денег. Все еще мечтаю снять фильм о России» — говорил Аскольдов..
Несколько раз он пытался снять новый фильм в России. Однажды даже решился позвонить министру культуры Швыдкому: «Вам звонит Аскольдов». В этот момент услышал: «А кто это такой?» Это «посвященный» и до сих пор восхваляемый всей либеральной тусовкой министр культуры спрашивал помощника. «Мне оставалось только положить трубку, потому что работать с псевдокультурой бессмысленно» — вспоминал Аскольдов.
Он считал, что после разрушение СССР уровень российского кино не поднялся, а окончательно рухнул. То, что мы видим на экранах — это не кино и не телевидение. Это не рассказывает о времени, о человеке, о том, что происходит с людьми.
Аскольдов говорил: «И еще здесь поразительно неадекватно относятся к тому, что происходит на Западе. У наших людей нет представления, что такое Запад, что такое западная культура, в ней никто из наших не интегрировался и не интегрируется никогда. Потому что капитализм — это очень плохо. Тут почему-то прочно утвердилась идея: как повезло тем, кто уехал на Запад и там прижился. Да пропади это все пропадом. Прекрасней, светлее людей, чем в России, нет нигде, и быть не может. По необходимости все мы там».
О чем фильм «Комиссар»?
О людях и революции. О человеческом и нечеловеческом в человеке. Это фильм о том, как маленькие люди становятся ареной больших событий, которые вершатся поверх них, на их судьбах, в их душах.
Это фильм о любви и жалости к человеку в безжалостные времена. Фильм о любви к детям, к семье. Это фильм об идеалах революции и общечеловеческих ценностях. Это фильм о выборе, который делают люди в трудные моменты истории. И у любого выбора есть своя цена и обратная сторона.
Это фильм о евреях. И о раковой опухоли человечества — шовинизме. Это военное и очень антивоенное кино. Фильм о безумии революции и очень революционный фильм.
Эрнст Неизвестный, говорил, что Аскольдов был коммунистом в романтическом смысле. И таким как Аскольдов не место в партии как девственнице в борделе.
Но девственница в борделе — рано или поздно перестанет быть девственницей. А Аскольдов остался романтическим революционером, коммунистом, который был враждебен брежневской КПСС.
Он был чужд и тем творцам советского официоза, которые потом будут торжественно сжигать свои партбилеты…
