Работа не спасала, утром выскрёбывать себя из кровати становилось тяжелее и тяжелее, и она сама не понимала почему. Видеть мужа опять не очень-то и хотелось. Тогда почему, почему? Откуда эта депрессуха?
Света, самая близкая подруга, настоятельно советовала пойти к психиатру, но в голове всё время крутилась мысль: «Что я, ненормальная, чтобы к психиатрам ходить?» Дни шли, лучше не становилось, скорее наоборот. Ноги буквально заставляла себя передвигать, сами они идти не хотели. А какая лёгкость движений и походки была раньше! Иногда даже чужие люди её спрашивали: «Вы случайно не балерина?» «Нет, библиотекарь!» – ошарашивала она их своим ответом.
Вот и сейчас, она шла по улице медленно, буквально волокла себя вдоль тротуара, хотя холодрыга стояла ужасная. Старая надёжная дублёнка почему-то не согревала. До метро ещё 10 минут ходу, но это другим, бодрым шагом, а не так, как она тащится. Так и околеть можно от холода. Может, зайти в продуктовый магазин, погреться? Рядом с магазином стоял невысокий мужик и как-то странно двигал по своему пальто руками. Проходя мимо, она присмотрелась.
Из расщелины пальто выглядывал крохотный котёнок, и мужик старался его прикрыть, но не совсем, не полностью, а так, чтоб мордочку и шейку котёнка было видно. «Девушка, купите котёнка! Красивый, породистый!» Она подошла поближе. Красивым и породистым котёнок не был, дрожал от холода неимоверно, но взгляд умных глазёнок был отчаянно дерзким. Чем-то сразу запал ей в душу. Мужику явно не хватало на выпивку, и он где-то откопал этого котёнка и решил продать. «Сколько?» – спросила она. «Тридцать». Деньги по тем временам немалые, но она торговаться не стала, вынула из кошелька деревянными пальцами три нужных бумажки и отдала мужику. Сделка состоялась.
Придя домой, вымыла котёнка в тёплой воде с мылом и завернула в махровое полотенце. Процедура ему явно не понравилась, но царапаться у него, по-видимому, не было сил, или просто он отнёсся к мытью с пониманием: в этом доме надо быть чистым. В высохшем виде он оказался куда пушистее, чем на улице. Но самостоятельно есть ещё не умел, хорошо, что дома нашлась пипетка. С удовольствием слизывал с неё молоко.
И началась жизнь с котом. Она назвала его Трёшкой – «тридцатник» как-то не ложилось на язык – и своё имя он усвоил на удивление быстро. И вообще оказался умницей. Усвоил слова «нельзя» и «можно» и, казалось, понимал многое. И характер у него оказался добрый и весёлый. Она вообще любила живность, но ни собаку, ни кота завести не могла – у мужа была на них страшная аллергия.
А про детей он даже слышать не хотел. Теперь, когда «аллергия» выкатилась из их дома, ни на кого не надо было оглядываться. И она дала волю своим чувствам. Трёшка вскоре научился есть сам, набирал вес и хорошел. Через две недели она уже находила его просто писанным красавцем. Прощала ему многое – когда он, как сумасшедший, носился по дому, чуть не сбивая её с ног, точил об кресло когти. Ну, пришлось купить и повесить на ручки кресла плотную ткань, хуже в доме от этого не стало.
Разрешала ему взбираться на тяжёлую портьеру и бухаться вниз. Фруктом он себя считает перезрелым, что ли? Ему явно было не больно падать, и он повторял этот трюк довольно часто. Она разговаривала с ним, как с человеком, и он, казалось, реагировал на её речь вполне адекватно. В прятки и в салочки котёнок играл совершенно сознательно – догонял её, салил мягкой лапкой и быстро убегал, прятался. Надо было его найти, осалить и убегать самой. Мог играть в эти игры до изнеможения. А она поймала себя на мысли, что ей снова стало легко двигаться.
Она обнаружила в Трёшке ещё одно замечательное свойство: он мурлыкал удивительно мелодично, на каких-то особых нотах, каких она не раньше не слышала ни у одной из кошек. Спать он забирался к ней на кровать и моментально заводил свою «песню», меся одеяло лапками.Она с удивлением заметила, что засыпает под эту мелодию гораздо быстрей, чем раньше. Бессонница испарилась.
Через два месяца муж попросился назад. Просто ввалился в дом с тем же чемоданом, каялся, говорил, что ужасно ошибся, что это было какое-то затмение. Клялся в любви.
Она его не выгнала, как-то не было сил выставлять его, такого жалкого, на улицу, что-то ему объяснять или о чём-то спрашивать. Заявила только, что кот останется дома, а муж пусть делает со своей аллергией, что хочет. Пусть хоть горстями таблетки глотает.И спит пусть на диване, в гостиной. Муж принял все условия, как миленький, говорил, что будет доказывать ей свою любовь, пока она его не простит.
Она встретилась опять со Светкой. Сидели они в ресторане, обсуждали происшедшее. Причём не без юмора. И вообще говорили со смаком обо всех накопившихся новостях. Светка рассказала что-то ужасно смешное и так развеселила подругу, что та смеялась долго и от души. Вдруг у их столика замаячилачья-то фигура. Слегка подвыпивший симпатичный молодой человек, с бокалом в одной руке, с полупустой бутылкой в другой заговорил с ними очень непринуждённо.
«Девушки, у вас за столом так весело, что аж завидно, а я сижу рядом в полном одиночестве. Можно, я к вам хоть ненадолго присяду? Вы так здорово смеётесь, что мне захотелось посмеяться вместе с вами». Разрешили. Он оказался совсем не пьяным и не старался пьяным стать, подливал девушкам вина, неназойливо балагурил. Потом Света заторопилась домой, и они остались вдвоём.
Говорили так легко, как будто были старыми добрыми знакомыми. «Давайте завтра пойдём вместе в Третьяковку? – предложил он. – Там сейчас новая выставка». В парне определённо был какой-то магнетизм. Она на секунду задумалась. И согласилась. Она любила живопись. И его компания ей не казалась неприятной. Они стали ходить по всем выставкам. Потом по театрам. Он оказался моложе её на два года, но рядом с ним она почему-то чувствовала себя маленькой девочкой.
Девочкой защищённой, которую не дадут в обиду. Он смешил её при каждой встрече, говорил, что ему безумно нравится, как она заливисто смеётся. Что он не знает никого, кто бы смеялся так мелодично и красиво, как она. «На таких милых нотах», – сказал он.
А перед Новым годом она упаковала чемодан и посадила Трёшку в большую сумку. Муж был дома, сидел у телевизора. «Ты куда?» – спросил он удивлённо. «Извини, я полюбила другого», – сказала она и тихо вышла из дома. Она не вернулась ни через месяц, ни через два. Она не вернулась никогда.